Оставили тебя менты стоять в коридоре, а там бочки с килькой и хамсой — не теряйся, набери в карманы, рукава. Знай, если хата сытая, то она бесскандальная. Главный враг человека — человек, живя без скандалов и драк, сам веселеешь.
В камерах паханы заставляют чертей и педерастов наводить чистоту, мужикам и блатным такое дело западло. Уничтожают часть клопов, ремонтируют разными подтяжками вечнотекущие краны; уменьшают смачиванием скрип половиц, делают заначки и проводят камерные торжества — дни рождения паханов, блатных, мужиков в авторитете и даже годовщины ломания целок пидорам. Могут отметить день получения кликухи. Отмечают, но как-то со скорбью, Новый год. В камерах еще ничего, а вот в карцерах, ШИЗО и ПКТ его отмечать тягостно. К убийственному состоянию примешивается полная отрешенность и тоска, сознание никчемности жизни, злость на судьбу-злодейку. Менты на Новый год за карцерами усиленно наблюдают, так как многие зэки в это время расстаются с жизнью, обычно вешаются. В ШИЗО в Новый год администрация стремится сгрудить зэков и не оставлять по одному человеку в камере. Ежели повесится, то ответственность падет на сидевших с ним, будут таскать, требовать, чтобы подписали бумагу, якобы они виноваты, довели человека.
Зэку, идущему в дальняк (лагерь с тюремным, строгим, усиленным, а то и общим режимом, расположенный вдали от родных мест) полагается готовиться основательно, запасаться теплой одеждой, наволочками, носками, майками, достаточным запасом табака, глюкозы, мыла, зубного порошка. В долгой дороге, в пересылках, в сплошной изоляции все сгодится. Идущему в дальняк вся камера помогает, меняют одежду на более теплую и прочную, надшивают, потрошат меховые шапки на верхонки — теплые рукавицы, их обшивают, обтягивают материалом, чтобы не заметили менты. То же самое делают с носками и обувью — сапогами, которые внутри обшиваются мехом и говорят: «Они у меня со смехом». Кирзовые сапоги солдатского покроя и рукавицы относятся к рабочей одежде и их можно проносить в зону. Под обшивкой можно сохранить и меховую шапку, сделав ее похожей на зэковскую. Опытные зэки обвязывают сидора-мешки, вшивая в них свитера, а потом в зонах их распускают и вяжут тепляк и носки. Старый, скрученный сроками зэк никогда «не лается» из-за тряпок, ибо знает, что при распределении и ему достанется, если у него дальняк. Человеку, намеренному (если таковые бывают) провести жизнь в тюрьмах и зонах, надо с детства научиться хорошо шить, вязать, штопать, сучить дратву, уметь делать заначки в теле и одежде.
Попадая в ШИЗО и ПКТ, обязательно встретишь там долго сидящих, и по установленным издавна правилам полагается в первый день пребывания не прикасаться к пайке и пище — она идет тем, кто уже живет здесь. Так же поступают, «выписываясь» из камеры — в этот день не едят, оставляя пищу тем, кто продолжает отсидку.
Зачастую бывает: ждешь выписки, сидишь голодный в усмерть, а тебе срок добавляют, и получается два дня пролетных. Опытные зэки чувствуют, когда их «снимут в бочку» — они начеку: надевают майку, пропитанную конфетным раствором и высушенную загодя. В долгой отсидке каждая грамулька сладости придает силу и освежает мозги. В закрытые швы нательной одежды набивается табачок, тырятся бумажки с ластиком — стержнем от авторучки. Знатоки камер никогда не оденут двойные носки, они не полагаются по правилам нахождения в ШИЗО, а носят под носками скрытые подследки — эдакие шерстяные полуноски, на которые сверху надеваются носки. Мент, отвернув носки, подследки не замечает. Под пятки приклеивается табачок или чифирьная выгонка. При любом шмоне можно кое-что пронести. Если удастся в камеру затянуть лишнюю одежду, то спасете много здоровья и калорий, ничто их так не пожирает, как холод. При выходе из ШИЗО берут у сокамерников самую плохую одежду. Ругаются менты: «Не может быть, чтобы ты сидел почти голяком, подох бы, вроде одетым выходил?» — «Гражданин начальник, таким и был при выходе, ничего не дали с собой из нательного белья, говорят — не положено». Радуйся, что твое нательное белье носится сейчас в ШИЗО и согревает сокамерников.
Тюремный карцер — живая могила: холод, голод, сырость, сквозняк и все это скопом валится на зэка. Опытный зэк, получив постановку в карцер, не торопится замуроваться в яму, а требует одежду. Он скандалит, подбирает надевку попрочнее и попросторнее, с карманами и со всеми пуговицами — ненароком что-нибудь удастся стащить у зазевавшегося коменданта кладовой, такого же зэка, но получившего покровительство от ментов. В карцере все пригодится: бумажка, гайка, гвоздик. Особенно тщательно следует подбирать чивильботы. Это обрубленные на сгибе валенки — пропотевшие, холодные, мокрые. Они так натирают ноги, что образуются кровавые рубцы, которые в тюрьме из-за отсутствия света не заживают.
Неопытный по водворении в карцер начинает бегать, шататься маятником от стены до стены — согреваться, считать шаги и в конце концов на третьи-четвертые сутки ослабеет, захолодеет. Прожженный зэк начнет с того, что определит, послюнявив палец, есть ли в карцере сквозняк, топится ли батарея. Оторвет лишние, ненужные карманы (в карцере зачем они) и обшлага и ими законопатит дующие щели, затем заштопает, затянет завязками, обкрутками все прорехи в одежде, чтобы тельное тепло не выходило наружу. Потом прижмется к батарее, если она греет мало-мальски (в сибирских условиях поэтому карцер зимой лучше, чем летом, весной и осенью, когда нет отопления) и будет в таком состоянии мотать срок, раздумывать, «гнать», вспоминать, а то и про себя напевать, если знает песни, и придумывать рассказы. Зная азбуку Морзе, можно осторожно перестукиваясь, сообщить друзьям о том, что находишься в карцере. Они могут подумать, что перевели в другую хату или выдернули в этап. Потихоньку, по щепотке, где корочку, косточку сэкономишь и в «летный» день не съешь, все сгодится в голоде, в нелетный день.
Есть на Руси такие типы зэков, которые выдвигают свои требования к администрации, идут только в те хаты, которые им нужны для встречи с друзьями. В другие камеры не идут, их и держат в карцерах до посинения. Представляете, добиваются «льгот»! Дело в том, что они замедляют своим упрямством оборот — посещаемость карцеров. Можно понять гнев начальства — в тюрьме две тысячи гавриков, а карцеров всего два десятка. Многие ждут не дождутся очереди попасть туда, а тут находятся «сволочи-любители», которые их незаслуженно заполняют. По карцерам, как положено со времен Ленина, существует у коммуняг строгая отчетность и она должна впечатлять неуклонным ростом. Это впечатление — важный показатель тюремной деятельности.
Интуиция подсказывает бывалому зэку: совершил наказуемое деяние, видишь менты насели, пускаться в бега бесполезно, готовься к отсидке — командировке. Пока на подозрении, сходи к гадалке. Они говорят почти всегда правду, гадая на картах, на кофейной гуще, чаинках, есть предсказатели по расплавленному воску и свинцу. В Новосибирске на улице Автогенной проживала баба Маня — та давала по картам дельные советы: как вести себя со следователем, как на суде, какой срок тебе вкатят, где будешь сидеть и уйдет ли от тебя баба. Плата за совет три-пять рублей, а успокоения и ясности за сотенную. Сколько лет отсидки получишь, можешь и сам определить. Возьми спичку, ее подожги и сгоревшую, скрученную пламенем, положи на бугорок ладони внизу большого пальца. Затем от другой руки приложи валетом тот же бугорок и поверни ладонь так, чтобы пальцы рук совпали. Спичка раскрошится и будет на руке цифра срока. Это один из самых верных и старинных способов.
Схватить могут в любой момент, в любом месте — закрути деньги и вложи их в простые брюки, ни в коем случае не надевай штаны из военной ткани — не пропустят и снимут при шмоне перед входом в тюрьму. Обувь найди с супинаторами — хороша в этом случае обувь чешская «батевская» и югославская — там супинаторы стальные. Пронесешь такую обувь в камеры — отличные заточки получаются, ступики. Надо в камере и хлеб по-настоящему, не ниткой, не отточенной ложкой, порезать, да мало ли еще что, без ступика не обойдешься. Хорошим ступиком даже бреются. Резина от каблуков и подошв такой обуви дает отличную копоть, идущую на краски для партаков-наколок. Мойки — безопасные бритвочки следует вшивать в шапки, фуражки. Чтобы на суде выглядеть по-человечески, надо заранее об этом подумать, так как в тюрьмах не бреют, а стригут машинками, как шерсть у баранов, ими же стригут не только бороды, но и под мышками, а то и срамные места — «помоют заранее». На супинаторы обувь проверяют, каблуки отрывают, но все найти невозможно, мойки и иголки хорошо проносятся в сырой резине, приваренной к подошвам. Пройдись, где только сможешь, легкой нашивкой крепкой капроновой нити по швам — в долгом сидении ее вытянешь из одежды и она пригодится при ремонте. В тюрьмах иголки и нитки (нарезанные по 20 сантиметров) дают только на время, их не хватает, за них дерутся. А ушивать приходится многое — человек худеет — брюки спадают, ремни нельзя носить, а давно примечено, если жизнь ломается, то и все остальное рвется. Стремись перед арестом ходить в такой одежде, в которой и в зоне можешь появиться — в советском народном костюме XX века — в фуфайке, кирзовых сапогах, пробитых медными гвоздями и хорошо прогуталиненных, не пропускающих сырость, черном тепляке (можешь сам выкрасить — черной краски хватает при социализме) и сине-черной простой рубахе. В фуфайку можно вшить чай, наточить конфет и в них (втырить) лекарства от тех недугов, которыми страдаешь. Хорошо иметь запасные очки и слуховые аппараты — человек при аресте, как бы сходит с ума и часто теряет очки, а это плохая примета — без глаз и на свободе не сладко. В тюрьмах и зоне никто тебе очки не предоставит.
