Джонни вовсе не был в этом уверен. В тщетных попытках ремонта он порвал уже три камеры, к тому же из клапана выпала какая-то маленькая деталька и потерялась. Пожалуй, никакая машина времени не смогла бы перенести их в столь отдаленное будущее, когда Джонни поднатореет в починке велосипедов.

— Давай посмотрим, что тут как, — сказала Кассандра. — Очевидно, время назначения зависит от фактора, установить который мне пока не удалось. Если нас занесло в будущее, надо узнать, какие лошади выиграют на скачках и все такое.

— Зачем?

— Чтобы поставить на них и разбогатеть, конечно!

— Но я не знаю, как делать ставки!

— Давай решать проблемы по мере их поступления, хорошо?

Джонни выглянул в мутное От грязи оконце. Погода на улице не слишком изменилась. Летающих машин и прочих признаков будущности не наблюдалось. Но Позора под верстаком больше не было.

У Джонни голова пошла кругом.

— У дедушки есть бюллетень скачек, — сказал он.

— Тогда пошли!

— Что?! Ко мне домой?

— Разумеется.

— А если мы встретим меня?

— Ну, ты всегда умел найти подход к людям.

Джонни с опаской вышел из гаража. Он обнаружил, что садовые дорожки в будущем сделаны из серой крошки, удивительно похожей на цементную, а задние двери тут красят совершенно фантастической бледно-голубой краской, отслаивающейся маленькими чешуйками. Дверь была заперта, но его допотопный ключ подошел.

На полу лежал прямоугольник из колючей коричневой шерсти. Джонни вытер о него ноги и посмотрел на устройство для измерения времени, висящее на стене. Десять минут четвертого.

Будущее оказалось удивительно похоже на настоящее.

— Теперь надо найти газету, — сказала Керсти.

— Вряд ли с этого будет много толку. Дедушка их не выбрасывает. Они валяются по всему дому, пока он не найдет время их прочитать. Газеты тут хранятся месяцами. И вообще, тут все как всегда. По-моему, не слишком-то похоже на будущее.

— А календаря у вас нет?

— Есть. В часах у моей кровати. Остается надеяться, что я еще не вернулся из школы.

Часы показывали третье октября.

— Позавчера, — сказал Джонни. — Но если хочешь, можешь думать, что часы врут. Они и вправду последнее время барахлят.

— Ничего себе! Ты здесь спишь? — Керсти озиралась по сторонам с видом вегетарианца, попавшего на сосисочную фабрику.

— Да. Это моя комната.

Керсти провела рукой по письменному столу. Стол был основательно завален.

— А что это за снимки, фотокопии и все прочее?

— Это для реферата по истории. Мы проходим Вторую мировую войну. А я пишу реферат про Сплинбери во время Второй мировой.

Он попытался заслонить стол собой, но у Керсти была привычка интересоваться тем, что пытаются скрыть от ее пытливых глаз.

— О, а это ты, да? — спросила она, подобрав со стола коричневый монохромный снимок. — С каких это пор ты носишь форму и дурацкую стрижку ежиком?

— Это мой дедушка. Тогда ему было чуть больше, чем мне сейчас, — промямлил Джонни, пытаясь отобрать у нее фотографию. — Учитель сказал, чтобы я разговорил его на тему войны. Я пытался, но дед меня послал.

— Дался тебе наш городишко! — фыркнула Керсти. — Представить себе не могу, чтобы здесь произошло что-то…

— Кое-что все же произошло. — Джонни достал из кармана газету миссис Тахион и ткнул пальцем в передовицу. — В одиннадцать часов семь минут вечера двадцать первого мая тысяча девятьсот сорок первого. Бомбы! Настоящие бомбы! Потом это назвали «Сплинберийский блицкриг». А это газета, которая вышла на следующий день. Смотри! — Он порылся на столе и вытащил фотокопию. — Видишь? Я взял копию этой страницы в библиотеке. А это настоящая, свежая газета!

— Но если миссис Тахион… из прошлого…—нерешительно проговорила Керсти, — тогда почему она носит старую юбку цвета «вырви глаз» и кеды?

Джонни сердито посмотрел на нее. Похоже, судьба Парадайз-стрит Кассандру совершенно не волновала. Как так можно!

— Девятнадцать человек погибли! — сказал он. — За одну ночь! Воздушной тревоги не было! Это была единственная бомбежка Сплинбери за всю войну! Выжили только две аквариумные рыбки! Аквариум забросило на дерево, он застрял, и вода из него не вся вылилась! А люди погибли! Все погибли!

Керсти взяла со стола фломастер, но он пересох. У Джонни была выдающаяся коллекция непишущих пишущих принадлежностей.

А у Керсти была отвратительная привычка не замечать Джонни, когда он остро переживал по какому-либо поводу.

— Ты в курсе, что у тебя в комнате до сих пор висят обои с Паровозиком Томасом?

— Что, правда? Надо же, а я и не знал! — Джонни в меру своих способностей постарался изобразить сарказм.

— Когда тебе восемь, Паровозик Томас на обоях — это здорово, и это очень даже круто, когда тебе девятнадцать. Но жить в комнате, оклеенной Паровозиком Томасом, в тринадцать лет — отстой!

— Дедушка наклеил их пару лет назад, когда я бывал тут только наездами. Если оставался ночевать, это была моя комната. Ну, деды, они ж все такие — будут оклеивать тебе комнату Паровозиком Томасом по гроб жизни, причем твоей.

Внизу тихонько хлопнула дверь. . — Твой дедушка? — прошипела Керсти.

— По четвергам он всегда ходит за покупками! А мама на работе! — шепотом ответил Джонни.

— А у кого еще есть ключи?

— Только у меня!

Кто-то начал подниматься по лестнице.

— Но мне же нельзя встречаться с самим собой! — отчаянно зашептал Джонни. — Если б это произошло, я бы это помнил, верно? Ноу Йоу говорит, если наткнешься сам на себя, весь мир взорвется! Такое я бы точно запомнил!

Керсти взяла лампу со столика у кровати и пригляделась к рисунку на абажуре.

— Ничего себе! У тебя до сих пор стоит лампа с телепузиками…

— Заткнисьзаткнисьзаткнись! Что ты задумала?

— Не волнуйся, ты ничего не почувствуешь. На курсах самообороны нас этому учили…

Дверная ручка повернулась, дверь приотворилась на волос.

Внизу зазвонил телефон.

Ручка со щелчком вернулась в исходное положение. Шаги потопали обратно вниз по лестнице.

Издалека донесся звук, как будто кто-то снял трубку, потом этот кто-то сказал:

— А, привет, Холодец.

Керсти посмотрела на Джонни и вопросительно вздернула брови.

— Холодец звонил, — объяснил он. — Насчет сходить в кино вче… завтра. Я только сейчас вспомнил.

— И долго вы болтали?

— Да вроде… нет. А потом я пошел на кухню делать бутерброды.

— Где у вас стоит телефон?

— В гостиной…

— Тогда бежим!

Керсти вылетела из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Джонни поспешил за ней.

Его куртка висела на вешалке в прихожей. И в то же самое время она была на нем. Джонни встал как вкопанный и вытаращил глаза.

— Шевелись! — прошипела Керсти.

Она была уже на последних ступеньках, когда дверь в гостиную стала открываться.

Джонни открыл было рот, чтобы сказать: «Ах да, вспомнил: я тогда пошел за кошельком посмотреть, сколько денег у меня осталось». Ему отчаянно захотелось избежать встречи с самим собой: если Вселенная взорвется, потом обязательно окажется, что во всем был виноват он, Джонни.

И тут мир мигнул.

Черная машина воровато свернула, лишь немного не доехав до указателя, обозначающего границу Сплинбери (на том же столбе, что и указатель, красовался рекламный плакат).

— Мы почти на месте, сэр Джон.

— Хорошо. Что у нас со временем?

— Э… Четверть двенадцатого, сэр.

— Я имел в виду не это. Если время раздвоенное, как пара штанов, то в какой мы нынче штанине?

Шоферу Хиксону вдруг подумалось, не продешевил ли он: всего-то жалкий миллион фунтов, а сколько мороки!

— Видишь ли, как раз сейчас все перепутается, — сообщил голос с заднего сиденья.

— Ваша правда, сэр. Э… если я увижу какие-нибудь штаны, сэр, вы уж мне скажите, по какой штанине ехать, ладно?

Джонни по-прежнему стоял на лестнице. Керсти по-прежнему была на несколько ступенек ниже. Куртки на вешалке не было. Газетка «Сплинберийский Потребитель», которую доставляли по пятницам и которая валялась на тумбочке в прихожей, пока у кого-нибудь не доходили руки ее выкинуть, теперь лежала на тумбочке.