П. Павленко в своей повести с глубоким волнением рассказывает о той чистой и ясной идейно-политической атмосфере, в которой растет и формируется новое поколение советских людей. Повесть вся озарена солнечным светом, полна жизнерадостности, веры советских людей в светлое будущее своей великой родины.

В конце сороковых годов начинается новый период в общественной и творческой деятельности П. Павленко. Весной 1949 года писатель едет на Всеамериканский конгресс в защиту мира;, организованный в Нью-Йорке Национальным комитетом деятелей науки и искусства; в том же году совершает поездку в Италию на Первый национальный конгресс Общества культурной связи «Италия-СССР», в 1950 году участвует в Общегерманском слете молодежи и в Первом съезде Союза немецких писателей; в мае 1961 года посещает Чехословакию.

Впечатления от поездок за границу дали материал для трех остро публицистических очерков: «Американские впечатления» (1949), «Итальянские впечатления» (1950) и «Молодая Германия» (1951).

П. Павленко и в этих последних публицистических произведениях призывал к борьбе с варварским миром капитализма; который, по слову Маяковского, «лег у счастья на пути». Книги послевоенных очерков Павленко бичуют англо-американский империализм, готовящий новую мировую войну. Писатель показывает твердую решимость народов земного шара дать отпор всем и всяческим поджигателям войны. Заграничные поездки, живые и непосредственные наблюдения дали писателю огромный материал для нового романа — «Труженики мира» (1961). П. Павленко не успел его завершить: смерть оборвала напряженный труд писателя-коммуниста, трибуна и агитатора.

Первая книга романа была опубликована в журнале «Знамя» в июне 1952 года. В предисловии к «Труженикам мира» Николай Тихонов рассказал о зарождении замысла этого произведения, о том, какие цели ставил себе П. Павленко. «В нем жил уже и развивался замечательный замысел эпической книги, которая должна была превзойти по своему охвату исторического и современного материала все его предыдущие романы».

Замысел эпопеи «Труженики мира» охарактеризован в письмо к Всеволоду Вишневскому (февраль 1950) самим Павленко. В этом письме П. Павленко говорит о желании написать «роман, который был бы по самой теме не только русским или узко советским, а коммунистический, международный роман… роман великих восстании, бунтарств, мучений и геройств».

«Труженики мира» — первая книга эпопеи, которая должна была обрисовать события великого десятилетия 1939–1949 годов.

Характерной чертой этого романа является широкий охват исторических процессов, определивших весь предвоенный период. Писатель сосредоточил внимание на основных, узловых явлениях исторического процесса. Именно в силу этого эпичность романа «Труженики мира» находит свое выражение не столько в множественности, описываемых событий, сколько в глубоком раскрытии их внутренних закономерностей, их исторического смысла и значения.

Идейный узел — строительство Большого Ферганского канала. Канал был создан в период начавшихся гитлеровских захватов, когда коричневый поток фашизма заливал страны Европы. Совершилась позорная сделка в Мюнхене, и жертвой пала Чехословакия. Фашистские орды ворвались в Польшу и грозили Франции. Война огненной лавой подкатывала к рубежам Советского Союза. «Июль 1939 года врывался в жаркую дремоту пустыни тревожной суетой на западе Европы, — пишет Павленко. — Но суета эта не беспокоила здешних людей: то ли они не придавали ей особого значения, то ли были заняты своими делами».

Спокойствие советских людей говорило о их силе и о воле к победе. В конце романа один из героев, Хозе Мираль, взволнованно думает о приютившей его Стране Советов: «Война не пугала тут никого… Они знают, что война в конце концов затронет и их… но делают свое дело… Спокойны. Уверенны».

Картина народной стройки, художественно воссозданная во всей ее исторической конкретности, перерастает в романе в обобщенный эпический образ светлого мира социализма, неколебимо противостоящего хаосу капиталистического общества.

Взлет творческой мысли, пафос созидания характеризуют всех героев романа: участников стройки Дунана Дусматова, Амильджана Шарипова, инженера Белоногова, Ольгу Собольщикову, артистку Кумри Хусаинову, корреспондентов газет Березкина и Азамата Ахундова, врача Анисимова и многих других советских людей.

Рядом с ними показана группа политических эмигрантов. Среди них чешский коммунист Вацлав Войтал, друг и сподвижник Юлиуса Фучика, испанец Хозе Мираль — борец с фашизмом, шуцбундовец Зигмунд Шпитцер — участник венского восстания 1934 года.

Великая Страна Советов вдохновляет зарубежных революционеров величественной картиной поистине эпического созидательного труда. Зигмунд Шпитцер, побывав на народной стройке, осознает, что мир социализма «сейчас ощутимо входил в него, как смола соснового бора, как соль океана, и хотелось остаться в этом бору или у этого океана и начать заново жизнь, и она обязательно будет отличной, не то, что прежняя». Шпитцер чувствует, что он вернется на родину другим человеком, более сильным, ибо в советской стране его закаляет «каждое видение творчества, созидания, преодоления».

Главной закономерностью, позволяющей раскрыть характер во всей его сложности и полноте, для писателя-коммуниста является партийная позиция каждого из его героев, занятая в острой политической и классовой борьбе своего времени.

Раскрытию этой ведущей закономерности подчинены все изобразительные средства художника: внешний портрет, внутренние монологи и пейзаж.

У доктора Горака — чеха, принявшего американское подданство, полужурналиста, полушпиона, — лицо «по-актерски гибкое и подвижное», его «серебряно-серые, словно седые, глаза» «всегда внимательны и равнодушны, как искусственные». Горак раскрывается как равнодушный, холодный космополит, играющий роль «гуманиста», якобы стоящего над схваткой, в то время как в действительности он верой и правдой служит американским хозяевам.

Жизненный идеал Горака: «присутствовать где хочешь и ни за что не отвечать, вроде человека-невидимки…» Однако неумолимая логика событий разоблачает его. Все, окружающие этого «надпартийного», «культурного» деятеля, прекрасно понимают его истинную реакционную сущность.

С глубочайшей любовью и симпатией изображает писатель коммунистов — испанца Хозе Мираля и чеха Войтала. Это цельные, страстные, деятельные люди. Они подлинные патриоты, сознающие свою ответственность за счастье родного народа. Хозе Мираль оторван от родной Испании, но он никогда ни на секунду не забывает ее: «Мне, когда ночью приснится воздух Гренады — o, por amor de Dios, — хоть бы глотнуть его еще раз! Ты знаешь, какой там воздух? Хмельной и жгучий, как вино, запах черного кофе, апельсинов и цветов, все вместе и еще что-то. Там даже камни пахнут чем-то живым… Но разве об этом душа болит? Когда я только подумаю, сколько отличных людей пошло под топор, под петлю, в тюрьмы, волосы на себе рвать хочу, драться со всеми хочу, умереть хочу! — Он махнул на Ольгу рукой и пошел по платформе, и она, едва сдерживая слезы, услышала, как он запел».

Эта страстная и горькая любовь коммунистов-эмигрантов к родной земле определяет их характеры и действия — упорного, мужественного Войтала и смелого, дерзкого, горячего Мираля.

Советские люди находятся на переднем крае борьбы. Важнейшей закономерностью, определяющей весь их облик, характеры, является участие в созидании коммунистического общества, их новаторский труд. Строители Ферганского канала отдавали делу «не только руки, ноги и спины, но и сердца и вдохновение». Изображая землекопа Дунана Дусматова, его новаторский метод, писатель восхищается удивительной ритмичностью, слаженностью и продуманностью простейших движений, их художественностью, артистичностью и точностью. Дунан Дусматов «был художник. И, вероятно, именно эта черта была самой сильной в его новаторстве: она-то и определяла его успехи».

Смелость выдумки новаторов пробуждает творческий дух и в тех, кто их окружает. Хозе Мираль, увидав, как работает Дусматов, сам хватается за кетмень, чтобы попробовать усовершенствовать метод знатного землекопа. «Опыт» Хозе не удался, но к нему бросились двое кетменшиков, и у них родилась новая методика работы втроем. Горак иронически говорит: «Мы были, мне кажется, свидетелями, как господин Дусматов потерял славу лучшего землекопа…» Советский инженер Белоногов с достоинством отвечает ему: «Почему потерял?.. Но в этом же все дело, чтобы догнать и перегнать… Слава при нем навсегда — он зачинатель. Этого не отнимешь. А на что он нам один, такой фокусник? Тут же не бега, не тотализатор, весь смысл его искусства — чтоб все им овладели».