Битой. Правильно. Но они говорили также о поэзии, об искусстве и театре, о политике и религии.
Пит. О, я так и вижу их, этих жалких стариков. Они собирались в этой комнате, утешали друг друга, попивали шоколад и снова сражались в битве при Балинтаваке, при Сан-Хуане, на перевале Тила! Им так хотелось вновь почувствовать себя важными персонами — вот они и напоминали друг другу, сколь храбры были во время оно. Заброшенные и забытые, они ненавидели Настоящее. Они считали его грубым, вульгарным, заслуживающим проклятия. Разве не так, Битой?
Битой. Им многое не нравилось в Настоящем.
Пит. А больше всего не нравились люди, которые сейчас правят.
Битой. Да, они им не очень нравились.
Пит. Этим и кончилась революция! Этим и кончилась! Группки обиженных завистливых стариков собирались в пыльных книжных лавках, прогоревших аптеках, обветшалых домах вроде этого. Ты только посмотри на эту комнату — о чем она говорит? О неудаче! О поражении! О нищете! О ностальгии! И вот здесь они собирались, эти обиженные старики, чтобы вздыхать о Прошлом, проклинать Настоящее и тех, кто сейчас у власти! Но что произошло с этими старыми бойцами? Во время революции они были важными людьми, они были у власти. Тогда почему они потеряли власть? Почему их вышвырнули, почему их забыли? Потому что в конце концов их не хватило на то, чтобы справиться с Будущим! Потому что они пытались остановить время! О, это вечная история: сегодня революционеры, завтра реакционеры! И потому поднимаются новые люди. Новые люди отстранили их, люди помоложе и посмелее, которые не боялись проклятий, не боялись быть грубыми и вульгарными! Ты можешь назвать хоть одного видного деятеля революции, который удержался бы наверху в последующий период? Нет — их всех смело. И, может быть, к лучшему, что Рисаль, Бонифасио и Мабини[147] умерли молодыми. Ибо, кто знает, может быть, и они лишь пополнили бы ряды преданных забвению стариков, может, и они бы гнили в забвении и обиде, может, и они бы растратили остаток жизни, кочуя с одной тертулии на другую — попить шоколаду, посокрушаться. Как дон Лоренсо. Да, как этот великий дон Лоренсо! Посмотрите на него! Он растравлял себе сердце в безвестности и обиде. Ему нужно утешить гордыню, оправдать поражение — и что он делает? А он рисует себя настоящим героем! Энеем! Вот он здесь — в классическом одеянии, в классической позе, на фоне благородного классического пейзажа. Он целиком оторвался от родной земли, потому что родина отвергла его. И он помещает себя над грубым и вульгарным Настоящим — потому что Настоящее отказывается признать его значимость. Как он жалок! О, какая жалкая картина! Портрет художника, преданного забвению!
Все молча смотрят на Портрет. Никем не замеченные, по лестнице поднимаются Сюзен и Виолетта и останавливаются при виде молчащих людей. Переглядываются и хихикают в ладошку. Сюзен и Виолетта развязны в обращении и резки, злоупотребляют косметикой. На них узкие облегающие платья без рукавов. Обе изрядно навеселе.
Виолетта (приставляет ладонь ко рту и наклоняется вперед). Йа-хуу!
Все вздрагивают. Сюзен и Виолетта громко хохочут.
Кора (строго). Кто вы такие?
Тони (поднимается). Боже святый!
Сюзен (не обращая внимания на Тони). Простите за вторжение.
Виолетта. Так вы нас не знаете?
Сюзен. Я — Сюзен.
Виолетта. А я — Виолетта.
Сюзен. Мы актрисы.
Виолетта. Из «Парижского театра». Ну это (виляет бедрами) — варьете!
Пит (торопливо идет к ним). Ну, конечно, мы вас знаем! Определенно знаем! Сюзен и Виолетта, самые яркие звезды манильской сцены! Красавицы, я ваш рьяный поклонник! Не пропускаю ни одного представления!
Сюзен и Виолетта снова хихикают.
Какой сюрприз! Какой приятный, посланный богом сюрприз! Входите, красавицы, входите же! Кора, аппарат!
Кора. Что ты затеял?
Пит. Я сказал — достань аппарат.
Кора идет за фотоаппаратом.
Виолетта. Боже, вы хотите снять нас?
Сюзен. Вы из газеты?
Пит. Мы из «Ежедневных воплей» — «Дейли скрим», и мы чадим вас на обложке воскресного приложения.
Сюзен (подозрительно). С чего бы это?
Пит. Потому что вы великие и честные актрисы.
Сюзен. Бросьте шуточки, мистер.
Пит. Вы не хотите, чтобы вас сняли?
Виолетта. Только не сейчас! Мы ужасно выглядим!
Пит. Вы выглядите прекрасно!
Виолетта (хихикает). Честно, мистер, — мы поддавши.
Сюзен. Я — нет. Я чувствую себя великолепно.
Виолетта. Мы встретили пару морячков на улице. Мы сказали, просто сказали: «Не давайте спуску, парни!» И знаете что? Они взяли нас с собой и поили сколько влезет!
Сюзен. Они были очень милы. Настоящие джентльмены.
Тони (подходя к ним, строго). Что вам здесь надо? Виолетта. Привет, Тони.
Сюзен. Мы просто решили посмотреть, как ты живешь.
Тони. О’кей, посмотрели. А теперь выметайтесь отсюда!
Сюзен. Послушай, Тони, ты не смеешь так со мной разговаривать! Мы останемся здесь сколько захотим!
Пит. Ну конечно, оставайтесь! Тони, будь человеком! Мы хотим снять их.
Виолетта. Нет, ты подумай! Он на полном серьезе!
Пит. Уж куда серьезнее. Сюда, красавицы.
Виолетта (хихикая, быстро приводит себя в порядок). Но мы действительно ужасно выглядим! Нечего сказать — хороши будут девушки с обложки!
Сюзен (мрачно). Надеюсь, это не розыгрыш.
Кора. Какое девическое легковерие!
Пит (ставит Сюзен и Виолетту перед Портретом, спиной к зрительному залу). Ну-ка, стойте здесь. Кора, готово?
Кора. Надеюсь, ты соображаешь, что делаешь?
Битой. Пит, ради бога прекрати!
Эдди. Не мешайте ему. Он ставит дона Лоренсо на место.
Пит. Вот именно — среди его коллег, людей искусства. Я покажу ему, как задирать нос. А теперь вот что, красавицы. (Показывает на Портрет.) Видите эту картину?
Виолетта (смотрит наверх). Гм, весьма недурна.
Сюзен. Что там делают эти парни? Играют в чехарду?
Пит. Молодой человек несет старика на спине. Они эвакуируются. Война, понятно?
Виолетта. А где их машина?
Эдди. Ее реквизировали для нужд армии.
Сюзен (все еще смотрит наверх). Какие ужасные глаза!
Пит. У старика?
Сюзен (нервно поправляет бретельку). Я перед ним чувствую себя голой, у меня мурашки идут по коже…
Сюзен и Виолетта смотрят на Портрет.
Пит (отходит назад). Вот так, замерли, красавицы! Нет, нет, не смотрите в объектив — смотрите на картину! Вот так. Кора[давай!
Вспышка.
Вот и все — мило и прилично. Спасибо, красавицы.
Виолетта (подходит к Питу). А вы действительно поместите нас на обложке вашего журнала?
Пит. Безусловно! И с самой фантастической подписью, какую только смогу придумать. Какие-нибудь предложения, Эдди?
Эдди. Как насчет «Портрет одного мертвого художника и двух живых актрис»?
Кора. Пошло.
Пит. Пожалуй. Хотелось бы чего-нибудь похлеще.
Кора. Почему бы не дать что-либо непечатное?
Сюзен (не сходя с места, смотрит на Портрет). Нет, у него действительно страшные глаза!
Виолетта. Как вам это нравится! Ее очаровал этот дедушка. Эй, Сюзен, он тебя не съест!
