Бард, наконец, повернул голову в сторону лежащего на кровати принца. Его лицо мгновенно озарилось искренней доброй улыбкой, как–то более подходящей его образу парня в странной одежде, нежели та задумчивость, которой уж слишком не хватало длинной бороды и седины в волосах.

— Вы посмотрите, кто проснулся! — Фельт буквально вскочил со стула и быстро подошёл к кровати принца. — Неужто сюда пробрался какой–то принц и поцелуем разбуди нашу спящую красавицу? — бард некоторое время ещё смотрел на недоумённое лицо Адриана, а потом рассмеялся, легко и весело, сразу стало понятно, что у него прекрасное настроение, несмотря на то, что ещё минуту назад заметил бастард, хотя, может, именно благодаря этому у юноши и было такое чудесное расположение духа. — Вижу, что ты ещё не до конца пришёл в себя, но выглядишь уже куда лучше, чем когда тебя сюда привезли. Клянусь всеми богами, ты был бледен, как сама смерть! С твоими–то шрамами это смотрелось и вовсе жутко! А сейчас снова вон румянец появился. Хоть меня и уверяли, что ты выживешь в любом случае, я всё ещё сомневался, думал, что ты вот–вот коньки откинешь, но, как видишь, оказался полностью не прав, в отличие от того мага, который тебя сюда приволок и заплатил за комнату. Представь себе, он даже мне несколько монет отсыпал за то, что я тут за тобой понаблюдаю! Видимо, заметив нас вместе в общем обеденном зале, поэтому и искал именно меня. Да и проживание с обедами он тоже взял на себя. Удивительной доброты человек, несмотря на свою кажущуюся суровость и циничность. И вот почему у меня раньше не хватало смелости подойти и поговорить с ним? Я был просто круглым идиотом, не иначе! Однако о чём это я? Ах, да! Он просил приглядывать за тобой и сказать ему сразу же, как только ты проснёшься. Вернее, не совсем сказать, скорее, передать. Он оставил мне свою почтовую голубку и даже заготовил письмо, мне осталось лишь подписать дату такого славного события, как твоё пробуждение, для летописи и отправить это сообщение нашему общему другу, чем я сейчас и собираюсь заняться, — Фельт поспешил выполнить своё обещание и подошёл к добротному, но небольшому столу, где лежал испещрённый неразборчивым почерком лист бумаги, и стояла чернильница с торчащим из неё пером.

Бард сел на стул и по привычке долго переводил взгляд с кончика пера на почти законченное письмо, будто бы сочинял поэму, а не собирался просто лишь пометить число отправки этого послания. Так он просидел довольно долго и, казалось, мог бы пробыть в таком состоянии весь день, а то и не один, если его не вырвал из раздумий слегка хрипловатый из–за долгого молчания и сна голос Адриана:

— Письмо? Зачем отправлять ему письмо? Разве он уже не в городе? — принц сел на кровати, подставив под спину мягкий свёрток, заменявший здесь подушки.

— А? — бард повернулся к принцу, выходя из своего внутреннего мира и хлопая глазами с таким видом, будто бы бастард вырвал его из сна, не дав поэту полностью насладиться этим блаженным состоянием. — Ты о ком вообще? — уже невероятно удивлённо спросил у Адриана молодой бард.

— О маге. Скитальце, с которым, судя по твоим словам, я сюда вернулся, — теперь уже пришла очередь принца удивляться такой реакции своего соглядатая и стража.

— А! Точно, прости, вряд ли ты мог спрашивать ещё о ком–то, я просто задумался, — бард смущённо улыбнулся, — он уехал из города в тот же день. Сказал, что его ждут какие–то важные дела среди других магиков, я не особо спрашивал, потому что он действительно очень спешил, это было сразу понятно по его всклокоченному виду и бегающим глазам. Написал это письмо, уплатил на целый месяц вперёд и умчался на том же коне, что и приехал сюда, даже сменных не попросил, поэтому, думаю, что он не сразу в башню отправился к магам, заедет по дороге ещё куда–нибудь. Говорят, что много его коллег по цеху сейчас собрались совсем недалеко отсюда. На это собрание, думается мне, он и спешил так, что даже денег не пожалел для нас. Печально, конечно, что не получится эти деньги забрать и уехать пораньше. Старина Лерджи снова заведёт свою старую шарманку про то, что, мол, мы отбили у него массу посетителей, а теперь он просто так и вернёт нам деньги? Да ни за что на свете не бывать этому! Эх, Лерджи—Лерджи, старый скупердяй, — качая головой, беззлобно сказал музыкант и весело улыбнулся, — но что это я? — он быстро, но аккуратно вывел на бумаге числа. Перо знакомо заскрипело, оставляя за собой чернильный след.

Парень даже не стряхивал капли обратно в чернильницу, но ни одной неприятной кляксы не растеклось по немного уже слегка желтоватому листу. Сразу было видно, что этот юноша имеет дело с приспособлениями для письма совсем не в первый раз, да и вообще, скорее всего, пользовался ими ежедневно, чтобы не давать своему таланту простаивать без дела и ржаветь, как хорошему гномьему, но доверенному плохому хозяину, мечу. После Фельт свернул письмо в трубочку, спрятал его в небольшой футлярчик и привязал к лапке голубя. Выглядело это весьма компактно, к тому же сразу стало понятно, что эта почтовая птица принадлежит не простому человеку, а магу, потому что тут же письмо поблекло и вовсе растворилось в воздухе. Так что теперь вряд ли кому–то придёт в голову заподозрить одиноко летящего голубя в переносе писем, а если кто–то его и поймает, то вскоре отпустит, ведь послания не найдёт. Да и кому вообще взбредёт в голову искать и перехватывать письмо от молодого совсем ещё начинающего барда без лютни к магу? Разве что какому–нибудь параноидальному шизофренику, который страдает алкоголизмом. Таких, к счастью, ни Фельту, ни Адриау ещё не встречалось. Юноша открыл окно и выпустил птицу на волю, та быстро скрылась из виду, пролетая над крышами домов. Поэт залюбовался этим полётом, но вскоре ему пришлось закрыть окно. Вечерняя прохлада пробралась сюда, а в лёгкой одежде стоять на сквозняке было не самой удачной идеей. Не хватало ещё простудиться и сорвать из–за этой нелепой случайности голос. Прямо таки трагичный конец комичной истории жизни молодого музыканта, который очень хотел стать известным и улучшить своё искусство, но потерял голос и поэтому умер глупой смертью в бедности и отчаянии. Нет, такого сценария для своей жизненной пьесы Фельт точно не хотел, поэтому закрыл окно, прервав своё, безусловно, интереснейшее занятие, и вернулся на облюбованный им стул. Хотя, скорее всего, он сделал это просто по той причине, что больше тут сидеть было не на чем. Этот номер вряд ли можно было даже с натяжкой назвать большим. Бард снова замолчал, но сейчас смотрел уже не куда–то в пустоту, а на Адриана. Принца не покидало чувство, будто бы юноша пытается что–то вспомнить и сказать ему, либо просто подбирает слова, но ему никак не удаётся сделать это правильно, поэтому он и молчит. Бастард даже слегка улыбнулся, но вряд ли молодой поэт мог это заметить из–за шрамов, о которых Адриан с такой лёгкостью каждый раз забывал, но болезненным напоминанием ему до сих пор являлись удивлённые и даже испуганные взгляды в его сторону, когда ему приходилось снимать капюшон. Хотя нельзя было сказать, что он уж очень сильно переживал по поводу своей испорченной внешности, он никогда не считал эту наружную красоту поводом для беспокойства и переживаний, хотя знал, что другие придерживаются совершенно иного мнения, и поэтому научился многое подмечать о людях благодаря их одежде. Но далеко не всегда эти выводы были полностью верными. Не все ведь люди, с которыми встречался принц, были полностью пустыми и состояли личностью только из своей одежды. Тогда это было бы просто ужасно, жуткий мир людей безликих, зато в красивых камзолах и бальных платьях. Были и те, чья одежда совершенно не подходила их внутреннему миру. Эти люди просто не умели подбирать себе нужную одежду, да и вообще в пышных дорогих нарядах чувствовали себя очень неуютно. И таких персон Адриан любил больше всего, ведь уже давно заметил, что именно они являются самыми талантливыми и умными из тех, кто обычно приходил на приёмы и балы, которые так часто проходили в королевском дворце. Вообще уже давно бастард отметил странную особенность людей творческих и более того обладающих весьма не маленьким талантом. Они всегда стремились больше погрузиться в свой внутренний мир, находя его куда более привлекательным, чем даже самый яркий и живописный из праздников. Их всегда больше увлекали другие типы красоты, не столь экстравагантные, зато более изящные. Красота природы, красота девушки, красота звёзд в чистом ночном небе и луны в пруду — всё это они чувствовали куда более тонко, нежели те, кто кричал на каждом повороте о том, какой великой личностью он является. Жаль, что именно из–за этой своей отрешённости далеко немногим истинным талантам удавалось в полной мере проявить себя. Для этого им всегда требовался человек, который толкал бы их вперёд, не давая при этом и упасть от неудач, всегда вовремя подставляя своё надёжное плечо, чтобы эта талантливая личность не загремела ещё глубже в пучину своего по–настоящему творческого отчаяния. Только вот парадокс заключался в том, что они не старались искать для себя этой поддержки, а если кто–то предлагал её сам, то они тут же с многочисленными скандалами и колкими выпадами отвергали её, что оставляло их чаще в одиночестве, ведь сейчас редко можно найти того, кто, даже несмотря на все эти капризы, останется и станет меценатом таланта. Но это был далеко не единственный минус современных творческих людей. Был у них ещё один весьма существенный недостаток, который заключался в том, что из–за своей асоциальной натуры они отрицали общество и творили в большей степени лишь для себя и для узкого круга людей, с которыми они по–прежнему общались и считали их своими близкими друзьями. Их произведения видели свет лишь уже после смерти или же полного банкротства, а в связи с этим они уже устаревали на тот момент, были лишь прекрасным отражением прошлого в глазах людей, а они никогда не воспринимали подобное всерьёз, думая, что это станет отличным украшением их дома или замка, но не задумывались о смысле, который автор вкладывал в свою картину, поэму или же сонату. И поэтому искусство уже давно перестало тянуть общество вслед за собой вверх, став лишь дополнением к интерьеру, тем, что сейчас модно знать, не более этого. К счастью, Фельт хоть и был талантлив, что было понятно принцу с первого взгляда в его восторженные глаза, на его необычную одежду, послушав его речь, он, тем не менее, был не из того типа людей, что постоянно ищут полного уединения и не собираются показывать свои гениальные творения миру лишь из–за этой мании одиночества. И поэтому Адриан действительно надеялся, что этот юноша будет далеко не единственным в своём роде, а лишь одним из многих. Может быть, даже самым первым из них. Думал, что именно он откроет поколение творческих людей, которые не пытаются убежать от общества, а смело предоставляют своё искусство ему на глаза, чтобы люди видели и понимали, что это действительно актуально сейчас, что именно здесь стоит искать ответы на свои вопросы, именно здесь стоит пробовать найти решение своих личных и также глобальных проблем, а не воспринимать произведения только как какой–то жалкий показ прошлого или диковинный и необычный элемент, украшающий их гостиную. Этот немного странноватый парень действительно мог стать родоначальником поколения людей куда лучших, чем живут сейчас. Но мало того они ещё могли бы сделать лучше и всех тех, кто их окружал. Это было бы действительно замечательно, ну или, по крайней мере, так казалось на первый взгляд, хотя в любом случае Адриан сомневался, что когда–либо он поменяет своё мнение на этот счёт.