Раздался звонок.

– О-дорогуша-время-посещений-подошло-к-концу-как-время-летит-правда-какая-жалость, – протараторила Кассандра, вскочив со стула. – Было-очень-приятно-познакомиться-миссис-Тахион-нам-пора-пойдем-Джонни!

– Леди Дрянь, – сказала миссис Тахион и кивнула Джонни: – Какое слово на улице?

Джонни попытался думать в манере миссис Тахион.

– Э… «Стоянка запрещена»? – предположил он.

– Это ты так думаешь. Эт-та мешки времени, мистер. Голова как велик. Куда голова, туда и все остальное. В сегодня, а потом – раз! – во вчера. Фокус-покус, а?

Джонни уставился на нее во все глаза. Как будто сквозь сплошные помехи по радио на пару секунд вдруг прорвался неискаженный голос.

Но миссис Тахион уже вернулась в обычное свое состояние.

– Он мешает сахар с песком, этот мистер Макфи. Это ты так думаешь!

– Зачем ты ей это притащил? – шепотом выговаривала ему Кассандра, когда они шли к выходу из палаты. – Ей нужна сбалансированная диета, а не рыба с картошкой. Зачем ты ей дал рыбу?

– Ну, я подумал, что для человека, который привык есть жареную картошку остывшей, горячая жареная картошка – самое то, что нужно. И вообще, она же так и не поужинала вчера вечером. Слушай, тебе не показалось странным…

– Она очень странная.

– Тебе миссис Тахион не слишком-то понравилась, да?

– Ну… она ведь даже спасибо не сказала.

– А я-то думал, что она – несчастная жертва несправедливой политической системы… – сказал Джонни. – Помнишь, что ты говорила, когда мы шли сюда?

– Да, но, в конце концов, что ей стоило быть повежливее? Пойдем отсюда.

– Простите? – окликнул их кто-то из-за спины.

– Рыба нашлась, – прошипела Керсти.

Они с Джонни обернулись, но их догоняла вовсе не медсестра. Если только в больнице не было подразделения медсестер в штатском.

Это была молодая женщина в очках и с прической в стиле крайнего волнения. Еще на ней были ботинки, которым позавидовал бы Бигмак. В руках женщина держала папку.

– Э… вы знаете миссис… м-м… Тахион – кажется, так ее зовут?

– Наверное, – ответил Джонни. – В смысле, ее все так зовут.

– Очень странная фамилия, – сказала женщина. – Должно быть, иностранная.

– На самом деле мы ее совсем не знаем, – вмешалась Кассандра. – Мы просто навещали ее в порядке дополнительной социальной помощи.

Женщина посмотрела на нее, сказала: «Какая досада!», потом заглянула в свою папку.

– Вам хоть что-нибудь о ней известно? – спросила она.

– В каком смысле? – уточнил Джонни.

– Все, что угодно. Где она живет? Откуда при-ехала? Сколько ей лет? Хоть что-то.

– Не знаю… – сказал Джонни. – Она просто болтается по городу. Ну, сами понимаете…

– Но должна же она где-то ночевать!

– Не знаю.

– О ней нет никаких записей. Нигде. Вообще ни слова о ком-либо по фамилии Тахион, – сказала женщина таким тоном, будто загадочность миссис Тахион была тяжелым преступлением.

– Вы социальный работник? – спросила Кассандра.

– Да. Меня зовут мисс Куропатридж.

– Кажется, я видел, как вы говорили с Бигмаком.

– Бигмак? Кто это?

– Э… Саймон… Ригли, кажется.

– Ах да, – угрюмо кивнула мисс Куропатридж, – Саймон. Он еще интересовался, сколько машин ему нужно угнать, чтобы заслужить бесплатную поездку в Африку на каникулы.

– Он сказал, вы ответили ему, что отправите его в Африку, только если выяснится, что там все еще сохранились канниба…

– Да-да, – поспешно перебила его мисс Куропатридж.

Меньше года назад, когда она только поступила на эту работу, она была твердо убеждена, что во всех бедах в мире виноваты Воротилы Бизнеса и Правительство. Теперь же она была даже более твердо убеждена, что во всем виноват Бигмак.

– Он сказал, что был потрясен до глубины…

– Но вы ничего не знаете о миссис Тахион, да? – сказала социальный работник. – У нее была тележка, битком набитая всяким хламом, и, похоже, никто со вчерашнего вечера этой тележки не видел…

– На самом деле… – начала Кассандра.

– Я тоже не знаю, где тележка, – твердо сказал Джонни.

– Нам бы очень помогло, если бы мы смогли ее осмотреть, – сказала мисс Куропатридж. – Уму непостижимо, что они только с собой таскают. Когда я работала в Болтоне, там был один старик, который подбирал каждую…

– Мы на автобус опаздываем, – вмешалась Кассандра. – Извините, но ничем не можем вам помочь, мисс Куропатридж. Идем, Джонни.

И она потащила его прочь из больницы.

– Ты же говорил, что тележка у тебя, – сказала она, когда они очутились на улице.

– Да, но не понимаю, зачем забирать ее у миссис Тахион, копаться там. Тебе бы понравилось, чтобы кто-то совал нос в твои личные вещи?

– Мама говорит, миссис Тахион была замужем за летчиком, во время Второй мировой он не вернулся с задания, и с тех пор она малость не в себе.

– А мой дедушка говорит, что, когда он был подростком, они с дружками частенько опрокидывали ее тележку. Говорит, просто чтобы послушать, как старуха ругается.

Кассандра замедлила шаг.

– Что? Сколько лет твоему дедушке?

– Не знаю. Лет шестьдесят пять или около того.

– А сколько, по-твоему, миссис Тахион?

– Из-за морщин и не разобрать. Шестьдесят?

– Тебе это странным не кажется?

– Что?

– Ты что, совсем тупой? Она же моложе твоего дедушки!

– Э… ну, может, во времена его детства была другая миссис Тахион.

– Не очень-то вероятное совпадение, правда?

– Так ты хочешь сказать, что ей сто лет?

– Конечно нет! Этому должно быть рациональное объяснение. Как у твоего дедушки с памятью?

– Гм. Ну, то, что видел по телику, он хорошо помнит. Сидишь себе, смотришь ящик, а дед вдруг: «Э, да это же… ну, вон тот в костюме… он играл полицейского в этом, как его… ну, там еще такой кудрявый тип был… года два назад, помнишь?» А если я что-нибудь покупаю, он всегда говорит, что во времена его молодости эту штуку можно было купить за шесть пенсов и еще и сдача бы оставалась.

– Все дедушки так говорят, – наставительным тоном заявила Кассандра.

– Ну, извини.

– Ты заглядывал в мешки?

– Нет, но… там всякий странный хлам, в этой тележке.

– В смысле?

– Ну… там были банки с пикулями.

– Что в этом странного? Все старичье любит пикули.

– Да, но эти… они как бы одновременно и старые, и нет. И рыба с картошкой, завернутые в газету.

– И что?

– Ну, в наше время уже никто не заворачивает жареную рыбу в газету. Я развернул ее, потому что думал отдать коту, и увидел, что газета…

Джонни умолк.

Что он мог сказать? Что первая полоса этой газеты была ему отлично знакома? Он знал ее до последнего слова. Точно такую же передовицу он нашел в библиотеке, в виде микрофильма, и библиотекарь тогда распечатала ему копию, потому что он писал реферат по истории. Раньше он видел эту газету только на микропленке и на распечатке, а теперь она лежала перед ним, пропитанная жиром и уксусом, но, несомненно…

Свежая.

– Тогда давай хотя бы взглянем, что там. Вреда от этого не будет.

В этом вся Кассандра. Когда все остальные варианты не прокатили, она пытается напирать на логику.

По шоссе двигалась большая черная машина. Два мотоциклиста ехали перед ней, и два – позади, а замыкала процессию еще одна легковая машина, в которой сидели люди с серьезными лицами и в костюмах, каждый из них прижимал к уху крошечную рацию и не доверял даже собственной матери.

Сэр Джон был единственным пассажиром черной машины. Он сидел на заднем сиденье, положив руки на серебряный набалдашник трости, а подбородок – на руки.

На двух экранах перед ним мелькали факты и цифры о состоянии принадлежащих ему компаний. Информация поступала со спутника, который тоже принадлежал сэру Джону. Еще в машине были два факса и три телефона.

Сэр Джон сидел и смотрел на них.

Потом протянул руку и нажал кнопку интеркома, чтобы поговорить с шофером.