Посещаемость занятий превзошла все ожидания Кетовского района, в чьем ведении находилась школа зоны. Зэки валили повышать уровень знаний и дрались в казармах за место под лестницей. Такая находчивость преподавателя позволила приобщить широкие массы к всеобщему среднему образованию.
ВИЗИТ К ШОКОЛАДНИЦЕ
Знатного зэка по выходу ожидает встречательная церемония. К воротам зоны прибывают дружки, приносят цивильную одежду, угощают вином, на легковых машинах увозят к шоколадницам. Шоколадница — это блядь из бывших заключенных, знающая толк в уголовном законе и любви. Она в любви вся до такой степени, что на губах выступает как бы помада шоколадного цвета. Есть разные оттенки шоколадного секса. В старых правилах, которые называют Тайшетским кодексом, партнеры не должны были употреблять цивильные слова, говорили только по фене.
Бляди-шоколадницы в мире блатных ценятся особо и составляют замкнутую группу бывших уголовниц, в преклонном возрасте они выполняют роль связных, разъезжая по Союзу с заданиями и поручениями паханов.
К встрече зэка шоколадница усиленно готовится. Делает настой водки на золотом корне, элеутерококке, кедровых орехах, оленьих и моральих рогах, желчи медведя. Запасает чай только «индюшку» — индийский или цейлонский, раньше употребляли китайский. Чай употребляют только иркутской ферментации. Зэки считают себя большими специалистами по чаю и московские, уфимские, зугдидские ферментации отвергают, полагая их второсортными. Угощение мясное, рыбное, в помещении полный интим — уединение. Шоколадница в поведении нейтральна, суждений своих не имеет (оставила их тюрьме) — она дочь уголовного мира и замуж не выходит. Шоколадница расспрашивает, чем думает заняться вышедший на волю, и обязана по его просьбе подыскать невесту, если он думает «завязать» и стать цивильным. К шоколадницам поэтому и обращаются с просьбами о приискании мужа или невесты. Задание серьезное, требования и запросы у зэков самые разнообразные: одному требуется непременно девственница, другому — в возрасте, чтобы могла любить и управлять его «буйным» нравом. Кто-то просит женщину на время, чтобы перекантоваться, осмотреться и дальше пуститься в плавание.
В случае, если зэк не может расходовать деньги, а это так на самом деле — длительная изоляция делает чучека совершенно беспомощным на воле — он оставляет деньги шоколаднице. Часть из них она расходует на свои нужды, другие — на опеку прибывшего. Считается, что опытная шоколадница может сделать зэка импотентом, дав незаметно выпить настойки ковыля, или наоборот возбудить вечную любовь, вложив свои лобковые волосы в лацкан пиджака или вплетя их в ткань белья, носков, рукавиц. В бегах — «путешествиях» по Союзу зэкам запрещается останавливаться у шоколадниц, дабы не навести на них ментов. Если это происходит, она сообщает пахану, и его вмешательство все ставит на место.
Шоколадницы предпочитают жить тихо, незаметно, в отдельных домиках на окраинах, в небольших городках при магистралях — железнодорожных, автомобильных. В Красноярском крае таковые проживают в городах Абазе, Ачинске; в Кемеровской области в Белогорске, Междуреченске; на Алтае в Бийске; в Иркутской области в Слюдянке; в Якутской АССР в Алдане. По незнанию граждане умиляются их благонравным поведением, незаметной, но исправной работой на почте или в больнице. О них рассказывают истории: не живет ни с кем, был человек, ее обманул, обещав жениться, и она теперь мужикам не верит. Бывает находят их мертвыми и ползут слухи — убили, дескать, позарившись на деньги. Менты этими смертями не занимаются, только убирают из картотек бывших уголовниц. Жизнь идет своим чередом, одни поколения шоколадниц воровского мира сменяются другими.
ПОЦЕЛУЙ ЗАПРЕТОК
В центре Иркутска находится глазная клиника, которую жители называют Второвской по фамилии текстильного купца, ее основателя (история его греха и покаяния, рассказанная жителем села Тамарей, что в Боханском районе, прилагается к этой главе). Среди пациентов клиники — люди, ставшие жертвами преступлений — их глаза выжжены кислотой, известью, выколоты. Из последних — большинство мужчины, их изувечили женщины — жены и любовницы в порыве мести и ревности. Симпатичная дама — главный врач клиники резюмирует: «Женщина по природе более жестокое существо нежели мужчина. Зато женская жестокость — с состраданием. У меня тут такие пациенты, которым женщины выжгли глаза, а потом сами их забрали и ухаживают до конца дней. Мы такие ситуации оформляем как несчастный случай. Мужчинам легче не будет, если их жен осудят. Кто тогда будет за ними, слепыми, ухаживать?»
Как все это объяснить? Может быть тем, что женщина чаще соприкасается с состраданием: в менструациях, рождении детей, чаще видит кровь? Эстонские социологи решили выяснить как относятся разведенные мужчины к своим бывшим подругам и бывшие подруги к бывшим мужьям. Большинство мужчин злость долго не таят и по истечении короткого времени доброжелательно отзываются о своих бывших женах; у женщин наоборот — надолго, а то и навсегда сохраняется стойкое недоброжелательное отношение к мужчинам. В уголовном мире известно, что банды, группы, шайки, кодлы, в которых задействованы дамы, отличаются особой изощренностью и коварством. Такие Зойки-Золотые ручки, попадая в женские зоны, превращают их в кромешный ад. Сохраняется все, присущие мужчинам группы зэков, точнее зэчек: паханы здесь именуются блатнячками, мужики — работнячками, черти — помойницами, педерасты — ковырялками-лизалками. Каждая блатнячка — кобел имеет на подхвате одну или несколько ковырялок, то есть свой гарем, члены которого обслуживают кобла — варят ей чай, стирают белье, достают продукты, услаждают лесбийскую страсть.
Пахан-кобел, окруженный девочками, настоящий вампир — зависимость помойниц и ковырялок от ее прихотей не знает границ — они даже обязаны менструальные выделения вылизывать, пятки чесать, в груди играть и развлекать ее сеансами от журнальных рассматриваний мужчин до собственного показа. Коблы все время пребывают в ревности и любовных разборках и выдумывают наказания. Одно из самых легких — запрещение говорить с провинившейся ковырялкой и обязанность всеми способами ее ущемлять. Запомоенные ковырялки — ворох лохмотьев, обгаженных, обляпанных. Выход из подобного состояния для падших почти невозможен, так как в женских зонах затруднен переход из-за их разбросанности. Зоновские врачи говорят, что избитого до синевы мужика можно встретить редко, а женщины уродуют женщин до полной синевы, избивая для начала мокрыми полотенцами и валенками, заполненными тяжелыми предметами. Бывает, насильно надевают на голое тело мокрую маломерную рубашку, которая ссыхаясь, со страшной болью корежит грудную клетку. Редко кто из женщин, пройдя зонный ад, может стать женой или матерью.
В стране нет развернутой статистики, но примерно на пятнадцать мужских лагерей приходится один женский. Женщин за жестокие преступления, как правило, не расстреливают — не дают вышак, и у них два режима — общий и строгий. Смешение разных категорий женщин в таких режимах превращает женские зоны в море сплошного беспредела. Правило беспредела везде одно: хочешь жить, умей вертеться. Неволя на всех действует гнетуще, на женщин особенно. Меняется речь, например, коблы говорят по-кобельи; походка становится прыгающей, здесь сказывается одежда: кирзовые сапоги, косынки, халаты, юбки, отсутствие мужского внимания; телосложение становится сельдеподобным, плоским. Резкий визг, ориентация на нарочитую сексуальность и подхватывающее подобострастие — форма поведения многих. Поддержка мероприятий начальства вместе с глупой инициативой выделяют большинство осужденных женщин. Многие тут же начинают «исправляться», исправляя других нескончаемыми поучениями. Доносы цветут и пахнут букетами. Мужские семьи в зоне более или менее постоянны по кругу людей и интересов. Женские же семьи создаются мгновенно и так же быстро разваливаются. Исключение составляют дружные скрутки: кобел — ковырялки, многие из которых продолжают жить вместе и на воле. В женских зонах происходит полное растление женского, как материнского, так и культурного начала, заложенного прошлыми поколениями. Вышедшие на волю женами уже не могут быть, остается дальше идти по пути падения, проституции и наркомании. В Сибири можно увидеть детские тельца, выброшенные в мороженый кал общественных туалетов, в мусорные урны и на свалки. Цинизм по отношению к жизни тут превосходит дьявольские пределы.