О, если бы она знала, как дорого ему далась эта холодность! Если бы знала, как сильно он желает обнять Аннетту и назвать ее своей.

Он всегда считал самым тяжким временем те первые дни на английском судне, когда его обманом завербовали. Но та мука ничто по сравнению с адом, который он устроил себе сам.

Джон Патрик выздоравливал медленнее, чем ему хотелось. Его терзало острое беспокойство. Необходимо было как можно скорее покинуть этот дом. А может, его беспокойство вызвано тем, что он сегодня еще не виделся с Аннеттой? Он с ума сходил при мысли, что, наверное, так оно и есть. Только этого ему не хватало: потерять голову из-за женщины.

Черт побери, ему еще никогда так не была нужна женщина. Да, бог не слишком-то потворствует нашим желаниям.

Шаг… Другой. И каждый — сущее наказание, и каждый отзывается болью. Черт возьми, куда запропастился Айви?

Беспокойные мысли бешено роились в мозгу. Джон Патрик яростно тряхнул головой. Будь что будет — нет ничего, о чем он не сможет забыть, покинув этот дом.

Однообразное течение дня нарушил только приход брата. Ноэль был немногословен. Осмотрев раны, он только и сказал:

— Ты счастливый человек, Джонни.

Джон Патрик растерялся. Он был обязан брату жизнью. Он знал, что должен благодарить его, но комок в горле мешал ему произнести хоть слово. Просто Ноэль был вынужден помочь ему, просто вынужден. Поэтому Джон Патрик так и не смог произнести ни слова.

— Сегодня утром вернулся Айви.

Джон Патрик молча уставился на брата.

— Он появится здесь вечером. Я просил его днем нигде не показываться. Тот английский офицер, кто описал твою внешность, бродит по улицам. Он может вспомнить, кто такой Айви.

И, помедлив, добавил:

— Я так понимаю, что ты познакомился с Хью Кэри?

— Да.

— Ты по-прежнему считаешь, что каждый роялист — твой враг?

— Читай свои проповеди кому-нибудь другому, Ноэль.

— Нет, я собираюсь читать их тебе, и у меня будет очень восприимчивая паства.

Джон Патрик вспомнил о детстве. Хотя Ноэль был старше его почти на десять лет, это он находил время учить младшего ездить верхом, ловить рыбу, охотиться. Он был другом, учителем, руководителем, богом. Да, Ноэль был богом для маленького мальчика. Но эти времена не вернутся.

Джон Патрик внезапно стал серьезен.

— Ноэль, мне жаль, что я тебя во все это втянул. И я сожалею, что Кэри тоже оказались втянутыми в это дело. И вот еще что: я тебе благодарен.

— К чему такая вытянутая физиономия? Ты же получил все, что хотел, — усмехнулся Ноэль.

— Веришь ли, у меня здесь было слишком много времени, чтобы кое о чем подумать.

Ноэль удивился:

— Ах так! Джон Патрик допускает, что он может ошибаться? Нет, время чудес еще не прошло.

Джон Патрик вздохнул.

— Допускаю, что с Хью Кэри обошлись несправедливо. Я согласен, что правда не бывает достоянием только одной стороны. — И, помедлив, добавил: — Что-нибудь можно для него сделать?

— Я испытал все известные мне средства, но поосторожнее, Джонни, а то начнешь симпатизировать роялистам.

Джон Патрик яростно взглянул на брата, однако Ноэль не обратил на это ни малейшего внимания.

— Я знаю, что Аннетте ты небезразличен, но она будет потрясена, если узнает, кто ты есть на самом деле. Помни, что ты должен проводить с ней как можно меньше времени.

— Но она попросила меня навестить ее отца. Я не мог отказать ей, не возбуждая подозрений.

— Ты это сделал, лишь опасаясь подозрений?

— А почему же еще?

В пристальном взгляде Ноэля мелькнуло сочувствие.

— Осторожнее, Джонни, — повторил он, — и ради нее, и для собственной безопасности. Завтра я получу необходимые бумаги. Постараюсь раздобыть парик, чтобы скрыть твои черные волосы.

Джон Патрик кивнул.

— И не забудь, — сказал Ноэль, открывая дверь, — если тебя поймают, то, очень возможно, меня повесят рядом с тобой. Подумай о нашей матери.

Аннетта пришла, чтобы снова повести его к отцу. Ее глаза блеснули, когда она увидела, что он довольно легко поднялся ей навстречу.

— Вы меня радуете.

— Да? Чем же?

— Похоже, вы сделаны очень прочно.

— Что ж, пожалуй.

Сейчас бы обнять и поцеловать ее, но он, справившись с безрассудными желаниями, последовал за Аннеттой наверх в комнату ее отца.

Хью Кэри сидел все в том же кресле и с тем же отсутствующим выражением лица, но Джон Патрик мог бы поклясться, что при виде его мистер Кэри как-то весь подобрался и выпрямился. И голову он держал выше, чем прежде.

— Я подумал, что, может, вы еще захотите послушать об Англии…

Даже название этой страны царапало ему душу: Англия принесла ему только страдания. Но для мужчины в кресле слово «Англия» было синонимом слова «надежда».

Этого Джон Патрик и не понимал. Как Англия может значить столь много для своих подданных, которых она так унижает и оскорбляет? Однако его чувства в данный момент ничего не значили. Главное, чтобы интерес к жизни снова затеплился в глазах Хью Кэри. Главное — доставить удовольствие Аннетте.

Поэтому он собрал в памяти все подробности, связанные с Лондоном, и стал рассказывать о своем пребывании в этом городе.

Серьезный, даже печальный Франклин стоял, как накануне, за стулом хозяина, но один раз его сурово поджатые губы дрогнули в улыбке, когда Джон Патрик рассказывал о Темзе и сотнях кораблей на реке.

— А я это помню, сэр, — вдруг заявил он. — Я отплыл из Лондона пятьдесят лет назад вместе с хозяином. Я тогда думал, что никогда не вернусь, но мне хотелось бы снова взглянуть на берега Темзы.

— А я просто представить себе не могу такого множества кораблей на реке, — вздохнула Аннетта.

— Они прекрасны, — усмехнулся Джон Патрик, — но в Лондоне много нищих, и в доках полно карманников и воров.

— Зато нет мятежников, — возразила Аннетта.

Она сказала это легко и беззаботно, но сердце Джона Патрика на секунду замерло.

— Мятежники существовали всегда и повсюду, мисс Аннетта.

Хью Кэри перевел взгляд с него на дочь и обратно.

Джон Патрик повернулся к нему.

— Вы уже начали читать книгу доктора Джонсона?

Кэри едва заметно утвердительно кивнул, и Джон Патрик почувствовал некоторое удовлетворение, но чувство неловкости не покидало его.

Лгать было невыносимо, но верность Аннетты своим убеждениям была так же глубока, как его, и в силу таких же основательных причин. Он не мог признаться ей, это значило бы предать собственного брата. Он не мог просить ее выбрать между ее собственными убеждениями и теми, которых придерживались люди, которых она считала врагами. Он знал, как это может быть болезненно.

Может, когда-нибудь, когда война кончится…

Однако до тех пор она ни о чем не должна знать. Слишком много жизней зависит от его молчания.

Джон Патрик осторожно спускался вниз по лестнице. Он отвернулся, когда Бетси открыла дверь, чтобы впустить нескольких красномундирников, пришедших навестить раненых друзей.

Это снова напомнило ему об опасности, которой он здесь подвергается.

Да, время уходить. Практически оно наступило давно. В комнате его ждал развалившийся в кресле Айви.

— Айви, — сказал Джон Патрик, затворив за собой дверь, и швырнул палку на кровать, после чего медленно направился к своему другу, — сколько человек ты нашел?

— Тридцати удалось дойти до лагеря Вашингтона.

— А где они сейчас?

— Все здесь, в Филадельфии, и готовы исполнять ваши приказания.

— Они знают, что их могут повесить как шпионов?

— Знают.

— А есть какие-нибудь новости насчет тех, что в тюрьме?

— Ваш брат говорит, что корабль, который должен взять их на борт, уже в пути. Его ожидают через три дня, не позже. Морской бриг «Мэри Энн».

— Оставь одного из наших в порту. Когда на горизонте покажется «Мэри Энн», мы начнем действовать.

— Все будут готовы. — И Айви недоверчиво оглядел ногу Джона Патрика.