— Делай как знаешь… А будем переезжать, если Андрес и вправду не позволит нам здесь остаться, можем поросенка продать.

Яан горько усмехнулся.

— Надолго ли нам с семьей хватит того, что дадут за овец? До весны еще далеко! Скоро придется продать и поросенка либо самим съесть… И вот что, мать, — голос Яана зазвучал строже, — еще раз тебе говорю: не смей больше принимать милостыню от Анни, не смей!.. А то она еще больше станет меня презирать. Пьяница и лодырь, скажет, ничего делать не хочет…

Старуха сделала вид, что суетится по хозяйству. Сердце ее сильно стучало. Ведь только вчера вечером она опять приняла от Анни еду, которую та принесла под передником, и хотела подать все это сыну на обед.

— Не беспокойся, — ответила она, кашляя и сморкаясь. — Разве стану я брать, если ты не хочешь! У меня есть еще в запасе горсточка бобов и даже кусочек мяса, что жена кладовщика мне дала. Я приберегала это к воскресенью, да придется сварить нынче, ведь больше ничего нет.

— Жена кладовщика? — спросил Яан. — Ты мне об этом что-то ничего не говорила… Смотри, мать!

Мать ответила, что хотела в воскресенье порадовать его, поэтому скрывала от него свои запасы. На этом разговор и закончился. Яан сунул деньги в карман, оделся и сказал, что выйдет на свежий воздух — авось голова пройдет…

— Я еще подумаю, как мне быть с деньгами, — пробормотал он. — Я пока не пойду разыскивать Каареля, хотя мне и противно оставаться у него в долгу. Как будто я ему приятель, подручный… А ты ведь и сама этого не хочешь, и Анни…

Кай, ступившая было на порог каморки, резко обернулась, услышав имя Анни. Она торопливо проговорила:

— Твоя правда. Верни поскорее эти проклятые деньги! Развяжись ты с этими парнями! Добра от них ждать нечего. Уж господь бог нас не оставит. Только ты помолись, сынок, и я тоже буду молиться… Иди же, иди! А потом отведешь овец к лийгскому Тоому, получишь деньги. Помоги тебе господь.

Грустные глаза Яана гордо сверкнули. «Что бы ни говорили сплетники, здесь живут честные люди», — подумал он.

Яан вернулся только к полудню.

Когда он вошел, в лачуге вкусно пахло мясной похлебкой. Изможденное лицо матери светилось радостью, когда она, поставив на стол дымящуюся миску, позвала сына обедать.

Яан все еще не оправился от похмелья. Он хмурился и молчал.

— Ну как, отнес деньги? — как бы между прочим спросила Кай.

— Нет… И не пойду.

— Не пойдешь?

— До четверга не отдам.

И он нехотя добавил, что не смог найти Каареля, — никто не знает, где он сейчас находится.

В воскресенье Яан отправился в церковь. Он решил купить в лавке возле церкви чего-нибудь соленого. Купил салаки, селедок, а для матери, которая снова стала чувствовать себя хуже, — даже пакетик дешевого чаю. Уплатил он деньгами Каареля.

Выходя из лавки, он вдруг лицом к лицу столкнулся с ним. От испуга Яан едва не выронил горшок с салакой.

— Гляди-ка, и Яан провизию закупает, — дружелюбно засмеялся Холостильщик, протягивая ему руку. — Хорошо, что встретились… Погоди минутку, я только папирос куплю… Зайдем в трактир, выпьем по маленькой.

Яан пробормотал было в ответ, — ему, мол, некогда, но приятель, не дав парню даже договорить, крепко взял его под руку. Купил папирос и потащил Яана из лавки.

Трактир и лавка помещались под одной крышей, вход в питейное заведение был рядом с дверью лавки.

Яан был в отчаянии, но делать было нечего. Уйти от Каареля, отклонить его приглашение — значило обидеть его. А это Яан сделать не посмел — он ведь был должником Каареля и не мог сегодня вернуть ему долг. Они подошли к стойке, и Каарель потребовал водки. Когда водка была выпита, Яан заказал пива. Они отошли в угол, к столу, где не было толчеи.

Яан заговорил о своем долге, извиняясь, что сегодня не может его вернуть.

— Знать бы, что встретимся, сказал он, — взял бы с собой деньги.

Каарель скорчил недовольную мину.

— Не болтай чепухи! — воскликнул он. — Будто уж это мои последние копейки, которые нужны мне до зарезу. Отдашь, когда сможешь.

Яан стал уверять, что он терпеть не может долгов, и спросил, где теперь Каарель живет и нельзя ли завтра же с ним встретиться.

— Где я живу? Нынче здесь, завтра там, — засмеялся Каарель. — Ты ведь знаешь, я коновал: куда позовут, туда и иду, там и ночую. Сегодня вечером собираюсь денька на два съездить в город. Но в четверг мы обязательно встретимся в Лехтсоо.

— Не знаю… — начал Яан и замолчал.

Каарель пристально посмотрел на него.

— Чего ты не знаешь?

— Не знаю… будут ли у меня в четверг деньги, — докончил Яан, хотя хотел сказать совсем не то.

— Черт побери! Ведь я же сказал, не нужны мне деньги. Эти рублишки можешь не возвращать хоть до Страшного суда… Так помни, — в четверг будем решать важные дела. И коли ты не хочешь меня злить, брось свое дурацкое «не знаю» да «не знаю».

Чтобы успокоить Каареля, Яан пообещал прийти в четверг. Он старался поскорее отделаться от Каареля, но не тут-то было — тот прицепился к нему, как репей, заказал еще пива и трещал без умолку. Наконец, заявив, что времени у него в обрез, Яан встал и пошел к двери. Но, к его огорчению, Каарель увязался следом, сказав, что немного проводит Яана, а потом отправится туда, где сегодня остановился. Яана еще в трактире мучила мысль, что у всех на виду он сидит за одним столом с Каарелем Холостильщиком, пьет с ним из одной бутылки, а теперь вот даже пойдет с ним по улице. Как знать, кто опять видел их вместе и кто еще увидит. Любой подумает, что они закадычные друзья — вон как льнет к нему Каарель, как доверительно шепчет что-то на ухо.

Выходя из трактира, Каарель дружески обнял Яана. Тот пытался отстраниться, но все зря. Едва они вышли на крыльцо, как Яан резко остановился, точно оглушенный ударом.

Прямо навстречу им шли две девушки и высокий усатый парень: Анни и Мари с женихом — мельником Пээтером из Луйге.

Яан судорожно прижал к себе горшок с салакой и резко шагнул в сторону, чтобы вырваться из объятий Каареля. Он даже поздороваться забыл, да и с ним никто не поздоровался, хотя Пээтер знал его. Все трое медленно прошли мимо. Мари громко захохотала, пронзительно и ядовито; ее смех уязвил Яана.

— Ты что? — спросил его Каарель. — Черта увидел, что ли?

Яан промолчал. Опомнившись, он зашагал так, словно за ним кто-то гнался.

— Никак, это девчонки из Виргу, а с ними луйгеский Пээтер, — заметил Каарель. — A-а, теперь я понимаю, — добавил он, смеясь, — ведь одна из них твоя любезная. Старый-то черт не хочет ее отдавать за бобыля! Не тужи, брат, ты еще таким человеком станешь, что отцы и дочери сами за тобой гоняться будут! Дай только срок!

В ушах Яана все еще звучал хохот Мари, и он не слышал болтовни своего спутника. Понурив голову, он торопливо шагал, чувствуя, как дрожат колени и по спине бегают мурашки.

Пройдя около версты, Каарель свернул в сторону. Когда его коренастая фигура исчезла вдали, Яан вздохнул с облегчением. Он, кажется, все бы отдал, только бы не было этой встречи с девушками. Какой позор! Мари теперь опять растрезвонит по всей деревне, что Яан завел дружбу с ворами и пьянчугами! А что скажет Анни! Яан готов был сквозь землю провалиться…

Дома, как всегда, с нетерпением ждали возвращения Яана из церкви. Дети, блестя глазенками, выбежали ему навстречу и ухватились за полы его пиджака: сегодня, как видно, у ребятишек не было причины забиваться в угол, совесть их была чиста. Зато Яану радость детей причиняла острую боль. Оделив их булками, он вошел в свою мрачную лачугу, где его поджидала мать со скудным обедом.

Весь вечер Яан был молчалив и мрачен. О встрече с Каарелем и неприятном случае у трактира он рассказал матери в нескольких словах. Потом попытался прочесть газету — на три-четыре дома выписывалась одна еженедельная газета, — но не понимал того, что читает. Яан просидел при свете тусклой лампы весь вечер. Когда он наконец собрался лечь, был уже, наверное, двенадцатый час. Дети и мать давно спали.