Вау, твои серьги подобраны к кошельку? – сказал Питер. Как правило, по его наблю- дениям, модные решения девушек всегда были направлены на определенные диверси- онные цели.

Я хочу, чтобы ты пришел ко мне на обед, – произнесла она.

Питер молчал.

Это очень важно для них, – продолжила она. – это… очень важно для меня.

Питер приказал своему внутреннему взору представить, как заходит солнце, рас- текаясь медом по осенней траве, тихий бегущий поток, обвивающий круглые речные камни и первые серебристые лучи новой луны. Итак, мы дошли до «Этого». И разве это не тот самый разговор, который ведет к парню и обязательствам и другим словам, на которые у него была аллергия. Девчонки. Как только вы повторно настаиваете на вполне разумных границах, они повторно напирают на вас со всей мощью бульдозера. А вся ирония в том, что это еще мужчин считают видом охотников.

Она выжидающе смотрела на него. Ожидая десять миллионов вещей, которые могут крутиться в девичьей голове, чтобы ожидать. Очевидно, он позволил зайти все- му этому слишком далеко. Очевидно, если он скажет ей «Мне нужно немного личной свободы», она вместо этого услышит звон свадебных колоколов. Он знал, как с этим справиться. Как говорил Николай: «в девяти из десяти раз, когда женщина заставляет болеть твой живот, решением служит взять ее домой и заняться сексом». Так и было. Он так и поступит, просто возьмет ее домой и займется сексом, как это было раньше,

и больше тут не о чем говорить. Он улыбнулся ей и кивнул, она улыбнулась в ответ, ду- мая, что добилась своего.

Последующим вечером Мари Годфри трудно сдерживала свое недоверие, что сидит за одним столом с ходячим переносчиком блох, грязным хулиганом, делясь хле- бом, как с любым другим школьным приятелем дочери. Все годы терпения и труда, что она посвятила этой семьи, читались на ее лице, готовые рухнуть за один вечер. Но это был все еще ее стол. Вполне подходящий для жертвоприношения того, что еще оста- лось святого. Классовая ненависть! Такое нервное отношение было последствием того,

что Мари Ньюпорт сама росла дочерью необразованного сталевара по другую сторону железной дороги, и что ни ее муж, ни ее дочь, знали об этом не более, чем они ведают о темной стороне луны. Она не хотела ей такой участи – потому создавшееся положе- ние напоминало ей принимающий форму, древний роман Джейн Остин, где родители обеспокоены, как бы их единственное чадо не закончило жизнь, прозябая в сточной канаве. Словно это имело значение, сколько было положено усилий или отрезали ли вы себе руку, лишь не голосовать за республиканцев; один взгляд на подобных Пите- ру Руманчеку и у вас есть ответственность за, хоть и отвлеченное, но важное понятие своего класса. Только если ваше имя не Норман Годфри. Если вас зовут так, вся ваша ответственность в сопротивлении предку, мертвому уже более сотни лет. Но ни что из этого не было истинной причиной беспокойства Мари. Больше всего ее беспокоило

ее собственное сотрудничество со всем этим фарсом. Когда у Леты впервые появи- лось это предложение, ответом Мари стал хрупкий и гадливый смех, неприятный ее собственным ушам, и «Категорическое Нет». Но Лета не трудилась спорить с ней или даже взглянуть на нее. Она посмотрела на своего отца с безошибочным знанием: он с этим справится. Справляться с безумными – его работа. Мари стало интересно, есть ли определение тому, в кого она превратилась. Это будет противоположно эху, тело, отде- ленное от голоса. А все, что хочет голос, если его кто-нибудь сможет услышать, просто спросить, как они позволили всему этому произойти.

После ужина, она, извинившись, ретировалась, заявив о неожиданно настигнув- шей усталости, а доктор Годфри налил себе выпить и предложил Питеру. Парнишка заслужил выпивку, высидев под пристальным светом прожекторов, излучаемых госте- приимством Мари.

И сейчас, при встрече с обвиняемым лицом к лицу, доктор Годфри стал более доброжелательным к точке зрения своей дочери: Питер был совершенно другим. Он не был нашим соседом. Он не хотел вещей, которые хотим мы. Если вы скажете ему вы- прямиться и лететь прямо, он посмотрит на вас с искренним недоумением: в его мыс- лях он и так это делает. Кроме того, он был виновен в самом немыслимо преступлении перед цивилизацией, такой же неестественной, как резкая хромота: он не принадлежал никому.

Он не хотел находиться сейчас здесь, это было очевидно. Но он был. Он был здесь, потому что Лета попросила его, это демонстрировало базовый уровень целост- ности, что по оценке Годфри давало пару очков парню. Его сильнейшим страхом была возможность, что придуманная история Кристиной Венделл об оборотне есть психоло- гическая защита от более тревожной реальности, но его профессиональные инстинкты толкали его к другой теории насчет его пациентки. С другой стороны, все было очень просто: люди напуганы и кто-то должен за это поплатиться, а Питер был как раз Не Одним Из Нас. Но вот он тут, старается (хотя это действительно мучает его носить гал- стук), и кроме того, нельзя списывать со счетов, как добр он с Шелли. Единственное из всего, что нельзя списывать ос счетов.

Годфри протянул Питеру бокал, который Питер поднял, чтобы чокнутся с ним.

За… Романа, – сказал Годфри. Он, конечно, хотел сказать что-то безобидное и забав- ное, но вышло это.

За Романа, – ответил Питер, и в его глазах стояло странное выражение, которое, как заметил Годфри, проблескивало во время обеда, не зрелость, нет, но словно ясность и понимание всего вокруг, как если бы в них читался истинный облик его души, прожив-

шей не одну жизнь и в этой, спрятавшись за песочной маской лица Питера.

Годфри заметил, как он сжал ногу Леты, но к его удивлению это порадовало его. Да, он был рад. Рад, что его странная дочка, нашла странного кавалера, что в ее жизни есть человек, который так к ней прикасается. Перед ним сидела женщина, которую он создал.

Как только со стола было убрано, он сделал скептическую маску от слов Леты, что она подвезет Питера домой, потому что сам он выпил, и никому не хотелось рас- сматривать идею тревожить из-за этого Мари. И теперь он отрекся от своего престола, от права частной собственности, от того, чтобы быть помехой между ними. Они спра- вятся и без его вклада. Он дал им напутствие веселиться, надеясь, что они будут дей- ствовать наоборот. Они будут жить.

Она уже настоящая женщина. Что ты знаешь об этом?

***

Из архивов доктора Нормана Годфри:

КВ: Мне снова приснился тот сон, где я на заводе. Но в этот раз он был другим, в этот раз, когда настал момент, я не знала прятаться ли мне или обернуться и встретиться

с этим лицом к лицу, но вдруг я увидела кого-то снаружи, кого-то за окном. Это был Френсис Пульман. Я думаю, потому что… Боже, ненавижу говорить такое вслух, но из-за его странных глаз. И это единственное, что изменилось во сне, он просто стоял, не произнося ни слова, а я все так же застряла в том же месте, но с мертвецом, наблю- дающим за мной.

НГ: Есть какие-нибудь мысли, какую роль Пульман или его призрак играли в твоем сне?

КВ: Я… Это прозвучит немного безумно, доктор. НГ: Ничего, ты в нужном месте.

КВ: его лицо.

НГ: Что ты имеешь в виду?

КВ: Он ничего не говорил, но я знала, он говорит мне что-то, глядя на его лицо. НГ: Ты можешь рассказать, о чем он говорил?

КВ: Он говорил мне… Ты потеряешь свою душу. НГ: …

Иерархия Дерьма

Без Которого Питер Мог Бы Жить

Последний день перед Снежной Луной, прозвеневший звонок после восьмого урока не только высвободил тела школьников оставшемуся дню, но также и последние горячие минуты отрицания со стороны Питера, откладывавшиеся им последние две недели: теперь он должен сказать ей. Женщины и разговоры, всегда идут рука об руку, как нечто приятное и четвертование. Он шел из своего класса к автобусу, морщась та- кой перспективе, когда Алекс Финстер и Том Даблик появились перед ним, и еще двое, вдобавок, позади него. Не такую отсрочку от разговора желал Питер.