— Если вы будете беседовать с Фрэнсис… Я думаю, что не совсем удобно что-то ей передавать.

— Да, не совсем.

— Хорошо. Если вам что-нибудь нужно… я буду в городе, никуда не уеду.

— Вас не подозревают, Мак-Нэлли. Думается, мы ясно объяснили.

— Вы говорили, я — один из тех, с кем вы хотели бы поговорить.

— Да. Но…

Мак-Нэлли улыбнулся:

— Да?

— Есть человек, который знает, где вы были, когда погиб Айвс, кто-то, кто мог бы подтвердить, где вы находились, м-м, с одиннадцати вечера до часа ночи после того, как пообедали с Фрэнсис Мак-Алистер? Вы ей звонили, она нам сказала, без малого одиннадцать. Вы хотели приехать и продолжить разговор о том, о чем не успели договорить в «Мацце». Она просила не приезжать. Вы утверждаете, что не приехали. Что вы делали, есть ли кто-то, кто может подтвердить ваши слова?

— Я работал. Домашняя работа. Это мое успокоительное. Никто не может подтвердить, разве что Мисси знает. В том смысле, что она нашла стопку материалов у себя на столе, когда пришла на следующее утро. Швейцар может подтвердить, что после того, как я вернулся, больше не выходил из здания. Его зовут Том Мак-Нэлли, так же, как и меня. Не думаю, что он соврет на этот счет. Он очень суровый и очень ответственный, всегда знает, кто возвращается домой, кто уходит. Иногда, я думаю, ему известно, кто с кем и что делает.

Ньюмен ухмыльнулся:

— Очень хорошо. Мы, возможно, пошлем кого-нибудь поговорить с ним на тот случай, если он на вас имеет зуб.

— Спасибо за предупреждение. Пока, лейтенант.

— Пока.

— Удачи с напарником.

— Угу.

Закон Ньюмена: парень с тобой очень мил, желает удачного сотрудничества с партнером, проявляет огромную чувствительность и все такое. Говорит: «Эй, спроси моего швейцара, старину Тома Мак-Нэлли, правда ли, что я не выходил из дома в ту самую ночь, когда кто-то швырнул бедного Чарли Айвса с террасы апартаментов Фрэнсис Мак-Алистер». Потом вдруг выясняется, это — ложь, или не совсем правда.

А именно: поскольку Милнер забрал машину, и делать было нечего, Саттон-Плейс находится рядом, Ньюмен решил прогуляться и найти дом Тома Мак-Нэлли — издателя-альпиниста. Он спросил у швейцара, когда заступает на дежурство Том Мак-Нэлли — его сменщик.

— Он на дежурстве, и вы с ним разговариваете, — получил лейтенант ответ, который уже знал и без того, поскольку на форме было вышито «Том», а лицо хозяина формы выглядело сурово и ответственно.

— Полиция, — заявил Ньюмен и показал золотой щиток, зная, что в этом нет необходимости. Гражданская одежда так сидела на нем, что становилось понятно и без объяснений, сколько лет он провел в патрульных, а на лице ясно читалось: «Коп».

— Во вторник, около одиннадцати или чуть позже, Том Мак-Нэлли-жилец выходил из здания?

— Не могу сказать.

Ньюмен погрозил пальцем:

— Можешь. Ты не в суде, и даже не на допросе. Если до этого дойдет, у тебя останется шанс замаскировать свои слова.

— Я не могу сказать, — продолжал Том Мак-Нэлли-швейцар, — потому что Мак-Нэлли приходит и уходит через служебный вход, если возвращается один, а не с компанией.

— Служебный вход?

— Служебный вход.

— Который где?

— В подвале.

— Есть служебный лифт?

— Да, но он не пользуется лифтом, ходит пешком.

— Он спускается в подвал и выходит через служебный вход?

— Верно.

Можно ли еще что-нибудь узнать? Всегда можно выяснить что-то еще, но часто не сразу сообразишь, что именно. Закон Ньюмена.

— Есть у него какая-то особая причина для того, чтобы ходить через служебный вход?

— Никогда не спрашивал. Думаю, спускаться пешком быстрее, а подниматься гораздо тяжелее.

— Ухуху. Такой он человек, вечно, знаешь ли, экономит шаги, подгоняет секунды, тренирует выносливость и прочее…

Мак-Нэлли-швейцар молчал. Но ведь вопроса не было, не так ли?

— Какой тип замка на служебной двери?

— Защелка внутри, мертвый запор снаружи.

— Значит, у него должен быть ключ? Ты сказал, он приходит и уходит. Каким образом он открывает дверь?

— Так точно. У него есть ключ.

— У него есть ключ.

Опять молчание.

— Как он его получил? Или у всех жильцов есть такие ключи?

— Насколько я знаю, только у него.

— Хозяин здания или управляющий знают?

— Не могу сказать.

— Дело в том, — ну-ка, Джейк, сейчас получится, — если у него есть ключ, он может проходить так, что ты его и не заметишь.

— Правильно, я это уже говорил немного раньше.

— Ну, да… А у тебя, э-э, не возникало ощущения, что он приходит и уходит, а ты не в курсе?

Мак-Нэлли-швейцар отрицательно покачал головой.

— Или нет?

— Я не сказал — нет. У меня нет никакого ощущения.

— Хорошо. Так и сказал. Спасибо.

Швейцар кивнул.

— Мы еще увидимся. Или нет?

Бедняга передернулся от неприязни.

— Пока.

— Вы ничего не забыли, сэр? — остановил его Мак-Нэлли-швейцар.

Ньюмен проверил на месте ли кепка, перчатки и шарф.

— Думаю, ничего.

— Вы не собираетесь попросить меня не говорить мистеру Мак-Нэлли, что вы были здесь и проверяли его алиби?

— Э, нет. Мы не говорили об алиби. Я просто так поинтересовался, и он в курсе. Если увидишь его…

— Он — щедрый человек, мистер Мак-Нэлли.

— Несомненно. Он так и выглядит.

— Не только по праздникам. Круглый год.

— О, не так много столь щедрых людей.

— Он помнит дни рождения моих детей.

— Надо же! А сколько у тебя ребят?

— Двое. Кэтлин и Роберт.

— Кэтлин и Роберт. Милые имена.

— Штат в таких зданиях очень хорошо относится к жильцам.

— Вижу.

— С моей стороны было бы нечестно не сказать мистеру Мак-Нэлли, что вы побывали здесь.

— Вероятно, так.

— Приятного дня.

— Ну да, спасибо. Пока.

О Господи. Закон Ньюмена: никогда не проси швейцара слишком следить за рукой, которая его кормит. (За исключением желания укусить.)

Айр Сакс задумался, что бы такое поиграть. Немножко Кенни Джи или немножко Джуниора Уолкера? Он не знал, чем заняться, так ему было тошно.

Пять сраных сотен, пять прыщавых сотен получил он за валку Майкла Корри, кто бы он, на хрен, ни был, а он, оказывается, был кто-то. Был. О’кей. Не знаменитость, но в газетах напечатали фотографию, и не только из-за того, что его грохнули в киношке посередине фильма со Сталлоне и с ведерком из-под попкорна на голове. А потому что парень, так сказать, отчасти хорошо известен в своей сфере.

Эпидемиология.

Что бы, на хрен, это ни означало, дело дает прибыли больше, чем валка людей. Наверняка до чертиков много. Когда копы прошлись по его квартире в поисках намека и всякого дерьма, мол, кто бы мог его убить, они нашли в глубине шкафа сумку «Адидас» с неслабыми двадцатью штуками.

Эпидемиология. Значит, он вроде кожного доктора, так, кажется? Не удивительно, что ощущение дерьмовое. Напоминает сцену в «Маппет-шоу», где встречаются Мисс Пигги и Кермит. Начинают кувыркаться в постели, потом она разваливается на части. А Кермит идет в забегаловку, где за стойкой стоит пес. Тот спрашивает у Кермита, как дела. Кермит отвечает, мол, его чувиха рассыпалась. Пес сочувствует, мол, и сам ходил по такой же дорожке, но сейчас покончил с чувихами, после работы идет домой, выпивает, ест чего-нибудь, сам себя выводит на прогулку и ложится спать. Потом они с Кермитом поют: «Нельзя жить с ними, нельзя жить без них». Кермит разваливается, пес замечает: «Нечасто можно встретить такого зеленого парня с такой черной тоской».

Твою мать!

Двадцать сраных штук! Какой дурак разбрасывает такие бабки по квартире? Он что, зашибает их за неделю, и ему некогда отнести в банк? Выдавливая народу прыщи, вавки и всякое дерьмо? Вот уж, действительно, дерьмо собачье. Так что надо сделать себе памятку. Правильно.

Добрый день, как поживаете? Разрешите представиться. Думаю, вам нужны услуги вальщика. Мой гонорар — двадцать пять штук. Поскольку я понимаю, что сумма может выглядеть малость, как бы выразиться, крутовато — вы не должны забывать, что у меня есть серьезный опыт, серьезный всесторонний опыт… Положительные рекомендации? Хорошо, вот одна: я тот самый парень, который грохнул эпидемиолога, да, да — того самого, у него еще хранилась в шкафу сумка с двадцатью штуками. Поскольку вы можете возразить, что гордиться тут особенно нечем, должен подчеркнуть, что эпидемиолог сам напросился, заслужил. А меня наняли убить его, я точно исполнил приказ. Когда речь заходит о репутации, вальщики и их помощники составляют неотъемлемую часть процесса.