— Нужда большая… Больные в доме… Работы нет… — униженно бормотал он.

Но жалобы на бедность и отсутствие работы еще больше рассердили священника. Господин Фрик хорошенько пробрал бобыля и с поразительным знанием дела доказал ему, что в нашей стране, слава богу, работа и хлеб есть у каждого, кому, конечно, не лень двигать руками и ногами, кто не забывает посещать церковь и просить у отца небесного помощи и благословения. А когда такой молодой, крепкий парень, как Яан, смеет утверждать, что у него нет рубля, он просто лжет. Если же это правда, то причиной тому непростительная лень или расточительность. Сам пастор был склонен думать, что его обманывают, и — как ни уверял его Яан, что в доме нет ни гроша — высказал это вслух.

— В таком случае принесешь мне долг в следующее воскресенье, — сказал пастор. — Ты ведь знаешь, мне платят рубль… В следующее воскресенье ко мне домой… слышишь? Стыдно должно быть тому, кто пытается обмануть своего пастора при уплате за требу.

Он, казалось, колебался — взять ли ему сейчас предложенные сорок копеек или же потребовать, чтобы Яан принес рубль целиком. Но затем, видно, подумал: что получено, то получено — и протянул Яану руку, в которую тот положил монеты.

— Итак, шестьдесят копеек в воскресенье… — С этими словами пастор Фрик вышел из лачуги.

«Каждый требует свое, даже пастор, — подумал Яан. — Единственный голодранец, которому не у кого, да и нечего требовать, — это ты».

И его охватило горячее желание найти работу, иметь что-нибудь свое, любыми средствами избавиться от мучений и позора нищеты. В голове его один за другим стали рождаться всевозможные фантастические планы. Он сидел у постели матери, сам полубольной, возбужденный до предела. Не удивительно, что мысли Яана скакали, как в бреду. Вот бы раздобыть сразу, без больших усилий, целую кучу денег! Как это осуществить? Так или этак? Или еще как-нибудь? Больное воображение рисовало Яану, как добиться цели, были среди его замыслов и крайне смелые и опасные. Но Яан внушал себе, что не боится никаких опасностей, что причин для беспокойства нет, что он должен поставить на карту все свое счастье, а там будь что будет — жизнь или смерть! Ему нечего было терять, он мог только выиграть. Конец все равно наступит — так или иначе… В своем отчаянии он походил на утопающего, который когтями и зубами хватается за все, что попадется, пусть это будет даже другой утопающий. Понемногу в его сознании стерлись грани между добром и злом, между честными и подлыми средствами к спасению… Теперь он был готов ко всему, он не боялся никаких судей, зримых и незримых. Ему мерещилось, что его планы блестяще удаются. Перед взором его проходили картины будущего; он все больше взвинчивал себя. Он представлял себе, что в кармане у него лежат увесистые пачки денег, с которыми он затевает разные выгодные дела, он видел себя богатым, счастливым, всеми почитаемым и любимым. Прошла пора позора и унижения!

В таких мыслях Яан провел несколько дней и ночей. От возбуждения у него стучали зубы, горела голова, ему наяву стали мерещиться странные видения. Он даже забыл, что мать при смерти. Все, что Яан делал, ухаживая за больными детьми и матерью, он делал машинально, словно во сне.

В болезни Кай неожиданно наступил перелом — ей стало лучше. Смерть, видно, не смогла унести ее. Часто хилые люди очень упорно борются с недугом. Жар у Кай спал, сознание стало проясняться. Ей даже не верилось, что все так повернулось. Хотя она была еще слишком слаба и продолжала лежать в постели, сердце ее билось нормально, она уже могла двигать руками и ногами. И вот наступил день, когда Кай, устав от долгого лежания, наконец поднялась.

Это было счастьем для Яана. Теперь он снова мог свободно уходить из дому, смог возобновить поиски пристанища. Весна приближалась, и надо было торопиться.

Но куда идти? Был бы он один, перед ним открылась бы не одна дорога — близкая и дальняя. Но ведь у него на руках семья, беспомощная, хворая, не способная к труду! Хозяева охотнее берут в работники холостяков, а бобыли, даже самые захудалые, цепко держатся за свои лачуги. На помещичьих мызах, куда заходил Яан, все свободные места были уже заняты — другие опередили его. Податься без гроша в город? С такой семьей? Это было бы безрассудством. Кроме того, перебраться куда-нибудь далеко Яан не мог еще и потому, что обещал кое-кому из местных хуторян уплатить свой долг работой. Он заверил их, что останется в здешних местах и честно отработает им свои «дни», хотя бы ему пришлось делать для этого по десять верст… Трезво взвесив все, Яан решил, что если ни один из его фантастических планов не удастся, то ему останется лишь одно — выпросить у кого-нибудь хибарку и по-прежнему вести нищенскую жизнь бобыля. На милосердие Андреса он не надеялся. Этому святоше он нанес тяжкое оскорбление, явившись пьяным на духовную беседу. К тому же его непокорная дочь все еще дружит с Яаном. Нет, Андрес не станет дольше терпеть его на своем хуторе.

Яану удалось упросить добрую соседку побыть с больными детьми и помочь все еще слабой матери. Он решил пораньше утром отправиться на поиски места в волости Наариквере и Пийвамяэ. Но ночью случилось нечто такое, что нарушило этот план.

Явился Каарель Холостильщик.

Явился Каарель Холостильщик и предложил Яану работу.

— Если захочешь стать настоящим мужчиной, — засопел он на ухо Яану, — сможешь положить в карман добрую пригоршню монет.

— Я хочу быть мужчиной, — быстро ответил Яан, — говори, что надо делать.

— Ничего особенного, — усмехнулся Каарель и, притянув к себе Яана, зашептал ему на ухо: — На дворе стоит сытый меринок, поезжай куда-нибудь подальше и продай… Только и всего.

— Только и всего?.. Руку! — И Яан хлопнул приятеля по ладони.

— Только надо сейчас же отправляться.

Глаза Яана заблестели.

— Я быстро, — с решимостью ответил он.

— Молодец, ей-богу, молодец! — похвалил его Каарель.

Затем он стал поучать Яана, как и что делать. Предстоит продать трех лошадей. Юку и сам Каарель погонят двух в разных направлениях, а Яан с третьей лошадью должен мчаться на ярмарку в Выхулу. Каарель указал ему дорогу, предостерег от возможных опасностей и заметил между прочим, что в случае трудности ему охотно поможет Ханс Мутсу, который тоже будет на этой ярмарке. Каарель назвал Яану и примерную цену, которую следовало просить за лошадь: слишком мало запрашивать нельзя, это может вызвать подозрения.

— Сейчас этих чертовых конокрадов на всех ярмарках полно, — выругался он, — даже самого честного человека могут заподозрить в мошенничестве, если он не будет держать свой товар в цене и станет пороть горячку…

Затем Каарель спросил, если ли у Яана деньги на дорогу, и, услышав отрицательный ответ, сунул ему два рубля. Не следует, наставлял он Яана, брезговать и обменом, если приплата хорошая. Дележ добычи состоится через четыре дня в трактире Ныммесалу. А теперь надо не мешкая отправляться, для нашего брата ночь — лучший друг… Каарель сказал, что поедет с Яаном до того трактира, где его поджидает Юку Кривая Шея.

Яан быстро собрался в дальнюю дорогу.

Мать крепко спала и не слыхала, как пришел гость, как они шептались с Яаном. Спали и дети. Яан подал Каарелю знак, чтобы тот вышел, затем тихонько разбудил мать.

Кай в испуге спросила, что ему надо. Мутным взглядом она скользнула по стоявшей около кровати люльке, и рука по привычке потянулась ее покачать.

— Что, Лийзи заплакала?

— Лийзи?

Кай тряхнула головой, печальная улыбка осветила ее бледное лицо.

— Да что я, ведь ее больше нет… Мне во сне показалось, будто плачет, бедняжка…

Заметив, что сын одет, она с удивлением спросила, куда это он собрался, разве уже утро?

Яан в двух словах объяснил ей, что отправляется в Пийвамяэ искать жилье, что идти надо далеко и поэтому он решил встать пораньше. Мать пожелала ему счастливого пути. Спустя несколько минут Яан сначала с приятелем, а потом один ехал по дороге. Лошадь оказалась сытая и резвая. Первые десять верст пролетели незаметно.