Я об этом знал.

Мы вошли в комнату для допросов. Ладди уже проинформировали о его правах, не говоря уже о многократных напоминаниях, что он может не раскрывать рта. Ладди хотел что-то сказать, но один из его адвокатов прервал его, заметив, что он не обязан говорить.

— Давай, Шелдон, приступай.

Все еще «Шелдон».

Я подошел и сел на край стола:

— Привет, приятель.

Тупая, лошадиная, несколько побитая рожа повернулась ко мне.

— Проклятье! А я-то думал, что смог приложить тебя!

— Нет, ты и приложил. Я, наверное, с минуту был в отключке. А показалось — час. — Я закурил. Протянул пачку Ладди, но он покачал головой.

— Чем ты меня огрел? — спросил он.

— Лампой. Ну а потом еще пнул разок.

Он смешно осклабился:

— Краем глаза я видел, как ты ее поднял, но не придал значения. Так, значит, это была лампа? Ха!

— Да, ею я тебя и шарахнул. Жаль, не расколол тебе башку, как тыкву.

— Мою не расколешь. Я и почище получал затрещины. — Он медленно покачал головой. — Сколько раз мне доставалось!

Он замолчал. Я тоже ничего не сказал.

Ладди поднял на меня глаза.

— Эдди умер, да? — Он погрустнел, как клоун, изображающий печаль. Но только на этот раз это не было игрой.

— Умер, — сказал я.

Ладди ругнулся. Но странно, что ругательство не выглядело грязным.

— Дай закурить, — передумав, попросил он.

Я протянул ему сигарету. И в этот момент почувствовал, что он сейчас заговорит. Его час пробил. Подождав, пока он закурит, я сказал:

— Эдди погиб. И Рыкун тоже. Впрочем, ты знаешь, что случилось с твоим дружком. И с Виком тоже. Ведь о Викторе тебе известно правда, Ладди?

— Да, о Вике известно.

Адвокаты что-то забубнили. Они понимали, что Ладди ни в коем случае нельзя признаваться, будто ему известно о смерти Виктора. Ведь ему никто об этом не говорил. Конечно, если только не сам Ладди его прикончил.

Но Ладди глянул на адвокатов, защитников его прав, и не очень вежливо сказал:

— Хватит! Вы своей трепотней все уши мне прожужжали. Теперь заткнитесь!

И они заткнулись. То есть умолкли.

— Да, о Вике мне известно, — повторил Ладди и добавил: — А как же.

— Давай представим себе, что, когда мы с тобой беседовали в прошлый раз, я был прав. Может, попробуешь рассказать все как есть?

— Ла-адно. Только это ж верный газ. — Он осклабился. — Забудь, про газ я ничего не говорил, идет?

— Идет. — Под газом он имел в виду цианид, который применялся в тюрьме Сан-Квентин для казней.

Я рассказал Ладди, что мы узнали, упомянул про часы и кольцо Вика, обнаруженные в кармане Ладди.

— Представим, что убил его ты?

— Ладно. Представим. Будто бы было так, как я расскажу. Ну… — Он немного подумал. — Несколько часов тому назад Вик заявляется к Эдди с кейсом, набитым этим хламом, из-за которого и вышла вся заваруха. Он отдал его Эдди. Я ничего не знал, пока тоже не пришел к Эдди. Потому как был все время на улице, а потом сидел в полиции, на этом самом месте. — Он снова ненадолго остановился. — А когда меня освободили, я сразу поехал к Эдди. Они с Виком листали те бумажки. Эдди сразу отвел меня в другую комнату. Я рассказал ему обо всем, что случилось. И Эдди, мне кажется, тогда уже решил, что делать. Почему? Не спрашивай. Он приказывает, я исполняю. Так было всегда.

Ладди глубоко затянулся, потом взглянул на меня, открыв в улыбке лошадиные зубы:

— А правда, от сигаретного дыма бывает рак легких?

— Конечно. Это ж все равно что смог. Так на чем ты остановился?

— Так вот. Я все рассказал Эдди, а он и говорит мне, чтобы я взял с собой Вика и проломил ему башку. Специальным инструментом, который у меня есть. Я велел Вику ехать за мной в своей машине. Он не знал, куда мы едем, и ничего не подозревал. Мы выехали на ту дорогу, где его нашли, и остановились. Я вылез, подошел к нему и ударил. — Ладди помолчал. — Ну как, дальше рассказывать?

— Да, продолжай, — сказал я.

— Потом выровнял его колеса, подъехал сзади и стал своей тачкой толкать его машину. Пришлось разогнаться до семидесяти, чтобы удар в дерево получился правдоподобным. Я проверил: все было нормально, и я поехал к Эдди. Вхожу в дверь и слышу — бах! И ты там. Ну а все остальное ты знаешь.

— А про часы и кольцо? Забыл?

— А, черт, да. Наверное, это самое главное? — Он взглянул на меня. — Верно?

Я кивнул:

— Верно.

— Понимаешь, я два года все смотрел на его побрякушки. И мне захотелось их взять. Ему-то они больше не нужны. Когда я оказался у его машины, меня вдруг осенило: можно сразу двух зайцев… ну… две вещи заодно сделать. Но я не только часы и кольцо взял. Я не такой дурак, как копы думают. Ведь вор и деньги бы прихватил. Вот я и забрал деньги, как сделал бы вор.

Расплывшись в улыбке, он обвел всех взглядом. Но никто в ответ не улыбнулся.

— Разве я не прав, черт возьми? Чтоб было похоже на ограбление, надо было брать все.

— Прав, — сказал кто-то. — Молодец, Ладди. Но парень-то погиб как бы в автокатастрофе. Кто бы стал его грабить? Какой-нибудь прохожий? Или мелкий воришка?

Ладди задумался. А потом бодрым тоном сказал:

— Ну не всегда же грабитель может все учесть.

— Ладди, — тихо сказал я.

Он повернулся ко мне.

— Когда мы беседовали несколько часов назад, мы не все выяснили.

— Наверно.

— Вы с Рыкуном настигли Маккиффера в телефонной будке, верно? И расправились с ним?

Ладди молчал долго.

— Да. Я выкинул Мака из его машины. Дай еще курева. Свое все вышло. — Я подвинул ему пачку. Закурив, он продолжал: — Когда ты проезжал по Сайпресс-роуд мимо заправки, я сидел с Маком в его машине. На случай, если ты появишься.

— Чтоб пристрелить меня?

— Ну… да. Мака я кокнул раньше, и он отключился. Думаю, концы он еще не отдал. Да мы и не хотели, чтобы он окочурился. Вдруг ты не приехал бы? Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну а когда ты проехал, я понял, ты едешь на встречу с Маком, как он и говорил. Рыкун должен был сделать свое дело, а я шарахнул Мака и прошиб ему череп. Потом с погашенными фарами тихо выехал на дорогу и стал ждать выстрелов. Но вместо одного или двух хлопков поднялась такая пальба — прямо салют в день святого Валентина! Я почуял, что дело плохо, рванул вперед, и где-то по дороге Мак вывалился.

— Понятно. А когда освободился и приехал к Эдди, конечно, сказал ему, что спровадил Мака на тот свет?

— Ясное дело. Эдди больше всего этого хотел. И тут же он велел мне поехать с Виком. Я и поехал…

— Теперь все понятно. Спасибо, Ладди, за то, что внес ясность.

— Ну а как же? — Он последний раз улыбнулся мне своей лошадиной улыбкой. — Мне терять нечего. Все мои дружки кто помер, кто на нары загремел.

Ладди задавали еще какие-то вопросы. Но я ушел и вернулся в кабинет Сэма. Сидел, думал, курил, поджидая его.

Сэмсон тяжело опустился в кресло. Взглянул на меня:

— Ты еще здесь? Ждешь? Думаешь, я тебе камеру приготовил? Ведь я прав, Шелл?

— Конечно, прав. — Но все-таки он назвал меня «Шелл».

— За одну ночь, — сухо сказал Сэм, — ты убил Макги, Эдди Лэша, нанес увечье Кларенсу Ладлоу, не считая взлома и проникновения в чужое жилище, о чем я уже упоминал. И нарушил покой по крайней мере трех красавчиков из Клуба плейбоев.

— Сэмсон, не слишком ли ты далеко заходишь?

Он вздохнул:

— Ладно, все как-то утрясется. Хоть ты и натворил дел, но все же, Шелл, какого черта тебя понесло к Лэшу, если ты еще не мог знать…

— Но, Сэм, я знал. Я обдумал со всех сторон: все сходилось. Даже вчера вечером, когда мы обсуждали алфавит Мака, мы смогли вычислить почти всех персонажей, за исключением «А» и «Д». Ну а когда стало ясно, что «Д» — это Гидеон Чейм, а «А» — Уоррен Барр, то пустот не осталось.

— Постой, это теперь мы знаем, что Барр — мистер «А», — взволнованно заговорил Сэм. — Потому что теперь, так же как Джелликоу, мы прочли признание Хенни Огреста, где упоминается его имя.