«Наверное, это связано с очередным отъездом младшего принца. Слишком уж сильно тревожится он за этого мальчика» — подумал я и вежливо кашлянул, замечая, что Архимаг снова готов погрузиться в свои мысли. Он тряхнул головой и кивнул сам себе, как делал это всегда, когда его выводили из состояния своеобразного «транса».

— Чуть не забыл. Я ведь тебя позвал не просто так.

— Наконец, я уже думал, что мы никогда не дойдём до сути.

— Ты всегда становишься сух, когда разговор доходит до дела, а я так соскучился по твоим ироничным высказываниям, — с сарказмом ответил Клохариус.

— Прости, надо будет почаще радовать тебя своими визитами, раз ты тут изнемогаешь. Да, и к тому же, разве напыщенные аристократы и их отпрыски не достаточно на балах бросают в твой адрес колкостей и эпиграмм?

— Да, завидующих мне много, особенно среди нового поколения, да и среди почтенных старцев есть ещё те, кто не забыл того, как я возвысился над ними, — скрипуче рассмеялся Советник, — но их слова со временем теряют свою остроту, а молодые ещё не отточили этого искусства, а вот твои фразы никогда не станут менее едкими. Даже не знаю почему.

— Мне напротив говорят, что я начинаю терять позиции, — улыбнулся я уголками губ.

— Они просто льстят своему самолюбию. Ну, или самолюбию тех, с кем они тебя сравнивают.

После этого наш разговор ненадолго прервался из–за того, что Клохариус решил пройти в свой кабинет, ведя меня по извилистым, но широким коридорам дворца королей Ланда, вынуждая меня снова смотреть на портреты правителей и даже изображения всей королевской четы. Были тут и картины, запечатлевавшие охоту, рыцарские турниры, балы и множество других событий, которые меня мало интересовали. Да и, если честно, в плане живописи никто из королей могучего Ланда не славился своим тонким вкусом. Но была здесь одна картина, которая каждый раз, когда я проходил мимо неё, приковывала мой взор. Это был портрет молодого и очень красивого юноши в парадных доспехах. Взор светло–голубых глаз, доставшийся ему от отца, был необычайно выразителен и говорил о том, что из этого юноши в скором времени получиться сильный и волевой мужчина, но была ещё в этом взгляде не совсем понятная мне искра боли, которую так умело подчеркнул старый талантливый художник. И именно этот едва заметный огонёк словно накладывала на всё лицо юноши тень холодности, преображая, казалось, весь облик молодого человека.

Я мысленно представил этот портрет перед собой снова, а потом вспомнил того юношу, который уже, наверное, выехал из города вместе со своими спутниками. Да, этот портрет был написан с младшего принца около двух лет назад, когда Адриану было всего восемнадцать. «Он возмужал…» — пронеслось в моей голове, и я мысленно улыбнулся. Как же вовремя вспомнился принц, ведь, скорее всего, именно он и был причиной такого срочного призыва, исходящего от самого Архимага.

Наконец, мы попали в то крыло дворца, где находились покои Клохариуса. Минуя библиотеку и ещё несколько помещений, где хранились различные свитки, книги и летописи, мы оказались перед тяжёлой деревянной дверью, что вела в кабинет, куда мы собственно и вошли.

— А ты всё так же верен своим привычкам, — невольно вырвалось у меня, когда я обвёл взглядом тот бардак, что творился в этом казавшимся небольшим из–за кучи хлама, записей и инструментов, наваленных на многочисленных письменных столах в помещении.

Маг лишь недовольно проворчал что–то невнятное мне в ответ и начал рыться в свитках и других бумагах, которые лежали на столе, стоявшем посреди комнаты. Видимо, именно он являлся «основным». Наконец, маг извлёк какой–то пергамент и торжественно протянул его мне. Я перевёл вопросительный взгляд со свитка, который по своему виду напоминал обычную подорожную, на Клохариуса. Но господин Архимаг не собирался давать каких–либо пояснений, поэтому мне самому пришлось спросить его:

— Ну и что это такое?

— Это то, за чем ты сюда собственно и пришёл, — ответил Советник так, будто бы это должно было мне сразу всё объяснить.

— Извините меня, Архимаг, но я, наверное, слишком глуп, чтобы уловить ход Вашей мысли, — съязвил я, ибо не любил, когда меня держат в неведении.

Клохариус скорчил кислую мину.

— Кажется, ты решил накормить меня своими лимонами на месяцы вперёд. Это грамота, которая поможет тебе пройти свободно через все заставы и границы провинций, — сказано это было таким тоном, каким обычно объясняют совершенно простые вещи маленькому ребёнку.

— И зачем же мне вдруг отправляться в путешествие по нашему «чудесному» королевству? — после этого я немного промолчал, но тут мой мозг поразила догадка. — Неужели ты хочешь, чтобы я отправился вслед за принцем? — нахмурившись, снова задал я вопрос.

Ответом мне был кивок, который сам собой вызвал у меня насмешливую улыбку.

— А разве ты не сам посоветовал ему спутников? Чего же тебе опасаться? Ты же сам Великий Архимаг Клохариус! Твои решения мудры и…

— Хватит! Ещё одно слово, и я испепелю тебя, а душу заточу в банку и заставлю её мучиться вечно! — вспылил маг, и в руке его действительно зажглось ярко–красное пламя.

— Тише–тише, мы оба знаем, что ты этого не сделаешь, — с совершенно наплевательским видом сказал я.

Это была правда. Непонятно почему, но Советник очень ценил меня и, разумеется, очень хорошо помнил об этом, что и заставило его потушить пламя в руке, но вот взгляд его по–прежнему горел и потухать никак не собирался. Однако вскоре Клохариус уже совсем успокоился, и мы продолжили наш прерванный разговор.

— На счёт спутников ты совершенно прав. Их советовал я, лично, с глазу на глаз, и этот разговор я помню так, словно это было вчера, — после этой фразы мне просто с титаническим трудом удалось удержать себя от колкости про старческий маразм и про давность этого события. Эти бесовские искорки Архимаг не мог не заметить, и они заставили его угрожающе нахмуриться, но, так и не дождавшись очередной причины меня сжечь, он продолжил, — и не жалею о своём выборе. Все они люди надёжные и их нужно оправдать в глазах нашей Короны.

— Если их нужно оправдывать, то у них есть какие–то грехи за душой? — это предприятие обещало быть интересным (отказать я не мог, и поэтому говорю о своём «да», как о деле уже решённом и сделанном). Меня всегда привлекали истории чужих жизней, ибо о своей я никогда никому почти ничего не рассказывал.

Архимаг поморщился.

— Прошу тебя, избавь меня от этого плотоядного блеска в твоих глазах. Честное слово, так ты очень похож на кровопийцу!

— А Вы что–то имеете против вампиров, господин Архимаг?

— Нет. Меня вполне устраивают обычные вампиры, пьющие кровь. Но ты пристрастился уже к другому напитку. У тебя свой нектар богов. Слишком уж ты любишь истории, особенно печальные. Никогда не понимал эту страсть узнать как можно больше о незнакомом человеке, будь то даже обычный постоялец в трактире.

Мне осталось только пожать плечами.

— Я люблю общаться с незнакомыми людьми. Ни ты о них ничего не знаешь, ни они о тебе. Это своеобразное соревнование искусства добывать информацию. А побеждает в нём тот, кто узнал о своём оппоненте много, но при этом рассказал о себе как можно меньше. В таких случаях полезно быть путешественником. Можно отвлечь собеседника одной из историй, которая произошла в пути, он и не заметит, что ты сам в том случае, о котором рассказываешь ему, играл крайне незначительную роль. Может, даже просто наблюдателя, но при этом слушателю будет казаться, что ты ему рассказал какой–то важный момент своей жизни и поспешит отплатить тебе тем же. Ещё не плохо в таких случаях уметь пить. Тогда можно просто напоить собеседника за свой счёт и выступить в качестве сердобольного слушателя, постоянно кивая головой и добавляя «понимаю» или «как жаль!», ну или ещё что–нибудь в этом же духе.

— Не пускайся в слишком уж длинные рассуждения о своих способах обмануть собеседника и вытянуть из него информацию или нечто другое, что тебе нужно. Я и так знаю, что ты в этом деле можешь дать фору даже нашему пройдохе–казначею.