Дыхание Шелли стало хриплым и неглубоким.
- Сарказм, враг остроумия, – уничтожающе проговорила Оливия.
Сильно, – кивнул Роман.
Ее лицо потемнело, и она заговорила вновь с пугающим спокойствием:
Можешь думать, что сумеешь спрятаться за свое имя, как всегда, но я, кажется, четко высказала свое мнение об общении с этим цыганским мусором. И что бы это ни была за нелепая, проклятая игра, в которую вы играете, чтобы вывести меня из себя, у тебя есть гораздо больше что потерять, помимо твоей глупой, пустой башки.
Роман ответил не сразу, и, желая меньше всего на свете привлечь к себе внима- ние, Шелли задержала дыхание, оставив в комнате лишь жужжание беззвучно работа- ющего телевизора.
Боже, тебе надо срочно потрахаться с кем-нибудь, – сказал Роман.
Шелли ахнула и выскочила и комнаты. Оливия смотрела на Романа. Он был слишком доволен собой, чтобы закончить, и она ждала.
Неужели Норм занят? – спросил он.
Это был край! Она поднялась и встала перед ним, рассматривая дитя с клокота- нием желчи. А затем она ударила его ладонью по лицу с такой силой, что он отлетел к другому краю стола, и он не делал никаких попыток защитить себя, когда она подлете- ла к нему и начала хлестать по обеим сторонам его щек до тех пор, пока они не приня- ли пунцовый цвет. После, почувствовав отдышку, она отошла и, развернувшись, ушла, оставив его лежать на спине. На стекле мерцал, отражаясь, экран телевизора. Отвер- гнутая героиня фильма курила в шезлонге с вялой враждебностью. Оливия заворожен- но уставилась на экран, в то время как изображение начало смешиваться в причудли- вой игре света и тени, и она почувствовала, что погружается в него, как-то впадая и выпадая из него в одно и то же время…
Она почувствовала пару сильных рук на своих плечах, и Роман поймал ее прямо перед тем, как она упала.
Эти Милые Создания
Доктор Годфри сидел в комнате ожидания отделения акушерства-гинекологии, где транслируемый ситком, к которому он не забыл отвращения, перекрикивался исто- щенной молодой женщиной на третьем семестре, излагавшей громким голосом под- робные детали ее сексуальных похождений, так часто заканчивающихся оглашением решения суда в дневных новостях. Рядом с ней примостилась болезненно тучная под- руга или родственница, кивающая и хмыкающая в такт ее разговору, словно слушает проповедь на церковной скамье. С другой ее стороны находился худой мужчина, стар- шее ее по возрасту, в униформе шерифа и носом, длина которого не только определяла направление при ходьбе, но и заставляла сутулиться. Его рука обнимала беременную девушку. Годфри листал одинокий журнал «Sport Illustrated», лежавший тут, дабы уменьшить шансы будущих отцов на преждевременное бегство.
И я сказала ‘Мам’, я сказала ‘Мам’, просто передай ему, чтобы эта блядская сучья свинья и все, что она провоняла, исчезли за эти выходные, или он никогда не притро- нется к ним снова.
Мм-хммм… Мм-хмм…
Не смотря на очевидное сексуальное право собственности относительно его приза, Нос не слишком-то принимал участия в разворачивающейся драме; вместо этого, его глаза остановились на Годфри, которому он послал уже несколько острых, как кинжал, взглядов, чтобы считать их совпадением, было ли это из-за какого-то пра- вонарушения, о котором Годфри не знал, или же это просто театр военных действий, развертываемых против другого альфа-самца с дорогими запонками и начищенными ботинками, часто вызывающих раздражение у работяг, трудно сказать.
Годфри занялся умственными упражнениями. В молодости он прочитал руко- водство, изменившее курс его жизни: Первый шаг к свободе – уважать права других. Оно сделало его чем-то вроде уродца в семье Годфри; идея, что любая и каждая душа, с которой ты делишь планету, не важно насколько отлична, более или менее ужас-
нее тебя, достойна эмпатии и уважения в любых обстоятельствах. Итак, упражнение заключалось в продолжении сидения тут с журналом, вызывающим раздражение, и попытаться найти капельку великодушия по отношению к этим конкретным челове- ческим сегментам, вместо побега обратно в свою машину, где он сможет глотнуть из фляжки, которую, как он подумал, он не скрывал, поскольку она лежала в бардачке, а в нем не было тайника, вполне невинный отсек. Что отличало упражнение от наказания, являлось вопросом степени, а не намерения.
Вдруг, раздался звук как от стрельбы из пистолета и голова Годфри тревожно встрепенулась. Но опасности не было, никакой опасности для не его дочери, и проис- хождение шума стало тут же ясно, как только жирная девушка соскользнула на пол: на месте стыка сиденья с ножками стула, одна из них отвалилась, не выдержав ее веса.
Она ошеломленно распласталась на спине, похожая на перевернутую черепаху, выре- занную из масла, пока ее подруга хихикала в телефонную трубку:
Ох, ты ж ебаный в рот! – сказала ее подруга. – Угадай, чей жирный зад сломал крес- ло!
Годфри отложил журнал и поднялся. Он подошел к упавшей девушке и протянул ей руку.
Вы в порядке? – поинтересовался он. – Вы в порядке, дорогая?
Позже, проезжая мост, он спросил Лету, не хочет ли она заехать на ланч в клуб.
Ты уверен, что у тебя есть время? – спросила она.
У него не было. Но он кивнул.
У нее есть радужная оболочка, – сказала она.
Он не знал, что она имеет в виду. А затем догадался и в ту же минуту ощутил моментальную потерянность, как если бы слова еще не изобретены, но вот-вот будут.
Интересно, какого цвета у нее глаза? – спросила она. – Мне нужно немного свежего воздуха, ладно?
Он не возражал против свежего воздуха, и она приоткрыла окно, ее челка танце- вала на ветру.
***
Вверх по реке от моста Оливия облокотилась на капот своего пикапа, куря си- гарету в тени Дракона. Это было местной скульптурой, созданной в виде головы змеи из кислородных шлангов и арматуры. Она стояла высотой примерно в тридцать фу- тов между зданием завода и воздухонагревателями Замка Годфри. Автор скульптуры оставался загадкой; впервые фигура начала появляться примерно в 1991, следом за неудачной попыткой устранения конвертера Бессемера на металлолом, при которой погиб один рабочий и полдесятка получили травмы. Боясь что это дело рук какого-то злобного культа, департамент шерифа уничтожил статую, только для того, чтобы вско- ре ее место заняла другая тех же пропорций. Этот процесс повторялся несколько раз, прежде чем стал неотъемлемой частью пейзажа, как порнографические граффити или куча лома от взрыва электроприборов или остатки мебели, сброшенные местными подростками с моста.
Солнце отразилось от воды, в результате чего Оливия вздрогнула и из ее губ выпала сигарета. Она раздавила ее носком туфли и на каблуках неровно двинулась к заводу, вошла внутрь. Прошло несколько минут. В помещении дул ветер и в его потоке парил ястреб, сложив крылья, став похожим на катающегося на бревне ребенка. Затем с громким скрипом раскрылась старая дверь, и Оливия вошла, спотыкаясь, прижалась к стене, и ее вырвало темной, клееобразной жижей. Перестав тошнить, она облегченно опустилась на землю и лежала там на спине. Она выудила свой телефон из костюма и набрала номер. Заняло примерно минуту, чтобы ее соединили с нужным ей человеком.
- Шериф Сворн, Оливия Годфри… Да, да, и ваши… Чтож, я хотела бы узнать, не бу- дет слишком трудно попросить ваших людей понаблюдать, нет ли никакой необычной активности рядом с заводом… Точно… Вполне… Спасибо.
Она опустила руку и окунула свой палец в лужу жижи и поднесла его к губам.
***
На школьной парковке Питер показывал Шелли карточный фокус, когда подошел Роман и сказал, что лучше бы он его не продолжал. Питер взглянул на него любозна- тельным взглядом, и показал Шелли карту Повешенного человека. Она потрясла своей головой, и он убрал карту в колоду.
