Он вскочил и прошел в дом. Ему хотелось, по крайней мере, увидеть, как вытянется лицо у Андреса, — ведь обыск не дал никаких результатов.

Представители власти, по-видимому, уже закончили свое дело. Они стояли посреди комнаты и о чем-то тихо совещались. Мать сидела в углу и успокаивала плачущего ребенка. Она робко посматривала на мужчин, словно ожидая от них какой-то беды.

Не успел Яан войти в лачугу, как в дверях показался еще кто-то. Сначала в дверь просунулась русая женская голова в большом платке, широко раскрытые глаза оглядели комнату, затем появилась и вся фигура. В комнату вошла виргуская Анни.

Отец удивленно уставился на нее; прошло несколько секунд, прежде чем он воскликнул:

— Тебе-то что здесь надо?!

— А тебе?

Этот встречный вопрос был задан таким тоном, что Андрес не сразу нашелся, что сказать. Он шагнул к девушке:

— Тебя послали за мной из дому?

— Нет!

— Чего ж тебе надо?

— Я пришла напомнить, что вам приказано было обыскать хибары на хуторах Йоости и Мядасоо, а не эту… Здесь вы ничего не найдете…

Андрес разинул рот, выпучил глаза, но так и не смог выговорить ни слова. Он шагнул к дочери. Анни не тронулась с места. Глядя отцу в глаза, она сказала:

— Я не понимаю, почему ты ослушался приказа и оказался здесь? Ведь Мядасоо и Йоости находятся на другом конце деревни. Обычно ты не любишь лишней работы, а сюда не поленился прийти, даже других за собой потащил. А если настоящие воры пронюхают, что вы с самого начала пошли по ложному следу…

— Молчать! — крикнул Андрес громовым голосом, словно выпалил из ружья. Его мясистое лицо посинело, глаза налились кровью. Он протянул было руку, чтобы схватить Анни за плечо, но та спокойно отстранилась.

— Старшина, старшина, — стал успокаивать Андреса урядник и взял его под руку. — Пойдем. С дочерью дома поговорите.

У Андреса хватило сил подавить гнев. Он смерил дочь грозным взглядом и указал ей рукой на дверь.

Но девушка не ушла. Она сделала вид, что не замечает жеста отца. Подойдя к хозяйке, она поздоровалась с ней за руку и стала гладить по головке маленькую Лийзи. Это было явным вызовом отцу, и рука Андреса судорожно дернулась. Но ничего не произошло.

— Пойдемте, — бросил старик и быстро направился к двери. Взгляд, которым он наградил дочь, не предвещал ничего хорошего.

Урядник и его спутники даже забыли обыскать хлев и двор. Яан видел из окна, как они направились прямо к выгону и оттуда свернули на дорогу, ведущую к другому концу деревни, к лачугам Мядасоо и Йоости.

В вельяотской хибарке воцарилось долгое молчание.

Кай глядела на Анни и удивлялась, как она бледна, как дрожат ее пальцы. Яан понуро сидел на лавке у окна и мрачно смотрел себе под ноги.

Наконец Анни подошла к нему и ласково провела рукой по волосам:

— Не печалься!

Яан молча покачал головой.

— Это все проделки отца, — продолжала Анни. — Он хотел тебя очернить. Он давно уже это задумал. Ему давно не терпелось устроить обыск. Потому и пошел сюда и чуть не силой потащил за собой остальных. Никто не велел ему идти к вам. Он решил: найду — хорошо, не найду — все-таки осрамлю. Пусть, мол, все видят, за кого Яана принимают… Авось и дочь образумится… Он, конечно, ошибся.

Яан посмотрел в глаза Анни. Он взял ее руку в свои. Он не произносил ни слова. Мать, стоя у койки, глядела на них, и по ее печальному лицу временами словно пробегал солнечный луч.

— А ты почему сюда пришла? — пробормотал наконец Яан. — Ты ведь знала, что отец здесь, сама говоришь.

— Знала, потому и пришла.

— Как ты решилась? Ведь ты как будто пришла, чтобы прогнать его.

— И прогнала. Хоть и не надеялась, что он уйдет.

— Что он теперь с тобой сделает?

Невеселая усмешка искривила губы девушки.

— А что он может мне сделать? — сказала она, задумчиво глядя на Яана. — Он человек благочестивый — убить не посмеет. А к поучениям я привыкла. — И Анни улыбнулась.

— Ты сказала отцу, что никто ему не приказывал обыскивать мою лачугу. Откуда ты это узнала?

— Я случайно слышала, что ему говорил урядник. Но у отца план был давно готов; он стал уверять, будто здесь кое-что можно найти; он якобы что-то заметил, нашел какие-то следы, и бог знает что еще. Он доказал остальным, что если они пойдут обыскивать другие лачуги, то потеряют время и ты успеешь припрятать краденое. Урядник в конце концов уступил, и они первым делом направились сюда.

— Но ведь твой отец сказал, что они уже побывали в других хибарках.

— Это неправда, они начали с вас… А честно говоря, знаешь, почему я сюда прибежала вслед за отцом? Я боялась за тебя. Боялась, что ты станешь с ним спорить, будешь сопротивляться и в запальчивости бог знает чего наделаешь. Я ведь знаю, как резок отец, как он умеет обидеть человека, вывести из себя, знаю и тебя… когда дело касается твоей чести, — вот я и испугалась, прибежала сюда. Я хотела припугнуть отца, напомнить ему о приказе начальника полиции. Слава богу, все обошлось… Не печалься, им ведь не удалось отнять у тебя честь.

— Не удалось отнять у меня честь? — переспросил Яан, глядя в землю. — Может быть. Но что-то они все же отняли. Я не знаю что, но чувствую — что-то они унесли с собой.

Его рука сжалась в кулак, и во взгляде, который он, встав со скамьи, бросил на снежную равнину за окном, что-то вспыхнуло и погасло.

Несколько дней Яан не решался выйти на улицу. Ему было стыдно. Он боялся людей. Ему стыдно было смотреть им в глаза, страшно выслушивать их расспросы. «К тебе приходили с обыском! Тебя считают вором!» — сверлила мозг неотвязная мысль, болью отдаваясь в сердце.

Однако, не дожидаясь, когда Яан выйдет из дому, люди сами явились к нему с расспросами. Первым пришел сосед, бобыль Йоосеп из Кийзы.

— У тебя был обыск? Ну и как?

— Что — как?

— Нашли что-нибудь?

Яан побледнел. Нахмурив брови, он посмотрел на соседа:

— Как ты сказал?

— Записали что-нибудь плохое в протоколе? — поправился Йоосеп.

— Нет.

— Успел… концы в воду спрятать?

Яан отвернулся. Он хотел скрыть слезы, которые от стыда и гнева выступили у него на глазах. Ему казалось, будто слезы, стекающие по щекам, обжигают кожу — такие они были горячие и горькие.

— Разве ты когда-нибудь замечал, что я занимаюсь воровством? — спросил он.

— Воровством? Кто же о воровстве говорит! — воскликнул Йоосеп. — Но случается, что у бедняка в доме бывают вещи, которых другим лучше не видеть… Кто же тут говорит о виновных!

— У меня ничего не нашли, запомни это! — крикнул Яан в лицо соседу, так что тот в испуге отступил. — У меня в лачуге и пылинки чужой нет. Это, может, твой дом полон краденого! У меня чужого нет — понял?

И он вышел, оставив Йоосепа в хибарке.

Часа два спустя явился еще один любопытный. Это была женщина с другого конца деревни. Она тоже спросила, как обошлось дело, и, казалось, была сильно удивлена, узнав, что ничего подозрительного не обнаружено. В каждой морщинке ее лица сквозило недоверие. Однако любопытная бабенка и сама принесла кучу новостей. В Йоости и Мядасоо будто бы нашли краденое добро — мясо, одежду, холст и прочие вещи. Бобыль из Йоости оказался вором, а старик Михкель — укрывателем краденого. Составили протокол, обоих арестовали. Семьи остались без кормильцев. «Тяжелые времена», — будто бы сказал, утирая слезы, старый Михкель, когда его уводили. Жена и ребятишки с воем бежали за ним по дороге… Женщина описывала события сочными красками.

«Бедный Михкель!» — подумал Яан, и ему вспомнилась церковь и сорок копеек, которые у старика украли, — он так горько их оплакивал… Видно, захотел поскорее и с лихвой покрыть убыток! Но еще больше удивило Яана то, что он услышал о бобыле из Йоости. Хиндрек из Йоости — вор и взломщик! Этот пожилой, смирный мужик, в честности которого никто раньше не сомневался! Как он мог дойти до этого! Наверно, попал в дурную компанию. Или с пьяной головы… Может быть, выяснится, что он не виноват, — бывает и так. Яану трудно было поверить, что Хиндрек — вор. Поди знай, действительно ли за бабьей болтовней скрывается что-нибудь серьезное.