Боевые качества корабля выясняются только во время сражения, средства же против потопляемости должны быть заранее предусмотрены и изысканы. Адмирал Форвард в поисках таких средств приходит к смелому заключению. Он предлагает искусственно затоплять суда, чтобы, «записывая все явления, сопровождающие потопление», найти способы сохранить другие корабли. Сам Макаров применял более экономный и простой способ: он топил модели кораблей. Этот вспомогательный способ научно-исследовательской работы прочно вошел у него в практику; особенно сложным испытаниям подвергалась модель спроектированного им и впоследствии построенного ледокола «Ермак». С целью выяснить, достаточно ли корабль несет в себе живой силы, чтобы опрокинуть от таранного удара равное себе по мощности судно, Макаров соорудил точную модель английского броненосца «Виктория» и долгое время испытывал ее в бассейне Петербургского порта.
Поводом к этому послужила необычная катастрофа, которая произошла с английским броненосцем, носившим это имя, в 1893 году у берегов Сирии [67]. Стали доискиваться причины гибели, появилась масса статей, высказывались различные предположения, но ничего определенного установить не удалось. Тогда выступил Макаров и, заказав точную модель броненосца, после продолжительных испытаний установил, что причиной гибели корабля были продольные переборки.
В своем рассказе о битве Синих с Белыми Макаров также указывает на опасность таких переборок, чаще всего именно они ведут к гибели корабля. «Никто не хотел, — писал Макаров, — вдуматься заблаговременно в средства непотопляемости, никто не хотел вникнуть в сущность этого дела, что и повело к весьма горьким для Синего флота последствиям. В особенности, медвежью услугу оказали продольные непроницаемые перегородки, идущие по диаметральной плоскости и разделяющие машинные и котельные отделения на две части. Как известно, переборки эти предназначены с весьма благой целью уменьшить размеры отделений. Но они грешат против основного принципа непотопляемости: «не допускать крена во время аварии».
Макаров точно разобрал и выяснил причину гибели английского броненосца и в апреле 1894 года прочел публичную лекцию «О непотопляемости современных броненосцев и гибели «Виктории». После окончания лекции Макаров продемонстрировал в бассейне на модели «Виктории» картину ее гибели. Толпа зрителей окружала бассейн. Пустив модель на воду, Макаров осторожно снял пластырь, соответствовавший месту пробоины, и, дав ход судну, едва успел произнести: «Вот, господа, у нас раненый корабль, он еще совсем немного набрал воды…», как модель внезапно нырнула носом в воду, затем перевернулась вверх килем и упала на дно бассейна. Опыт был очень убедителен и красноречиво подтверждал выводы лектора о причинах гибели броненосца.
Макаров, постоянно развивая теорию непотопляемости судов, боролся за ее практическое осуществление, изыскивал средства, которые дали бы возможность кораблю оставаться на воде, имея в корпусе подводные пробоины. Макаров считал, что, помимо аварийных средств, должны быть проведены научные испытания и приняты все профилактические мероприятия. Первое из них и главное — это предварительное испробование модели, когда проверяются расчеты, второе — чтобы корабль по окончании постройки был подвергнут полному испытанию по части непотопляемости. Иными словами, необходимо искусственное затопление выстроенного корабля, не целиком конечно, а по отдельным отсекам и отделениям, в соответствии с заданными условиями. Каждое отделение должно быть затоплено до верхних переборок. Если нигде не обнаружится течи, то корабль можно признать вполне надежным. Но указаниям Макарова и его примеру нигде не желали следовать. «Непотопляемость, — с горечью говорит Степан Осипович в своей книге «Рассуждения по вопросам морской тактики», — находится в упадке на всех флотах, и даже такой случай, как потопление броненосца «Виктория», не вызвал должных мероприятий. На кораблях все еще боятся напускать и выкачивать воду в должном количестве. Виноваты в этом исключительно флотские офицеры, они же и понесут наказание за свою вину в бою, если только не возьмутся за это дело обеими руками».
Предупреждение Макарова не подействовало, и флот, действительно, заплатил за это дорогой ценой. В числе других причин гибели русской эскадры в Цусимском бою было и полное пренебрежение к средствам непотопляемости боевых кораблей.
Обычно вместе с гибнущими в бою судами гибнут и сотни людей. Если нельзя спасти корабль, то необходимо спасти людей. Мимо этого вопроса Макаров, конечно, не мог пройти. Но как это сделать? На корабельные шлюпки вряд ли можно рассчитывать. Много ли их уцелеет в бою? К тому же иметь на борту много деревянных шлюпок опасно в пожарном отношении. Макаров предлагает пробковые или металлические пустотелые понтоны, пловучестью каждый на одного человека. Если люди, очутившись в воде, соединят все свои понтоны в один или несколько больших, получатся плоты, пригодные для спасения значительного количества людей [68]. Очень полезно, по примеру коммерческого флота, иметь пловучие скамейки и табуреты, а также ввести пловучие мостики. Макаров предлагает еще одну меру — укреплять выше ватерлинии снаружи бортов деревянные брусья. С помощью особого приспособления они могли бы сбрасываться в воду и служить средством для спасения людей [69]. Эти брусья были бы также полезны в качестве защитного средства при столкновении с другим кораблем. Кроме того, Макаров предлагает еще ряд спасательных, самовсплывающих при гибели корабля средств.
Адмирал Форвард, — а значит и Макаров, — считают, что «бедный корабль, бьющийся в агонии», следует оставлять лишь в том случае, если все средства к спасению корабля исчерпаны.
Излагая свои тактические взгляды перед решающим боем, адмирал Форвард говорит: «Мое правило: если вы встретите слабейшее судно, нападайте, если равное себе — нападайте, и если сильнее себя — тоже нападайте.
Если увидите, что и другой наш корабль избрал целью нападения то же судно, на которое вы напали, продолжайте ваше нападение, — пока не уничтожите неприятеля. Не гонитесь за неприятелем, который далеко, если перед вами находится другой близко. Забудьте всякую мысль о помощи своим судам: лучшая помощь своим есть нападение на чужих».
Совершенно очевидно, что уже в этом первом своем произведении по вопросам морокой тактики Макаров воскрешал суворовские принципы ведения боя.
История войны между Белой и Синей республиками была для Макарова первой попыткой изложить свои взгляды широко, открыто попробовать расшевелить морское начальство, напомнить ему о том, что к войне надо готовиться заранее.
Но Макаров не тешил себя надеждами на скорое торжество своих идей. «Главная трудность провести в жизнь какое-нибудь нововведение заключается в том, — писал он, — что люди сживаются с существующими неудобствами, тогда как новое представляется чем-то гадательным, а потому непрактичным. Чтобы яснее видеть дело, полезно иногда оглядываться на прошлое, а оно нас учит, что даже предложение ввести прицелы к орудиям было встречено несочувственно и потребовались многие годы, пока пришли к тому убеждению, что прицел улучшает наводку».
Макарову, глядевшему в суть дела глубже своих современников, всю жизнь приходилось бороться с предрассудками, с рутиной, с непониманием «сущности». Как-то Макаров обратил внимание на необходимость окраски боевых судов в защитный цвет [70]. Наилучшей краской следует признать серую, матовую, — писал он. — Окрашивать корпус следует весь целиком, не исключая ни труб, ни рангоута, ни полосок, ни меди; позолоту закрашивать или прикрывать. «Дело тут не в щегольстве, а в уменьшений видимости судов ночью и в затруднении наводки неприятельских орудий днем».
Но на этот дельный совет никто не обратил внимания, рутина торжествовала. Слишком привыкло в то время начальство к внешнему блеску корабля, к полированным бортам, начищенной до ослепительного блеска меди, к черному блестящему корпусу и видимой за много миль желтой трубе. Позднее, уже в русско-японскую войну, вступив в командование порт-артурской эскадрой, Макаров тотчас же отдал приказ (29 февраля 1904 года, № 3): «Объявляю для руководства, что для военных целей хорошая окраска наружного борта вредна, ибо при хорошей окраске очерчиваются линии судна, что выгодно неприятелю для измерения расстояний, для распознавания типа и имени судна, своих нападений и вообще для видимости. Чем хуже окрашено судно, тем для военных целей лучше…» Макаров считает вредной ненужную щегольскую окраску, предвосхищая идею современного камуфляжа, принятого теперь не только на флотах, но и в армии (раскраска танков, автомашин, халатов бойцов и пр.). «Для дня, — писал он в Порт-Артуре, — лучше всего грязный, вылинявший, сероватый цвет».
