Собрат и приятель Эдди, второй человек в банде, он уже добрый десяток лет исполнял обязанности охранника и убийцы. Преступник, гангстер-телохранитель с накачанными мускулами, такой же жестокий и опасный головорез, как и сам Эдди Лэш. Разве только Эдди был башковитее.

Я слегка вздрогнул, увидев Вика Пайна, и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Во-первых, я мило поговорил с Эдди, а во-вторых, вспомнил, что Виктор Пайн и Уоррен Барр — приятели. Близкие приятели. Друзья-собутыльники. Барр… и Вик Пайн.

Но времени поразмышлять над этим у меня не оказалось.

Эдди Лэш схватил меня за руку своими костлявыми, но на удивление сильными пальцами и повернул к себе лицом. Не совсем лицом к лицу, потому что не так просто меня повернуть, если мне этого не хочется.

Но все же он довольно сильно рванул меня за руку и наконец хоть что-то изрек:

— Ты что здесь рыщешь, легавый?

Я стоял не шелохнувшись:

— Эдди, запомни раз и навсегда. Держи свои лапы подальше от меня. А сейчас немедленно убери свои клещи и никогда больше ко мне не прикасайся.

Его глаза не отогрелись ни на йоту, не ослабил он и свою хватку. Пожалуй, даже крепче вцепился в мою руку. Каждый из нас в той или иной степени чего-то не переносит.

Я, например, терпеть не могу, когда меня трогают, даже по-дружески. Например, если в подвыпившей компании кто-то в порыве чувств бросается мне на шею и начнет пускать в ухо слюни. Но когда такой тип, как Эдди Лэш, вызывающий у меня физическое отвращение, злобно хватает меня за руку, нервы мои тем более не выдерживают.

Я ухватил его за мизинец и стал отгибать его назад, пока Эдди не отпустил мою руку. Честно признаться, я, видно, переусердствовал, потому что его бледное лицо исказилось от боли.

— Ах ты, падла безмозглая! — прошипел он, стиснув зубы и прищурив глаза. — Псих проклятый!

— Кончай, Эдди. С меня на сегодня хватит. Больше я не намерен терпеть твою брань. Так что заткнись и давай разойдемся.

Однако он не обратил ни малейшего внимания на мои слова. Лицо его утратило привычную бледность и приобрело синюшный оттенок, как будто внутри билась гангренозная кровь.

— Ты кому это говоришь, форсун безмозглый? Мне никто не смеет приказывать!

Я повернулся к нему лицом.

Позади меня тут же возник Вик, но с этим я ничего поделать не мог. Я понимал, что из соображений безопасности нельзя оставлять у себя за спиной Вика, но я был так поглощен Эдди Лэшем, что соображения безопасности отошли на второй план. Хотя я ни на минуту не забывал, что Вик Пайн стоит позади.

Эдди Лэш, однако, оказался еще неосмотрительнее меня. Он не мог не понимать, что я уже наслушался от него столько, сколько не простил бы хорошенькой девчонке, и что коридор больницы — удобное место, чтобы утихомирить его. Но он, то ли по беспечности, то ли утратив бдительность, продолжал выкрикивать ругательства. Голос его срывался на визг, в уголках рта показалась пена.

— Чтоб ты знал, недоносок…

— Не слишком любезно, — вкрадчиво сказал я и со всего размаха ударил его.

Пока он изрыгал ругательства, у меня было достаточно времени, чтобы занять удобную позицию. И когда я нанес правым кулаком удар, я вложил в него всю тяжесть своих двухсот пяти фунтов. Я целился ему в рот. Мой кулак вначале уперся в зубы, потом ощутил лишь десны. Челюсть Эдди отвисла, оцарапав мне кожу на пальцах. Мне показалось, что моя рука попала в пасть голодного тигра. Но Эдди Лэш, видно, уже ничего не чувствовал. Но ничего — почувствует, когда придет в себя.

Голова его дернулась и отвалилась назад, будто оторвалась от шеи. Вслед за головой пошатнулось и туловище, и Эдди рухнул на пол, проехавшись по натертому до блеска паркету.

От такого удара меня по инерции бросило вперед. Я согнулся, едва не потеряв равновесие. Но, выпрямляясь, я уже доставал правой рукой свой кольт, одновременно разворачиваясь лицом к Вику Пайну.

Я мог бы и не слишком торопиться. Жирное лицо Вика с разинутым ртом и вытаращенными глазами выражало полную растерянность. Однако его правая рука уже тянулась к левому плечу.

Ему оставалось совсем немного, и тогда я был бы на волосок от гибели. Откровенно говоря, я не верил, что Вик решился бы пристрелить меня прямо здесь, в коридоре клиники, в общественном месте. Нет, не решился бы, если бы прежде подумал. Тревожило только, в состоянии ли он вообще думать.

Это было недостатком Вика. Одним из недостатков. Он часто действовал — порой очень жестоко — не раздумывая. Не будь Лэш и сам психом, вряд ли он взял бы к себе в услужение почти законченного психопата, каким был Вик Пайн. Не скажу, что Вик выглядел таким уж идиотом. Напротив, нарушения психики у него наблюдались не постоянно. Просто у него бывали такие периоды, или циклы, когда благоразумие полностью его покидало. Остальное время он был относительно нормальным.

Похоже, сейчас он находился в относительно нормальном состоянии.

По крайней мере, его правая рука замерла поверх темного костюма. Он ничего не сказал.

Но я не смолчал:

— Ну что ж ты, Вик, остановился? Давай, двигай руку дальше. Я готов. В любом случае тебе куда-то надо ее девать.

Он опустил руку и осклабился. Сомнения Вику были неведомы. Он был жестоким парнем, по-настоящему жестоким. Еще в большей степени, чем Лэш. Но не внушал такого отвращения, как Лэш. Никто не внушал такого отвращения, как Лэш.

Справедливости ради надо отметить, что Вик был даже привлекательным мужчиной. Не красавец, но крепкого телосложения, с внешностью настоящего мужчины. Он и одевался хорошо. Может, даже слишком хорошо. Бандиты средней руки, располагающие деньгами, порой любят щегольнуть, не то что крупные преступники, главари мафии и им подобные. Они люди опытные. Понимают, что к чему. Как правило, одеваются они скромно, живут в дорогих, но не бросающихся в глаза квартирах в престижных районах города, дают деньги на благотворительность, общественные нужды, а иногда и отдельным лицам, таким, как полицейские, члены муниципального и законодательного советов, а порой и мэру или губернатору. Живут скромно, не шикуют, внимания не привлекают.

Но Виктор Пайн был другой породы. Он любил шик и блеск. Носил костюмы по триста долларов, шил рубашки на заказ с монограммой на левой стороне, вышитой крупными буквами, дорогую обувь ручной работы и, как я слышал, сшитые на заказ жокейские трусы. Драгоценности он тоже носил: часы за тысячу двести долларов и на мизинце левой руки бриллиантовое кольцо за двенадцать тысяч. Я заметил блеск бриллиантов на часах и перстне, когда он по моему приказу доставал пистолет левой рукой.

— Для своей коллекции стараешься, Скотт? — усмехнувшись, спросил он.

— Нет. Брось его на пол, и подальше.

Он наклонился и подтолкнул свой пистолет. Он покатился по полу коридора. В этот момент из-за угла бокового коридора показалась медсестра и быстрым шагом направилась в нашу сторону.

Она заметила странный предмет, который катился по полу, и устремила на него взгляд. Вначале она смотрела на него с любопытством, но, когда он прокатился мимо, она разглядела, что это такое, и, вскрикнув «А-а!», проводила пистолет взглядом, пока он не остановился в нескольких метрах от нее.

Несколько секунд она стояла неподвижно, потом быстро оглянулась, увидела Вика, меня, распростертого на полу Лэша и снова закричала.

Звук лишь на пару децибел был слабее того, от которого лопаются барабанные перепонки.

Я хотел кое о чем потолковать с Эдди и Виком. Но Эдди в данный момент не мог ответить на мои вопросы, да и вряд ли смог бы сделать это позже. На разговор с Виком у меня осталось не более десяти секунд, пока нас не окружили медсестры, врачи, персонал клиники и перепуганные пациенты, решившие, видно, что кого-то оперируют без наркоза.

Я подошел к Вику, убедился, что у него больше нет оружия, и спрятал свой кольт.

— Что Эдди делал возле палаты Чейма? — спросил я. — Они с Чеймом приятели?

Вик улыбнулся:

— Говори громче, не слышу.