Закончив свою часть комплексной настройки, мы выехали в Москву в МНИТИ за камерами. Автобусы были поставлены во дворе института, и снова закипела работа. Настройка двигалась медленно, а 7 ноября приближалось быстро.

Однажды меня вызвал директор МНИТИ СВ. Новаковский, и, когда я вошел к нему в кабинет, он, стоя, торжественным голосом объявил мне: "Борис Моисеевич, поздравляю вас! Принято решение показывать через нашу ПТС юбилейное заседание Президиума Верховного Совета, ЦК КПСС и Совета Министров СССР". Первым моим чувством было недоумение — с чем же тут следует меня поздравлять? Затем появилась мысль, что заседание‑то будет 4 ноября, то есть время настройки аппаратуры сокращается на три дня, а нам и к 7–му дай бог успеть. И, наконец, возникло практическое соображение, которое я и высказал: а будет ли в зале заседаний достаточно света для наших камер? Отличное качество изображения требует освещенности на объекте 1500–2000 люкс, а когда объектами являются члены Политбюро, ни о каком другом качестве речи быть не могло. На Красной площади, да еще солнечным утром, о свете мы могли не беспокоиться, но что будет в зале? Сергей Васильевич сразу разделил мои опасения, тем более что камеры были разработаны в его институте. Он сказал, что назначено заседание ВПК специально по этой передаче, и там все и решится.

ВПК (Военно–промышленная комиссия Совета Министров СССР) руководила всеми министерствами, хоть как‑то участвующими в создании военной техники, и по своему влиянию в промышленности не уступала ЦК КПСС. Она располагалась в здании Совмина, так что я сподобился попасть на совещание в Кремль. Вел заседание заместитель председателя ВПК Леонид Иванович Горшков, человек известный и весьма уважаемый. Это он решал постоянные разногласия между ведомствами, когда одно министерство пыталось заставить другое что‑нибудь для него сделать. В его просторном кабинете на полу стоял огромный, больше метра диаметром, глобус, ясно показывая, что здесь решаются и глобальные вопросы, а не только ведомственные споры.

На то памятное заседание приехали наш министр В. Д. Калмыков и председатель Гостелерадио СССР Н. Н. Месяцев. Когда СВ. Новаковский и я доложили, что для нормальной работы в зале нам требуется такая‑то освещенность, сразу возникла проблема. Месяцев указал, что на этот счет существуют специальные нормы, которые запрещают давать на членов Политбюро слишком большой свет, чтобы они чувствовали себя комфортно и чтобы у них не выступал пот на лицах. Источниками света в залах служили тогда мощные лампы накаливания, излучавшие ощутимый поток тепла; в первых ТВ–студиях это было серьезной проблемой. Не помню точно, какая была названа допустимая норма, что‑то около тысячи люкс, но явно ниже того, что нам требовалось. Неожиданно для меня возник также вопрос: а что там передавать в цвете? Черные пиджаки и белые рубашки? Так ли уж в этом случае нужно цветное телевидение? Да и кто будет его смотреть, когда цветных телевизоров еще в продаже не было? Правда, в общественных местах, в клубах, в витринах на улице Горького были выставлены цветные телевизоры для показа опытных передач, но их было мало.

Л. И. Горшков не мог самостоятельно отменить цветную передачу, и он пошел в соседний кабинет за своим начальником. Пришедший с ним председатель ВПК Л. В. Смирнов, он же заместитель председателя Совмина СССР, ознакомившись с проблемой, принялся звонить по телефону. Видимо, и его высокого положения было мало, так как он обратился к Д. Ф. Устинову, бывшему тогда секретарем ЦК КПСС. Устинов никому больше звонить не стал и дал свое согласие. Решение о передаче юбилейного заседания по цветному ТВ было отменено, а СВ. Новаковский тут же получил указание провести разработку новых камер с более высокой чувствительностью.

За несколько дней до праздника автобусы выехали на место передачи. Их установили сбоку от трибун, рядом со Спасской башней. Кабель питания мы протянули через маленькое окошечко в подземную силовую аппаратную, которая размещалась под трибунами. Цветной монитор вынесли на длинном кабеле в Сенатскую башню кремлевской стены, что позади Мавзолея. В ней находится маленькая комната, сквозь которую идет подземный переход из Кремля в Мавзолей, и стоящие на трибуне Мавзолея иногда по одному спускаются туда погреться и закусить (во время парадов там накрывается стол со всякой снедью). Вот у этого стола и поставил свой монитор инженер завода им. Козицкого Евгений Борисович Февралев (только ему и оформили пропуск в эту башню). Пусть власть предержащие посмотрят наше цветное ТВ.

Мы готовили аппаратуру к передаче, а фактически — еще заканчивали комплексную настройку на Красной площади и каждый день работали допоздна. По вечерам у автобуса собирались большие группы гуляющих, через окна они смотрели на мониторы, на невиданное раньше цветное ТВ, а когда мы стали задергивать занавески, люди требовательно стучали по стенкам, пока мы не открывали окна обратно.

Одну из камер установили перед Мавзолеем, две другие — перед трибунами. Лишь одна камера была с вариобъективом, тогда большой новинкой, две другие были с турелями, по 5 объективов на каждой. Когда уже в процессе передачи оператор направил самый длиннофокусный (1000 мм) объектив на трибуну Мавзолея, к нему немедленно подбежал офицер: "Уберите вашу пушку!" Но, посмотрев смену объективов на видоискателе камеры, успокоился.

7 ноября вести передачу пришел режиссер Д. Г. Кознов, уже работавший с нами в опытной аппаратной цветного ТВ, а потом появился и главный оператор Центрального ТВ А. Г. Аронов. Я тоже сидел рядом с ними в автобусе, и когда во время демонстрации на каком‑либо из камерных мониторов появлялась особенно выигрышная цветная картинка, например связка разноцветных воздушных шаров над праздничной колонной, я просил включать эту камеру в эфир и огорчался, когда они делали по–своему. В конце концов Аронов сказал мне назидательно (помню до сих пор): "Мы показываем не красивые картинки, а единение народа с партией и правительством." Интересно, что в своих недавно опубликованных воспоминаниях Кознов пишет, что в этой ПТС–ЦТ было четыре камеры, когда их было только три. Видимо, увлеченный эффектом цвета, он не ощущал недостатка камер, ведя передачу.

Передача шла гладко, аппаратура работала без сбоев. Но во время парада, когда на площадь вступили колонны танков и земля затряслась, изображения со всех трех камер задергались, пошли волнами и стали совершенно непригодными. Этот неожиданный эффект вполне можно было и предусмотреть, но никто не подумал, что он может проявиться с такой силой. Это был микрофонный эффект /курсив автора/, присущий передающим трубкам типа суперортикон, в которых позади фоточувствительной мишени натянута металлическая сетка, причем зазор составляет лишь доли миллиметра при диаметре мишени 50 мм. Вибрация этой сетки при тряске камеры и вызывает сильные искажения изображения. Избавиться от этого дефекта камер на суперортиконах было невозможно, и в дальнейшем мы избегали съемок в условиях сильной вибрации. К счастью для цветного ТВ, в это время уже были созданы новые трубки — плюмбиконы, лишенные микрофонного эффекта и других серьезных недостатков суперортикона, так что в следующих моделях камер эта проблема отпала. Когда танки прошли, изображения снова стали нормальными.

После окончания демонстрации мы принялись быстро свертывать ПТС, так как назавтра была назначена следующая передача. Я стоял на крыше автобуса, снимая антенну радиолинии, когда меня окликнули снизу. Это оказался телезритель, живший неподалеку, который пришел на площадь специально, чтобы встретиться с нами и рассказать, что у него есть опытный цветной телевизор и он только что посмотрел всю передачу с Красной площади; он был радостен и возбужден и горячо нас всех благодарил. Мы все тоже были радостны и возбуждены, ведь боевое крещение нашей ПТС–ЦТ прошло успешно.