Долгое время с переменным успехом продолжалось соревнование брони и снарядов. Оба эти средства противостояли друг другу. Артиллерия являлась главным средством поражения противника, а броня — основным средством защиты от разрушительного действия снарядов.

Флот, получивший преимущество в одном из этих средств, имел бы значительное превосходство над противником. Возникал вопрос: каков же должен быть флот, какова должна быть конструкция кораблей? Ведь для создания новых типов кораблей и выработки соответствующих им тактических приемов боя необходимо было знать степень преимущества своей артиллерии и брони над артиллерией и броней флота противника. В противном случае, выстроенные новые корабли в первом же бою оказались бы обреченными на гибель, а затраченные на их сооружение огромные средства и время — невосполнимо потерянными. Изыскание путей, по которым шло развитие артиллерии и броневой защиты, представляло поэтому важнейшую проблему подготовки флота к войне. Разрешение этой проблемы было исключительно важным делом, и неудивительно, что осенью 1891 года в русском флоте началась широкая и оживленная дискуссия. Возникла масса вопросов, касающихся как степени уязвимости броневых плит, так и увеличения пробивной силы снарядов. В разгар дискуссии Степан Осипович Макаров, получив новое назначение, стал главным инспектором морской артиллерии [61]. Чем руководствовалось высшее морское командование, назначая Макарова на пост инспектора артиллерии, — неизвестно. Высказывалось мнение, что его назначили на это место лишь потому, что другого подходящего назначения не нашлось, а быть может и не без тайной мысли — «утопить» беспокойного человека в канцелярском болоте морского Технического комитета. Дело в том, что и инспектор морской артиллерии работал под руководством этого комитета, консервативность, неповоротливость и крючкотворство которого были хорошо известны. Результаты назначения получились, впрочем, совершенно неожиданные.

Однажды утром вновь назначенный инспектор морской артиллерии присутствовал на полигоне при испытании броневых плит, закаленных по способу американца Гарвея и считавшихся неуязвимыми для снарядов любого калибра. Испытания эти имели большое значение для русского флота, так как необходимо было решить вопрос: заключать ли договор с фирмой «Гарвей-Виккерс» на приобретение этих плит для строящихся броненосцев или нет. Случайно, по недосмотру, одну из броневых плит, подлежащих испытанию, установили к орудию не лицевой, закаленной стороной, а противоположной, не закаленной.

Началась стрельба. Снаряды без труда пробивали плиту, считавшуюся неуязвимой.

Стрельбу приостановили и стали доискиваться причины столь неожиданных результатов. Ошибка была, наконец, замечена, плиту перевернули как нужно, лицевой стороной, и испытания возобновились. Броню не пробил ни один снаряд.

Испытания на полигоне закончились. Случай с плитой, поставленной обратной стороной, служил несколько дней предметом веселых разговоров. На том и успокоились. И никому, кроме Макарова, не пришло в голову задуматься над этим «курьезным случаем», проанализировать его и сделать выводы.

«Мне пришла в голову следующая мысль, — говорил впоследствии Макаров, — если закаленную поверхность плиты легко пробить с обратной стороны, т. е. с изнанки, то нельзя ли эту самую изнанку насадить на головную часть снаряда? А что, если при этом получится такой же эффект, как с плитой, по ошибке поставленной задом наперед?»

Предложение Макарова заключалось в том, чтобы на головную часть снаряда из твердой стали надеть колпачок из относительно мягкой стали, качественно такой же, как обратная сторона броневой плиты.

Макаров был инспектором артиллерии, а потому ему не трудно было произвести на полигоне испытание такого снаряда с колпачком из мягкой стали.

Испытания блестяще подтвердили предположение Макарова. Снаряды с колпачками насквозь пронизывали гарвеевскую броню.

Вывод получался очень важный: снаряды русской артиллерии, снабженные макаровскими колпачками, оказывались способными поражать все военные корабли, защищенные американской броней.

Можно представить себе то ошеломляющее впечатление, которое произвело испытание снарядов с колпачками на представителей иностранных фирм! Они глазам своим не верили, когда им показали пробитые русскими снарядами их «неуязвимые» плиты, и потребовали повторения опытов в их присутствии.

Макаров не без иронии вспоминал: «Так как все испытания снарядов производились в плиты, предложенные заводами бесплатно, то мы обязаны были результаты наших испытаний показать представителям заграничных фирм, и хотя им не показывали самые снаряды до выстрела, но они не могли не догадаться, что так называемое «магнитное приспособление» состоит из приставной головки. В Америке подумали, что головка «держится силой магнетизма», но так как, вероятно, намагнитить должным образом снаряды им не удавалось, то головка сваливалась со снаряда еще в канале, который и портился… Без сомнения, все представители иностранных фирм стремились сколько возможно достать чертеж магнитных приспособлений, но не достали».

Вот откуда родилась быстро распространившаяся за границей легенда о так называемом «магнитном приспособлении адмирала Макарова», ни с каким магнитом ничего общего не имевшем!

Изобретение вскоре стало достоянием всех флотов мира.

Объяснить, почему это важное в оборонном отношении изобретение не было засекречено, трудно. Никаких сведений о виновнике такой слишком грубой ошибки не сохранилось. Но если учесть, что в то время в высших правительственных и морских кругах царской России было засилие иностранцев, а также прямых или косвенных тайных агентов многих иностранных государств, то можно предположить и объяснение этой странной ошибки. Макаровские колпачки вскоре получили широкое распространение повсюду, за исключением России, где они были приняты на вооружение лишь перед войной 1904–1905 гг.

Этот случай служит яркой иллюстрацией судьбы изобретений и изобретателей в царской России.

За границей же Макарова называли «победителем брони».

В должности инспектора артиллерии Макаров состоял до осени 1894 года. За это время он осуществил множество полезных нововведений. На флоте при его непосредственном и настойчивом участии был введен бездымный порох, изобретенный гениальным русским ученым Д. И. Менделеевым. «Введение бездымного пороха, — писал Макаров, — есть крупный шаг как в баллистическом отношении, так и по отношению к видимости цели. Флот, снабженный бездымным порохом, будет иметь над своим противником крупные преимущества. Полный переход на бездымный порох у орудий всех калибров в некоторых флотах уже совершился. Дело это — насущной важности» [62].

Макаров ввел также на флоте патронные пушки и уцентрированные башенные орудийные установки [63]. В его воображении зрели еще многие замыслы и изобретения. Так же как на любой другой должности, Макаров искал и находил то, что нужно было изменить, усовершенствовать, переделать.

Но Макарова подолгу не оставляли ни на одной из должностей. В конце 1894 года он получает новое назначение — командующим эскадрой Средиземного моря.

Закончившаяся в 1895 году победой Японии японско-китайская война создает тревожное положение на Востоке. Япония захватила у Китая остров Формозу (Тайван), Пескадорские острова и, обосновавшись в Корее, уже мечтает о захвате Маньчжурии и Сахалина.

Вероятность столкновения России с Японией усиливается. Эскадру из Средиземного моря спешно переправляют через Суэцкий канал в Тихий океан.

В этом переходе Макаров вдруг заболевает и довольно тяжело. Сильно простудившись в штормовую погоду во время продолжительного стояния на мостике, Макаров принужден слечь в постель. У него начинается воспалительный процесс коленного сустава на почве ревматизма. Когда приступы острой боли несколько ослабевают, он, не в силах усидеть в каюте, появляется на палубе на костылях. Ему предлагают списаться на берег и заняться лечением. Но Макаров и слышать об этом не хочет. Хотя и на костылях, он лично ведет эскадру в Тихий океан, преодолевая бури и непогоды.