И вот, наконец, настал этот треклятый момент, когда часы начинают тикать, отсчитывая для некоторых последние секунды и вселяя тем самым самый сильный страх в их сердца. С обеих сторон друг на друга надвигались две волны, который наверняка снесли бы нас, если бы в последний момент Нартаниэль не оградил нас всех моментально возникшим куполообразным щитом, нависшим над лагерем, подобно какой0–нибудь крышке над кастрюлей, где сейчас в собственном соку варились множество людей. Когда на это прозрачную, но непробиваемую стенку накатила волна тяжёлой кавалерии, то на нас обрушился самый страшный звук из тех, что мне когда–либо доводилось слышать. В нём смешались все те жуткие звуки, которые обычно ассоциируются у бравых вояк, прошедших множество боёв, с тем, как пехота принимает на копья всадников в латах: скрежет железа, ржание коней, крики падающих со своих верных скакунов рыцарей, которых тут же, как огромными жерновами, перемалывали копыта тех же самых взбесившихся от боли в переломанных костях животных. Люди умирали, кричали и сейчас всем свои существом источали тошнотворный запах смерти, который, казалось, пробирается даже через этот щит, защищающий нас от того ужаса, по сравнению с которым Бездна казалась не таким уж и плохим вариантом. Портал тоже открылся и люди начали постепенно двигаться, старясь как можно быстрее убраться от этого жуткого побоища, где не на жизнь, а на смерть рубились две самые сильные армии которые когда–либо прежде видел этот мир, ведь даже армаде Хартона Тирана было ни за что не сравниться с тем масштабом, который приобретало это сражение. В ход пошло масло, которое поджигали стрелами, обмотанными смоченными в смоле тряпками, горело и дымилось всё вокруг. Казалось, даже латы рыцарей теперь исходили чёрным дымом, заставляя заживо плавиться того, кто был в них, как в тюрьме, заключён. Кровь и смерть была везде вокруг нас, ибо бой кипел уже со всех сторон щита, а сила моего друга всё истощалась, поскольку некоторые спятившие воины пытались прорваться сюда, видя, что здесь ещё почему–то не умирают те, кто не носит цвета и страны. Я видел, каких титанических трудов ему стоит стоять здесь и продолжать держать это проклятое заклинание, ведь большую часть энергии всё же забирал себе портал, спасавший жизни, уводя их, как ни странно, в самое жуткое измерение для людей. Адриан уже тоже исчез в этом чёрном проеме вместе с Рилианом, чтобы успокаивать людей, который внезапно оказались в абсолютно непроглядной темноте и чувствуют на себе дыхание этих чудовищ, как было тогда со мной и эльфом по пути в Султанат. К тому же без него эти твари тут же бы сожрали их, а потому он и должен были идти первым, а как только он исчез, то во мне почему–то зародилось странное чувство, будто бы я в последний раз вижу эти голубые глаза и лицо, пусть и изуродованное шрамами, но всё же хранившее на себе ещё следы той гордости и красоты, которая раньше была отличительной чертой этого человека, которого по праву можно было считать одним из самых великих людей не только в истории Ланда, но и всего мира, ведь именно на своём примере он показал, что верхушке совершенно незачем убивать друг друга, что нужно жить в мире, что не все ещё аристократы и магнаты являются продажными ублюдками, он показал, что в преемственности на самом деле нет ничего плохого, она лишь взаимно обогащает культуры, делая их более приспособленными к суровому миру, ведь именно он показал большому миру на примере гражданской войны, уничтожившей Ланд, что объединение и судьба всего государства чаще всего являются куда важнее личных интересов и амбиций, ведь в стране живёт множество таких же людей, которые ничем не хуже, а то и лучше тебя. Даже если это предчувствие окажется правдой, то я на самом деле буду горд, что знал этого человека и даже помогал ему в этой непростой миссии.

Всё больше и больше людей исчезало в этом портале под душераздирающие звуки с той стороны и не менее печальное сопровождение, идущее уже непосредственно отсюда, состоявшие из всё тех же криков, но носивших уже несколько другой характер. Во всяком случае, в них не чувствовалось того ледяного дыхания смерти, которым веяло из–за щита. Там уже во всю пылал огонь, а дождь, как на зло, прекратился совсем и словно в насмешку над несчастьем людей тучи начали расходиться и теперь на нас сверху смотрелся улыбающийся жёлтый диск слепящего солнца, вот только теперь эта улыбка почему–то казалось ненадёжной и страшной, он словно бы говорила: «О, да, многие из вас навсегда останутся здесь, что потом начать вонять под моими лучами и не вредить больше миру, в котором вы жили, несчастные создания». И снова сработал этот проклятый закон подлости. Как только люди почувствовали себя хоть сколько–нибудь защищёнными от ужасов боя, кипевшего по ту сторону, щит пал. Наша стена разрушилась, в мгновение ока сделав смерть так близко, как она ещё никогда не была и нас тут же хлынула живая волна в не столь живых доспехах и обозлившаяся острыми мечами, которая могла сделать ас такими же неодушевлёнными, как эти куски металла, что защищали рыцарей от ударов. На нас тут же полетели стрелы, выпущенный из тугих луков лучших стрелков верхом, когда–либо живших на тех просторах, что принадлежали Княжеству Шан и звались равнинами Даруана — родиной того самого легендарного Лучника из Хароса, который и запустил всю эту цепь событий, однажды явившись нам на болотах у своей могилы и поведав всё то, что в корне поменяло наши планы. Я кинулся к тому месту, где ещё недавно стоял Нартаниэль, поскольку я понимал, что мне ни за что не успеть к уже начавшему закрываться порталу, в который ещё успевал проскакивать люди, в котором уже скрылись все те, с кем я приехал к этому проклятому месту. Краем глаза успел заметить, как отчаянно борются за жизнь остатки храмовников во главе с Дорнисом, во всю орудовавшему свои коротким и невероятно лёгким клинком, убивая одного противника за другим, будь то степняк или же рыцарь, но и их силы стремительно таяли под тем ужасающим напором живой освирепевшей волны, подавлявшей на своём пути любое сопротивление, сметая любые преграды и не останавливаясь ни перед чем. Конечно же, я понимал, что вряд ли моё желание помочь другу даст какие–нибудь результаты, поскольку то, как резко разрушилась наша защита, не оставляло сомнений в том, что эльф уже мёртв, но я просто не знал, что мне делать в этом полнейшем хаосе и безумии царившем вокруг меня, а потому мчался, сломя голову, каким–то чудом избегая направленных на меня ударов и стрел, стремительно проезжающих мимо всадников, как и я, против воли затянутых в этот хоровод, который напоминал мне старинную гравюру под красочным названием «Пляска Смерти». Здесь не было место смелости и героизму, который всегда воспевали барды в подобных битвах, и, думаю, Фельт, увидевший всё это своими глазами, положит начало новой ветви в поэзии и музыке, где всё будет переполнено красками, но там не будет светлых тонов, поскольку в каждом цвете так или иначе будет присутствовать коричневый и красный оттенок, обозначающие грязь и кровь соответственно. Конечно, людям нужно будет верить в то, что здесь всё–таки были славные рыцари, а потому кому–то придётся их выдумать, но вряд ли кто–то из тех, кому удалось спастись в Бездну, возьмёт когда–нибудь в руки подобные произведения. Хотя бы в память о тех, кто не сумел скрыться в портале и теперь беспомощно метался по полю боя, старясь избежать смерти, но при этом краем обезумевшего сознания понимая, что это невозможно, ибо смерть здесь была на каждом шагу, а настигнуть она их уж очень хотела. Я тоже не составлял исключение, всё ещё будучи простым человеком, таким же беспомощным, как и все остальные, так же испуганным, невероятно испуганными и готовым сделать всё, лишь бы выжить, а потому буквально в паре шагов от того места, где стоял мой старый друг, меня настиг мощный удар, отозвавшийся жуткой болью во всём теле и поваливший меня на землю, заставив, наконец, вкусить самое главное блюдо сегодняшнего сумасшедшего пира — грязь с металлическим привкусом крови. Надо мной лошадь поднялась на дыбы, свалив с себя седока, которого тут же буквально втоптал в землю его товарищ, явно даже не заметивший этого досадного инцидента. Её тут же, как молния одинокое дерево в поле, находит стрела одного из степняков, которая убивает животное, заставляя упасть прямо на меня. Последним, что мне удалось увидеть прежде, чем я потерял сознание, спасшись в свою собственную маленькую Бездну, было лицо Нартаниэля. Как всегда спокойное и даже умиротворённое. Ты сделал своё славное дело, мой старый друг. Последний из эльфов показал, что их раса действительно была одной из лучших, но и лучшие всё–таки умирают, израсходовав отведённое им время. В моей же памяти ты будешь жить до того самого момента, пока я не умру. Надеюсь, в дебрях Эдалы ты найдёшь свою семью, Нартаниэль. Удачи тебе и покойся с миром, мой лучший друг.