- Я подумаю, - сказал Олег Георгиевич с искренней озадаченностью, после чего подтолкнул Михаила. Тот встрепенулся, повел очами по сторонам, после чего сказал:
- Ах, да! Знаешь... Эша, я тут много думал над тем, что ты тогда сказала...
- Это большая честь для меня, - чопорно ответствовала Эша. Перегнувшись через Ейщарова они обменялись рукопожатиями и сонно покивали друг другу, после чего Михаил вытащил небольшой столовый нож.
- Ты опять за свое?! - возмутилась Шталь и нагнулась, прячась за ейщаровскую спину. Михаил отчаянно замотал головой.
- Да нет! Это насчет того... мол, хорошее... В общем, этим ножом что отрежешь, так на срезе это всегда будет на вкус как клубника. Ну... у меня воображение не очень... да и найти хороший милый... хм-м, забавный нож...
- Какая прелесть! - с чувством воскликнула Эша и приняла нож. - Спасибо, Миш.
- Да, - Михаил уткнулся в бутылку. Эша встала, бесцеремонно опершись на плечо Олега Георгиевича, с трудом подхватила с земли свою сумочку и сообщила Ейщаро-ву, который задумчиво смотрел куда-то вдаль.
- Совсем забыла сдать арсенал.
- Да-да, - рассеянно пробормотал Олег Георгиевич, затягиваясь сигаретой.
- Браслет, - Эша аккуратно положила на землю серебристый браслетик, - шумовка, - она аккуратно положила рядом шумовку, - и...
Ейщаров резко повернул голову и свистящим шепотом произнес:
- Не вздумайте!
- Ой! - сказала Эша, одновременно с его словами перевернув пакетик вверх дном, шарики просыпались из него и запрыгали по склону между сухой травой куда-то в темноту. - Я такая неловкая. Наверное много выпила. Ай-ай-ай!
Олег Георгиевич и Михаил, одарив ее свирепыми взглядами, вскочили и кинулись вслед за шариками, ругаясь на чем свет стоит. Эша поджала одну ногу и потерла ее о другую, улыбаясь во весь рот.
- Я вас прощаю, Олег Георгиевич! - крикнула она двум согбенным у подножия холма фигурам, шарившим по земле. - Звоните!
Повернувшись, Эша кинулась к своей машине, слыша за спиной невнятную ру-гань и - ей-ей, смех. Самый настоящий смех, каким смеются над хорошей шуткой. И смех этот принадлежал Ейщарову. Определенно. Наверняка потом он сделает ей ка-кую-нибудь гадость, но, черт возьми, сейчас слышать этот смех отчего-то было при-ятно.
Особенно в лунном свете.
* * *
- Она уехала, - сказал Михаил, на мгновение вздернув голову и тут же снова за-нявшись розыском шариков. Ейщаров тотчас выпрямился и посмотрел вслед унося-щимся фарам "фабии". - Эй, эй, не пользуйся своим положением! Помоги мне! Я до рассвета буду собирать эти чертовы шарики!
- Еще три остались - там, там, и там, - Олег Георгиевич поочередно ткнул пальцем в различных направлениях, и Михаил, ворча, пополз в нужную сторону. - Теперь ты спокоен? Говорящий с монетами не имеет к тебе никакого отношения.
- Старый маразматик! - буркнул водитель. - С монетами можно было бы делать такое, а он... Оружия и так хватает!
Собрав шарики, он тяжело плюхнулся на землю и мрачно спросил:
- Олег, что происходит?
- Миш, тебе когда-нибудь приходила в голову мысль, что ты свалял большого ду-рака?!
- Да и не раз. Обычно это бывает по утрам, когда я...
- Ты слышал, что она сказала?!
- Это просто пьяная болтовня, - Михаил протянул ему пакетик с шариками. - Ты не можешь вывести ее из игры сейчас, когда мы убедились...
- Единственное, в чем я все больше убеждаюсь, так это в том, что совершил боль-шую ошибку, - Ейщаров отшвырнул сигарету. - И в том, что другой человек был прав.
- Олег, ты же видишь, что все возвращается! - возразил Михаил.
- Вижу, - Ейщаров кивнул. - Но к кому именно?
- Ты опять за свое?!
- Ты пожал ей руку, - с усмешкой напомнил Олег Георгиевич.
- Ну и что?! Я был пьян!
- А я нет, - Ейщаров, наклонившись, поднял бутылку и пошел к машине. Не дойдя нескольких метров, он остановился и обернулся к недовольно шествующему позади водителю, после чего, криво улыбнувшись, встряхнул пакетик, и шарики, поблески-вая, выпрыгнули из него в лунный полумрак.
- Твою мать! - сказал Михаил.
VIII
МЕСТНЫЕ
- Катя! Катюша!
- А? - молодая темноволосая женщина вскинула глаза от детективного романчика и вопросительно взглянула на коллегу, которая, косясь на посетителей, производила и руками, и всеми мимическими мышцами некие таинственные знаки.
- Она идет, Катюша! - в мягком полумраке глаза коллеги светились сочувственно-предвкушающе. - Я видела - только что ее машина подъехала! Точна, как часы.
- О, господи! - Катюша, позабыв про книжонку, вскочила и кинулась прочь из ресторанного зала, по пути чуть не перевернув тяжелый стул, и пристроенные на стенах сувенирные мечи и сабли подхватили множество ее испуганных отражений. Проскочила в дверь, возмущенно взмахнувшую вслед створками, пробежала через наполненную запахами, звяканьем и шипением раскаленного масла кухню и юркнула за посудомоечную машину. Тощая пожилая женщина, счищавшая с тарелок остатки еды, не оглянувшись, спросила:
- Опять?
- Катя! - в дверном проеме торопливо простучали каблучки. - Катька, ну ты что?! Уволят же!
- Люба! - женщина умоляюще сжала руки. - Пожалуйста! Ну не могу я больше!
- Да я б сама обслужила! - заверила коллега нетерпеливо. - Что я - не понимаю?! Что мне - жалко?! Знаешь же - она все равно тебя потребует! Где мы и где она!.. Потерпи немного. Надоест - и сама отстанет!
- Такие просто так не отстают, - заметила посудомойка. - Ей это только в радость - есть чем себя занять. А ты, Катька, сама хороша! Если связываешься с женатым мужиком, так нужно быть готовой к тому, что с тобой свяжется кобра, на которой он женат.
- Так что ж теперь - не связываться?! - в унисон укоризненно спросили обе официантки.
- Почему же - очень даже! Особенно если он при таких деньгах. Просто не попадаться, - авторитетно заявила посудомойка. - Или закрутить его - как следует и очень быстро, чтоб только тебя одну и слушал! Как говорит моя внучка - за хобот - и в стойло!
Катюша и Люба на мгновение задумались над этим мудрым жизненным девизом, после чего Катюша сморщила лицо и приготовилась было разреветься, но тут противоположная дверь с грохотом распахнулась, впустив немолодого, но еще крепкого мужичка в спортивных штанах и черной майке. В вырезе майки густо курчавились седые волосы, между разъехавшимися в ухмылке губами празднично сияли два золотых зуба, а из-под летней полотняной кепки обильно струился пот. Вместе с мужичком в помещение вошел крепкий утренний перегар и немедленно заполнил собой все доступное пространство.
- Там жарень, а тут и подавно! - мужичок без церемоний плюхнулся на стул. - Что - хозяину-то вашему трудно на кондишку разориться?! В зале-то, поди, поставил! Бутылочки мне приготовили?
- Кто тебя опять пустил?! - злобно вопросила посудомойка.
- Так Вася и пустил, - удивился мужичок. - Чего ж не пустить? Знает же, что тут дочка моя работает, дочура, - он подмигнул Катюше, которая немедленно сморщилась еще больше. - Как же ж отца к дочке не пустить? А ты, Ленка, все фырчишь? Эх, хлопнуть бы тебя по заду, так ведь нету зада-то у тебя, а?
- А вот казан-то щас на морду надену кому-то! - пророкотала посудомойка, но мужичок уже забыл про нее, сосредоточив все свое внимание на Катюше, медленно поднимавшейся из-за посудомоечной машины.
- Что на завтрак-то подашь?
- Папа! - в отчаянье воскликнула официантка. - Папа, ну почему вы не едите дома?! Полный холодильник...
- Я не ем дома, потому что ты не умеешь готовить, - пояснил тот.
- А сам-то?! - буркнула посудомойка, яростно скребя лопаткой по тарелке.
