«Моя уступка в этом отношении, — пишет он в своем обзоре плавания «Ермака» к берегам Новой Земли, — оказалась единственным средством, чтобы экспедиция могла состояться».
Вместе с тем этот маршрут все же заслуживал внимания, так как северные окраины Новой Земли и трудные условия плавания в этом районе никем еще не были изучены. Обратный путь, в зависимости от состояния льдов, намечался более северный.
Такая программа не вызвала возражения и была утверждена. На вице-адмирала Макарова возлагалось поручение «исследовать летом настоящего года на ледоколе «Ермак» путь по северную сторону Новой Земли и одновременно произвести определение западного берега этого острова».
Макаров не скрывал своей радости. Полтора года с удивительной настойчивостью добивался он разрешения вновь спуститься на своем ледоколе в неизведанные просторы Арктики и наконец достиг своего.
Макаров был человеком, обладающим большим жизненным опытом, человеком, всегда трезво оценивающим складывающуюся обстановку, он отлично понимал, что пускается в дело чрезвычайно рискованное, и неудача может постичь его так же, как и в предыдущих плаваниях. Об этом свидетельствует его «весьма секретная записка», составленная им перед отправлением в плавание на имя царя и переданная в запечатанном конверте адмиралу В. Мессеру «на случай если к 15 октября 1901 года никаких известий о благополучном возвращении «Ермака» не будет». Содержание этой записки теперь известно.
Вот что пишет «беспокойный» адмирал в своей секретной записке: «Теперь предстоит плавание в Ледовитый океан. Вся ответственность, как за мою мысль, так и за ее исполнение, лежит на мне одном, и если на «Ермаке» что-нибудь не сделано, то виноваты не те, которые сумели помешать, а я, который но сумел этого отвратить. Мною сделано все, что оказалось в данных условиях возможным, чтобы ледокол «Ермак» мог выдержать всякие случайности, которые сопряжены с этим плаванием…» [99]
Далее Макаров указывает, что надо будет делать и как поступать, если придется посылать экспедицию на поиски исчезнувшего ледокола. Посылку санной партии Макаров не считает делом целесообразным. Он советует тотчас же приступить к постройке ледокола, вдвое меньшего, чем «Ермак». Тут же Макаров прилагает чертежи этого ледокола. Командиром нового ледокола он рекомендует назначить бывшего старшего офицера «Ермака» лейтенанта Шульца. Заканчивается записка так: «Прошу великодушно простить мне это, ибо единственное побуждение, которое толкает меня на север, есть любовь к науке, желание раскрыть те тайны, которые природа скрывает от нас за тяжелыми ледяными преградами».
Начались сборы. Времени оставалось мало. Макаров представил программу министру 11 апреля. В середине мая «Ермак» должен был отправиться в путь, а ничего еще не было готово. Такой короткий срок на приготовление к полярному плаванию, — замечает Макаров, — можно признать беспримерным, и в этом отношении мы побили всякий рекорд. Не следует забывать также, что сам Макаров, занятый в это время обязанностями главного командира Кронштадтского порта, имел очень мало свободного времени, «лишь небольшие обрывки», — как говорил он. «Нечего было и думать о каких-нибудь особых приготовлениях; надо было брать то, что возможно было найти».
И все же экспедицию нельзя было упрекнуть в плохой организации. Особенно внимательно Макаров относился к подбору людей. Команда была предупреждена о возможных трудностях и случайностях, вплоть до вынужденной зимовки. Но заявление это отпугнуло немногих. Личный состав «Ермака» остался почти полностью тот же, что плавал на «Ермаке» зимой. Всего в экипаже «Ермака» числилось девяносто три человека. Это был народ молодой, энергичный и бесстрашный. Хорошо была обеспечена экспедиция и научным персоналом. На корабле были: астроном, геолог, метеоролог, гидролог, физик-магнитолог, зоолог, ботаник, топограф и фотограф.
16 мая 1901 года «Ермак» отправился в путь. Он должен был зайти в Ньюкастль за углем, затем в Тромсе. Макаров не участвовал в плавании. Он должен был закончить еще дела в Кронштадте. В Ньюкастле было погружено 3200 тонн угля — столько, сколько могли вместить бункера. Перед походом к Новой Земле «Ермак» временно поступил в распоряжение русской градусной экспедиции академика Ф. Н. Чернышева. Под его начальством «Ермак» сходил на Шпицберген и 14 июня вернулся в Тромсе. Через три дня приехал и Макаров.
В Тромсе Макаров собрал всех членов экспедиции на совещание и подробно разъяснил, кто и что должен делать. На себя он взял руководство гидрологической частью. Закончив все приготовления и пополнив запасы угля, «Ермак» 21 июня 1901 года отправился в путь, взяв курс на расположенный в северной части Новой Земли полуостров Адмиралтейства. Обычно в это время западные берега Новой Земли на значительном протяжении бывают свободны ото льда, но нынче «Ермаку» явно не повезло. Еще до новоземельских берегов ледокол вошел в большое, совершенно ровное поле льда толщиной около одного метра. Однако новоземельский лед был для «Ермака» не труден. Он смело и уверенно шел вперед. Нос корабля разбивал лед совсем легко.
По пути встречалось много медведей. Они с любопытством, вытягивая вперед морду и нюхая воздух, смотрели на невиданное зрелище. Не привыкшие кого-либо бояться, они иногда почти вплотную подходили к борту ледокола.
Научные работы велись с самого начала плавания. Через каждые пятьдесят миль делали станцию [100]и производили глубоководные исследования.
Но чем дальше продвигался «Ермак», тем яснее было, что изменения, произведенные в конструкции носовой части, помогают ледоколу мало. Ему все труднее становилось бороться со льдами. Щель, которую он прокладывал во льдах, становилась все уже и извилистее. Не доходя до полуострова Адмиралтейства, несколько южнее от него, ледокол, наконец, оказался в сплошном торосистом льду и дальше продвигаться не смог. Эта стоянка продолжалась несколько дней. По временам лед слегка ослабевал, расходился, и «Ермак» тогда немного продвигался. Но эти ничтожные результаты никого не радовали. Угля расходовалось очень много. Тяжело было на сердце у Макарова. Все же он решил бороться. Начались бешеные удары в лед с полного хода. Ледокол после каждого удара продвигался вперед всего на десять-пятнадцать саженей. За первым ударом следует второй, третий… Успеха нет. После первого удара впереди тороса образуется густая каша из осколков разбитого льда; она-то и ослабляет силу последующего удара. Третий удар ослаблялся еще более и т. д. Однако Макаров с настойчивостью, в которой сквозило отчаяние, приказывал разгонять «Ермака» еще и еще. С каждым разом ледокол продвигался все меньше, «тратя всю энергию на бесполезную работу спрессовывания каши разбитого льда».
«Надо было придумать что-нибудь для того, чтобы уменьшить компактность этой снеговой массы», — замечает Макаров. Пробовались всевозможные средства: на лед лили теплую воду, завозили якорь на проволочном перлине [101], и ледокол подтягивался на брашпиле [102], но брашпиль не выдержал: сломалась рама, согнулся вал.
«Ермак» застрял во льдах. Через несколько дней лед несколько ослабел и удалось пройти вперед около двух миль, но затем снова началось сжатие льдов, «более сильное, чем когда-нибудь раньше».
Всегда жизнерадостный и веселый, всех заражавший своей бодростью, Макаров на этот раз сам начал терять уверенность в благополучном исходе. Однако виду не показывал. Вот запись в его дневнике от 11 июля: «Проснулся в 4½ часа и до утра не мог заснуть. Мысль, что мы совершенно во власти природы, меня страшно гнетет. Если льдины раздвинутся — мы можем выйти, а если нет — мы останемся и зазимуем. Мы находимся в торосистом поле. Перед носом и за кормой у нас тяжелый лед, слева — легкое поле. Все усилия повернуть ледокол в эту сторону оказались напрасными. Ледокол крошил лед, образовывая из него ледяную кашу, которая под действием воды и ночного мороза смерзалась. Все это производило весьма неблагоприятное впечатление, и, чтобы занять всех общей работой, я пробовал руками растащить часть льда».
