— Много времени? Для чего? Уж не хочешь ли ты…

— А кто говорит, что не хочу?

— Шелл… Ну, действительно!

Нам открыл дверь Тони Бризант. Он сперва бросился на шею Лукреции, потом — мне, и в глазах у него стояли маленькие блестящие слезинки. Миссис Бризант прибежала из кухни, вытерла муку с рук, прижала ее и меня к своей груди и начала восхвалять всех святых и… и меня.

Я вкратце рассказал то, что произошло, и как я смог освободить Лулу. Тони все время покачивал головой, но и он, казалось, не одобрил мой костюм, так как я видел, что он то и дело бросает на него взгляды.

— Как же вы смогли справиться с почти десятком гангстеров? — спросил Тони и снова покачал головой. — Совсем один.

— Я и сам этого не знаю, — ответил я. — Вероятно, все дело в моем взбудораженном состоянии. Если бы я мог мыслить ясно и логически, я бы остался в отеле, — и я с улыбкой посмотрел на Лулу, потом добавил: — Тони, если бы во вторник утром вы не последовали за человеком, которого приняли за Ярроу, то я не знаю, что бы случилось.

— Что? Разве это был не Ярроу? — спросил Тони. — И человек, с которым я говорил в церкви, тоже был не Ярроу?

— Нет, там был Ярроу. Но человек, которого вы преследовали во вторник утром, был Дэвид Стефенс. У преподобного Арчибальда была идея: он хотел проверить, действительно ли Ярроу и Стефенс так похожи друг на друга. И если бы у вас, Тони, были лучше глаза, вы бы не вышли из церкви. Так, как и Джил Рейес.

Он удивленно и молча смотрел на меня.

— Невероятно! — наконец прошептал он.

Я взглянул на Лукрецию.

— А как вы догадались, что в доме, в котором должен был жить Ярроу, на самом деле проживает Стефенс?

— Но это совсем просто, Шелл, — объяснила она. — Когда отец показал мне дом, в котором якобы жил Ярроу, я обратила внимание на имя на почтовом ящике. Там стояло имя Мэрфи. Когда мы вернулись домой, я посмотрела в телефонной книге. Адрес мистера Ярроу соответствовал. Поэтому я позвонила Мэрфи и получила правильный ответ.

— А откуда ты узнала, что ответ правильный?

— Я немного побеседовала с миссис Мэрфи. Когда две женщины говорят по телефону, они говорят бог знает о чем. Среди всего прочего я спросила у нее, кто их соседи, и она сказала, что дом уже несколько месяцев пустует, но в последнюю неделю там поселился Дэвид Стефенс.

— И тогда ты хотела позвонить мне, но в конечном итоге сказала доктору Полу Энсону, что ты знаешь, кто живет в доме. При этом ты, естественно, не могла предположить, что прослушивался уже и твой разговор с миссис Мэрфи.

— Откуда мне было об этом знать? Мне об этом никто не говорил. — Она закатила глаза. — Шелл, это действительно доставило мне удовольствие…

— Удовольствие?

Я вспомнил о Счастливчике, которого встретил возле церкви, об Эйсе, о человеке перед домом Ярроу, об «удовольствии» на Палос-Верде за кустами олеандра, об «удовольствии» с Блютгеттом и о том, что произошло в моем номере в отеле и, наконец, у дыры в стене…

— Да, удовольствия было много, — сказал я.

Мне открыла дверь миссис Блессинг.

Я опять услышал музыку на заднем плане, но она не покачивалась в такт музыке. Вероятно, у нее ушло много энергии на то, чтобы переварить мой взгляд.

Я знал, что она будет удивлена.

Тем не менее, она меня впустила, провела в гостиную и села опять таким образом, чтобы я мог полюбоваться ее ножками. Я остался стоять. Бросил последний взгляд на ее ножки и перешел к делу.

— Миссис Блессинг, — сказал я, — прошло больше времени, чем мне хотелось бы, но я все-таки пришел к этому.

— К чему?

— Вы сами знаете, миссис Блессинг. Когда Джил Рейес во вторник утром проезжал здесь, он якобы увидел Джо Кивано. И он воскликнул что-то в таком роде: «Иезус Христос! Мария, матерь божья! Остановись-ка!» Он сказал это по-испански, так как часто переходил на родной язык, когда был взволнован.

— Я не понимаю ни слова…

— Вы отлично понимаете, миссис Блессинг. Он говорил не о Марии, матери божьей, а он говорил о Марии или Мари…

— Я не желаю вас больше слушать…

— Еще как послушаете. Джил Рейес увидел не Джо Кивано, а вас, Марию Кивано…

Она начала отказываться, все отрицать, показывала мне все больше и больше свои ножки, но я как-то с этим справился.

— Начнем с самого начала, — сказал я. — С Пита Лекки. Он женился и у него родился сын Антонио, который стал убийцей полицейского. Его дочь Ангелика вышла замуж за Массеро Кивано и у них было четверо детей, внуков Пита Лекки: Джо, сорока семи лет, Андреа, на два года моложе, Фелисса, на три года моложе и Мария, на два года моложе. Значит вам сейчас сорок один.

— Мне тридцать девять.

Я улыбнулся.

— Пусть будет тридцать девять, — сказал я, — но вы выглядите даже моложе.

Она подтянула юбку, чтобы приоткрыть то, что было до сих пор еще скрыто. Правда она наверняка понимала, что теперь это ей не поможет.

— Все Кивано, — продолжал я, — жили несколько лет в Гарденс, в Калифорнии. И в это время там жил по соседству некий Джильберто Рейес. Он знал Джо, знал и его младшую сестру Марию. Он не видел ее шестнадцать лет, но я думаю, что было не трудно узнать ее снова во вторник утром. — Я ухмыльнулся. — В одном нужно отдать вам должное, миссис Блессинг, мужчины будут вас помнить. Да и я пару раз о вас вспомню, когда вы будете далеко.

Она неподвижно сидела в кресле, и губы ее были плотно сжаты. Потом она посмотрела на меня своими большими черными глазами и длинные ее веки дрогнули.

— Итак, Джил подошел к вам, но вы все отрицали. Вы очень не хотели быть Марией Кивано, и Джил был очень удивлен. Когда вечером он отправился к преподобному Арчи, чтобы поговорить с ним, его участь уже была решена. Вечером вы не были у Арчи — ни вы, ни Генри Ярроу. Рейес был принят мнимым священником и его командой.

Я закурил новую сигарету, предварительно попросив у нее разрешения.

— А потом пришел Тони Бризант и тоже осведомился о Кивано. Для него было ясно, что речь идет о Джо, хотя в машине Джил только сказал ему, что речь идет о Кивано. В действительности речь шла о Марии Кивано, и лишь Арчи уверил Тони в том, что речь шла о Джо Кивано.

Я затянулся и выпустил дым.

— Вам больше всего хотелось устранить Тони, но это было чересчур опасно, во-первых, потому, что два трупа опаснее одного, а во-вторых, потому, что он был отцом Лукреции Бризант. Его исчезновение вызвало бы большое внимание и привлекло бы на Виллу дополнительные наряды полиции.

— Я не знаю, почему вы мне все это рассказываете, — упрямо сказала она. — Я — не Мария Кивано, я — Мария Блессинг.

Я рассмеялся.

— Нет смысла больше отпираться, Мария. И я вам назову одну причину, согласно которой вы должны быть Марией Кивано. Первая попытка убрать меня была предпринята гангстером по прозвищу Счастливчик Райан. Но он предпринял ее по собственной инициативе. Коза Ностра нанесла удар лишь тогда, когда я поговорил с вами. Буквально через полчаса. А я не задавал вам вопросов относительно Джо Кивано, я задал вам вопрос относительно Пита Лекки. Зачем бы вам понадобилось говорить об этом Питу Лекки или преподобному Арчи, если бы вы не были Марией Кивано?

Она хотела что-то сказать, но я поднял руку и быстро сказал:

— Можете не тратить лишних слов, Мария. Будете говорить тогда, когда тут появится полиция!

Я поднялся и подошел к телефону.

Сержант Стрикер сказал мне, что он только что возвратился. Он даже вызвал подкрепление из Скоттсдейла. Он радостно сообщил, что Стефенс записал свои признания на пленку.

— Думаю, что он расскажет еще подробности.

Я быстро сообщил ему, в чем дело, и он обещал заехать за миссис Блессинг.

Повесив трубку, я спросил:

— Скажите, Мария, я с самого начала чувствовал, что Генри Ярроу даже не знал, в чем тут дело, и тем не менее он принял участие в этой игре. Как вам удалось убедить его сходить к преподобному Арчибальду, когда об этом попросил Тони Бризант?