Снаружи, Роман шел вниз, прогуливаясь. Плечи сжаты, а щеки горели так, слов- но после пощечин, и настолько острым было его раздражение и смущение от произо- шедшего, что он почти, даже не задумываясь, чуть не упал с холма, занеся ногу над пустотой обрыва, он успел ее убрать в самый последний момент. Он потрясенно по-

смотрел вниз, едва избежав катастрофы.

Ебаный Питер! – крикнул он. – Ебаный Питер!

На следующем круге прогулки он заметил дождевого червя, облепленного чер- ными точками – муравьями – и, наступив на них ботинком, он возобновил свой шаг. кликкликклик

Роман обернулся вокруг, дико тараща глаза, но здесь никого не было.

Дыши, – приказал себе он. – Дыши.

Он почувствовал землю под ногами. Оно было тут. Он вынул свой коробок для мятных конфет, вытряхнул остаток кокаина на тыльную сторону ладони и резко вдох- нул его обеими ноздрями, испачкав его белым. Оно действительно тут. Он вытер нос рукавом куртки и продолжил идти.

кликкликклик

Роман застыл. Его кровь похолодела. О, нет. Оно добралось до него. Оно забра- лось в него и, используя маленькое долото, оно кликкликклик кликкликклик кликклик- клик работало над ним. Оно работало с какой-то целью. Оно хотело чего-то.

Роман захныкал. Он закрыл руками лицо. Он не знал его ли это собственные руки или уже чьи-то другие. Темные. Он не знал что здесь и откуда оно взялось, из какого темного места, оградиться от которого так отчаянно он желал.

- Пожалуйста, – молил Роман.

кликкликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик клик кликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик клик- кликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик кликкликклик клик- кликклик КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИК- КЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИК- КЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИК- КЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИККЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК КЛИККЛИККЛИК

И затем снова воцарилась тишина, и граница между Романом и темным местом ис- чезла прочь, его глаза обернулись назад и он увидел другую сторону, он четко увидел нечто, что однажды знал, самое запрещенное из того, что можно знать, то, что Френсис Пульман увидел, когда заглянул в его глаза. То, что уже произошло, но еще не случи- лось.

Роман закричал, его колени подкосились и он, крича, упал на лужайку, и земля вокруг него подогнулась, по форме идеальной окружности, теперь обрамляющей его, но он не заметил, как земля, став рельефной начала проваливаться, и он сам был про- глочен ямой.

***

Норман,

Забавно как можно смотреть на что-то тысячу раз и не видеть этого. Это случи- лось со мной впервые, когда я увидел слово «джентльмен» на печати и по какой-то причине действительно впервые увидел это. ДЖЕНТЛЬМЕН. Ох, подумал я, это мой брат. Джентльмен – это мой брат, Норман.

Но она не позволит этому существовать. Она вытащит на поверхность все

плохое в тебе, и когда ты обнаружишь, что это случилось, будет поздно, потому что она уже уничтожит все лучшее в тебе. Я мог видеть тот взгляд в твоих глазах, во время нашего последнего разговора, надеюсь, ты поймешь, насколько я серьезно имею это в виду:

Не позволяй ей уничтожить тебя.

Также, просто для факта, сначала я испробовал другой способ, но не удалось.

Она не позволила убить ее. Джей Ар

Уменьшение

Из архивов доктора Нормана Годфри: НГ: Как себя чувствуешь сегодня, Кристина?

КВ: Здесь очень мило. Чуть раньше я впервые прогулялась. Это была приятная прогул- ка, хотя всюду валялись ветки. Наверняка это последствия вчерашнего шторма. Мой дедушка назвал бы его пожирателем сараев.

НГ: Да, так и есть. Надеюсь, он тебя не расстроил.

КВ: О, я люблю штормы. Я могла бы сидеть и смотреть на него весь день. Для меня они, как триллеры, что читает моя бабушка. Никакой ценности, конечно, но кровь закипает в жилах и сжимается сердце! В такие моменты ничто не может сравниться с безопасностью, когда все вокруг ломается и бушует, понимаете?

НГ: Ты чувствуешь себя тут в безопасности?

КВ: Я хотела сказать, я не знаток психиатрических институтов, но тут, как на борту пиратского корабля. Шучу, я шучу. Но, да. Чувствую. Словно ничто не может достать тебя здесь.

НГ: …

КВ: Вообще-то, я его знала. НГ: Прости?

КВ: Вы думаете о нем. Об этом психе. Простите, я не должна называть его психом. Но он тоже был вашим пациентом, не так ли?

НГ: Да, он был.

КВ: Мои бабушка с дедушкой живут рядом с Киллдери парком, потому я часто его там видела. Думаю, я не должна была говорить, что ЗНАЮ его. У него была своя жизнь, родители и все остальное, а я не знаю ничего об этом. Кроме очевидного.

НГ: Очевидного?

КВ: Он видел, как он сделал это. Он видел Питера Руманчека пожирающего ту девуш- ку.

НГ: …

КВ: Доктор, вы в порядке, может вам выпить стакан воды?

***

Когда доктор Годфри вернулся с работы, его встретило характерное молчание.

Мари была на кухне, чистила столешницу, вокруг ее шеи и плеч кружились вихри напряженности. В прошлые времена он мог просто положить свои руки на ее плечи, и это сняло бы с нее любую нервозность. Тогда доброта их отношений существовала не только на публике, но и сама по себе, а темами их разговоров служило нечто большее, чем сегодняшние взаимные обвинения. Он стоял в дверях, она знала, что он там. В нем обострилось нехорошее предчувствие – не стоит ждать ничего хорошего от женщин

Годфри, выполняющих самостоятельно работу по дому, и он ждал с привычным фата- лизмом выплеска годами копившихся внутри обиды, разочарования, враждебности – о близящемся вселенском наказании. Потому что она все еще была влюблена в него.

Он посмотрел на лицо на двери холодильника. Цельное безглазое лицо, гоблин сделанный фирмой «Силли Питти». И он поддержал идею сводить Лету на ультразвук, потому что… потому что утратил последние силы сказать ей нет.

Она мне ничего не сказала, – наконец произнесла Мари. Она даже не повернулась к нему. – Она смотрела на меня, как на чертова инквизитора. Может тебе повезет боль- ше. Доктор.

Во время своего почти десятилетнего обучения медицине, ему никогда не при- ходило в голову, что гордый титул, которого он добьется по окончанию, когда-нибудь плюнут ему в лицо таким образом.

Он зашел в комнату Леты. Она полулежала в своей кровати и, делая домашнюю работу по математике, не подала виду, что обратила внимание на появление отца. В его голове появилась противная картинка, того «косматого цыгана» вытворяющего вся- кое с его дочерью. Такова участь мужчин: ты начинаешь жизнь желторотым птенцом, чтобы моргнуть и в одночасье превратиться в отца молодой девушки, которую трахает другой желторотый птенец.

Думаю я сбегу и присоединись к Кальвинистам, – сказал он.

Она проигнорировала его. В дни, когда он сам находился в возрасте ухаживаний, он не мог представить себе боли сильнее, чем отказ во внимании от собственной до- чери. Что усугублялось и другими причинами. Одним из наибольших факторов поя- вившегося в их доме раскола стало неместное восприятие происходящего Мари; с ее точки зрения между ними был заговор: ее муж и дочь объединились против нее. Так и было; они объединились, поскольку он делал все возможное, дабы поощрить это. Итак, выбора нет. Ему придется присоединиться к Мари, даже при риске оттолкнуть от себя дочь, дочь, которая смотрит на них с таким явным разочарованием. Если он хочет по- чинить хоть что-то, что в его силах, ему придется занять сторону ее матери. Войдя он закрыл дверь.