Он задумался, не сделал ли это Роман Годфри. Питер был на холмах этой ночью и что-то почуял, смутную, но и неприступную недоброжелательность. Но это было не- что, что соединилось со временем, и с больницей для душевнобольных вниз по дороге, можно ожидать самые неожиданные вибрации, проявляющиеся при полной луне. И

это был не первый случай, когда он почувствовал некие оккультные веяния в городе. Здесь было что-то еще, незримо присутствующее, ползущее под ногами, не имеющее ничего общего с живущими под солнце. Питер не мог ухватить это понятие целиком, но он знал, оно было тут, древнее холмов, под которыми находилось. Случались не- сколько раз, когда он, дремля в гамаке, видел змею, Библейски черную змею медленно и чувственно пожирающую себя с хвоста. Но затем его глаза резко открывались, и он глядел на небо через переплетения ветвей и раздраженно выталкивал этот образ из разума. Питер обладал величайшим талантом не терять сна из-за вопросов, на которые он не знал ответа, потому этот нарушитель его дремы действительно пошатнул равно- весие. Но это, чем бы оно ни было, живущее в самом темном месте под землей и гораз- до древнее холмов, не было тем же, что убило Брук Блюбелл из Пенроуз. Он знал это своей Свадхистаной. Мир это тело, и различные его части транслируют частоты

по-разному. Некоторые интенсивнее других, они находятся ближе к пульсации таин- ственной подоплеки, иллюзии иллюзий. Хемлок Гроув как раз такое место, и сущность под холмами – если она не была преувеличением – являлась частью этого, страшного и

неизведанного, как «сущность», что надзирает за тем, чтобы животные вдыхали то, что выдыхают деревья.

Могла ли девушка стать жертвой молодого, дикого упыря? Возможно. Это не их традиционный стиль, но потомство способно к сильной трансгрессии. Как и старые жены. И, хотя Роман не совсем подходил под этот тип, Питер сам был прямым доказа- тельством, насколько ошибочным может быть первое впечатление. Подул ветер, неся с собой запах травы, и он поднял руки, позволив ему пройти между пальцев, когда уви- дел нечто возле деревьев: свечение – нет, двойной блеск, светящиеся глаза: это была пара глаз, мерцающих, как у кошки. Питер поднялся. Появился Роман Годфри. Они стояли на расстоянии, глядя друг на друга. Их одежда шелестела на ветру, а цикады безразлично пели.

Каково это? – спросил Роман.

Каково что?

Роман колебался, руки вместе, ерзают. Испугался?

Убить ту девчонку.

Не ты один

Я не убивал ее, – сказал Питер. – Я думал это ты.

Роман, в замешательстве:

Я? Зачем мне это делать?

Питер пожал плечами:

А мне зачем?

Люди говорят ты оборотень, – ответил Роман.

Ты веришь всему, что говорят люди?

Роман продолжил:

Тогда, зачем ты сюда вернулся? Это твоя территория или типа того?

Шерсть на загривке Питера опустилась, определив никакой угрозы нападения.

Он сел по-индийски.

Территория это так буржуазно, – бросил он небрежно.

Роман, всматриваясь в него:

Уверен, что это был не ты?

Мог бы хоть постараться сдержать разочарование, – сказал Питер.

Просто спросил, – произнес Роман. Теперь он тоже сел и подобрал ветку, отломившу- юся от куста. – Тогда кто это был?

Медведь, – сказал Питер. – Пума. Оригинальное самоубийство.

Роман сломал ветку ниже середины и зажал половину между пальцев.

Странно, – сказал он. – Я знал ее. То есть не знал-знал ее. Но видел ее. На вечеринках и прочих штуках. Ей нравилась моя машина. – Ветка сломалась на четверть. – А те- перь, она мертва. Как, блядь, такое бывает?

Ага, машина симпатичная, – сказал Питер.

Также я знал твоего дядю, или кем он там был.

Винса? – спросил Питер.

Ага. Иногда, мы разводили костры, и он появлялся с бутылкой самогона. Мне нрави- лись его истории. Девчонок они пугали до чертиков, но знаешь, это же девчонки.

Питер кивнул, вторжение алкаша, пренебрегающего бритьем с пятнадцати лет, было такой вещью, которая могла поставить девушек с ног на голову.

Я не особо его знал, – сказал Питер. – Он называл меня Пити, и это мне не очень нравилось. Но он всегда давал мне договорить, когда Линда прерывала меня, и иногда он падал в обморок, все еще сидя за столом с открытыми глазами – это казалось мне каким-то фокусом. – Поддался он воспоминаниям. – Думаю, у него были серьезные проблемы.

Серокрылая моль пролетела рядом, и рука Питера дернулась ее поймать. Склон- ность к оппортунистическим зрелищам была у Руманчеков в крови, и он был абсо- лютно уверен, что сможет получить двадцать баксов от этого богатенького паренька, поспорив, что съест ее. Но его руки были не достаточно быстры, и моль упорхнула прочь.

Роман разломил ветку еще на половину и дал ей упасть на землю.

Я помню, как приходил сюда с отцом, – сказал он. – У меня мало воспоминаний о нем, но я помню, будучи еще совсем мальчишкой, был здесь, и что-то ужалило меня в ногу, знаешь, типа в перепонку между пальцами на ногах, помню его лицо. Насколь- ко беспомощным оно казалось. Потому что не мог понять, почему я так сильно плачу. Пока моя нога не опухла настолько, что пальцы начали походить на сосиски.

Что с ним случилось? – спросил Питер.

Роман сложил руку пистолетом и изобразил, как вышибает собственные мозги.

Бля-я, – отреагировал Питер.

Бля-я, – повторил Роман.

Мама говорит: мой отец мертв или типа того, – сказал Питер. – Не вдается в подроб- ности. Божья коровка.

Роман стряхнул божью коровку со своего лацкана.

Каково это, – спросил он. – Жить как, ну знаешь. Таким, как вы.

Питера не тревожило называться «Таким, как вы» – это уважаемая, фундамен- тальная граница жизни: имущих и неимущих. Питер не относил себя к беднякам.

Я думаю, всегда есть что-то за холмом, что я должен увидеть, – сказал он. – Напри- мер, что кроется в ботинках твоей сестры?

Лучи от пары фонариков высветили их в темноте и бесшумно загорелись поли- цейские мигалки.

Черт, – сказал Питер.

Все в порядке, – успокоил его Роман, но Питер уже бежал в сторону линии деревьев. Он остановился в той же тени, из которой появился Роман, который беззаботно глядел на фонари.

Заблудился, приятель? – сказал самый низкий, без шеи, с весом жира, как у штанги- ста.

Я в порядке, но, спасибо за заботу, офицер, – ответил Роман.

Это мальчишка Годфри – произнес другой, высокий и худой, с пронзительно агрес- сивным носом, тянущим к земле, согнутый как лук, готовый выстрелить.

Ты в курсе, что сейчас не детское время, – сказала Шея.

Я ночная сова, – ответил Роман.

Тебе нельзя здесь находиться, умник, – вступил Нос. – И мне плевать на твое имя.

Я кому-то мешаю, офицер? – спросил Роман.

Кто это был с тобой? – снова Шея. – Не тот ли грязный цыган? Что вы, две инкубаци- онные птички, делали тут такого, что не заслуживает порицания?

Разговаривали.

О чем?

О тайнах смертности, – парировал Роман.

Ладно, пошли, – сказал Нос.

Роман посмотрел на него, он смотрел в его глаза и на короткое время его соб- ственные блеснули как у кошки, что ранее и привлекло внимание Питера к нему, и он произнес, с нажимом, словно учил актера репликам:

Хотя, знаешь, его мамаша будет еще той занозой в заднице. Нос молчал. Его лицо побледнело.

Затем, он несколько раз коротко моргнул и выдавил:

Хотя, знаешь, его мамаша будет еще той занозой в заднице.

Что, – спросил Шея.

Роман посмотрел в его глаза:

Ага. Иди, парнишка.

Ага, – повторял Шея. – Иди, парнишка.

Слушаюсь, офицер, – сказал Роман.

Они вернулись к джипу, Шея бормотал:

Маленький жуткий засранец.