Другим замечательным плаванием русских военных моряков в начале XIX столетия была антарктическая экспедиция капитана второго ранга Ф. Ф. Беллинсгаузена и лейтенанта М. П. Лазарева (1819–1821 гг.) на шлюпах «Восток» и «Мирный». Эта экспедиция в истории географических открытий занимает особое положение. Русские мореплаватели опровергли мнение англичанина Кука, утверждавшего, что за 70° ю. ш. тянется необозримое, лишенное островов ледовое море. Русские моряки первые указали на присутствие в антарктическом поясе значительной по протяжению суши и тем самым открыли шестую часть света.
Пристальное внимание Макарова привлекли также результаты наблюдений ученого моряка, одного из основателей Русского географического общества Ф. И. Врангеля, который в 1825–1827 г. на транспорте «Кроткий» совершил свое второе кругосветное плавание. «…Врангель — известный своими знаменитыми путешествиями по льду в Северном Ледовитом океане, — писал Макаров, — есть первый из командиров, который ввел у себя на корабле правильные наблюдения над температурой моря; он наблюдал температуру воды в полдень и в полночь». Отмечая, что Врангель вел научную работу на корабле по собственному почину, а не по заданию начальства, Макаров пишет: «В каждом деле великую заслугу составляет лишь первый почин».
Смелость, решительность и инициатива замечательных русских моряков больше всего привлекали Макарова, были ему по душе. Можно с уверенностью сказать, что их действия Макаров рассматривал как образец того, как ему самому следует поступать. Недаром, готовясь к выходу в открытое море на «Витязе», Макаров внимательно изучал результаты плаваний своих предшественников и восхищался ими. «Имена Крузенштерна, Лисянского, Сарычева, Головнина, Коцебу, Беллинсгаузена, Врангеля и Литке, — писал он, — перейдут в грядущие поколения. На утлых кораблях совершали наши ученые моряки свои смелые путешествия и, пересекая океаны по разным направлениям, отыскивали и изучали новые, еще неизвестные страны. Описи, съемки, которые они сделали, и по сие время служат для руководства мореплавателям и наставления их цитируются лоциями всех наций» [47].
Вполне вероятно, что мысль заняться научной работой и исследованиями на «Витязе» возникла у Макарова не во время плавания, а значительно раньше, и Макаров, как мог, готовился к своей будущей работе.
Можно также предполагать, что в ряду других причин перспектива разрешить ряд океанографических и гидрологических вопросов, занимавших Макарова еще со времени командования «Таманью» на Босфоре, была одним из мотивов, по которым Макаров охотно согласился отправиться в длительное и тяжелое плавание.
Однако время, в которое «Витязь» готовился к выходу в плавание, было далеко не благоприятным для научной работы. В восьмидесятые годы XIX столетия наступила пора «…разнузданной, невероятно бессмысленной и зверской реакции….» [48]Наука и просвещение в эту мрачную пору считались чуть ли не крамолой. Царские министры Д. А. Толстой и И. Д. Делянов вели открытую борьбу с передовой наукой, рассматривая занятие научными исследованиями, в особенности в области естественных наук, как «революционную заразу».
Реакция коснулась и императорского военного флота.
В морском министерстве вновь очень легко одержало победу мнение, что изучение моря отрывает моряков от их прямых обязанностей держать военный корабль в боевой исправности.
Под этими словами скрывались, конечно, и справедливые опасения, что экипажи кораблей, занимающиеся научными исследованиями, представляют благоприятную почву для развития революционных настроений. Царское правительство знало, что передовая наука всегда шла рука об руку с революционным движением.
Макаров, возражая против нелепого мнения о том, что научная работа на корабле мешает его боевой готовности, приводил в пример фрегат «Аврору», плававший в 1853–1856 гг. на Дальнем Востоке под командой капитан-лейтенанта Изыльметьева.
Метеорологические наблюдения велись здесь с исключительной добросовестностью, и это отнюдь не помешало экипажу «Авроры» проявить замечательное мужество в 1854 году во время военных действий при обороне Петропавловска-на-Камчатке. В эти дни в метеорологический журнал была внесена следующая красноречивая запись: «С 20 августа по 1 сентября метеорологических наблюдений не производилось по случаю военных действий».
«Для человека любознательного и одаренного, — повторял Макаров, — все интересно и все достойно его познания. Изучение же окружающей моряка стихии не только не вредит военному назначению судов, но напротив, пробуждая мысль, отрывает людей от рутины судовой жизни».
Макарову вовсе не был присущ формализм тех наблюдателей, для которых важнее всего заполнение во что бы то ни стало графы наблюдения цифрой, хотя бы и приблизительной. «Главное правило, которого следует держаться, — писал он в своем труде «Витязь» и Тихий океан», — заключается в правдивости записей. Необходимо совершенно отказаться от всяких предвзятых мыслей и вносить в журнал только действительные цифры показаний инструментов. Если наблюдения не сделаны, то следует оставить пустое место, но ни в коем случае не вносить предполагаемой величины. Пропуски в наблюдениях не составляют важного недостатка, но непростительно заполнять пустые места воображаемыми величинами. В одном журнале я встретил запись, замечательную по своей поучительности и принадлежащую давно уже, к сожалению, вышедшему в отставку штурманскому офицеру Вудрину, который отметил: «Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем». Слова эти стоят, чтобы их вывесить на поучение молодежи в каждой штурманской рубке. Командиры не должны ставить наблюдателям в вину случайные пропуски. Всякое наблюдение, как бы тщательно оно не было сделано, имеет только известную степень точности, а потому во всех случаях, когда можно вывести величины возможных неправильностей в показаниях инструментов, полезно их указать. Указания на возможную неточность наблюдений не только не уменьшают доверия к цифрам, но напротив, увеличат его, ибо наименее достоверные наблюдения те, о точности которых совершенно нельзя судить».
Все же «Витязю» была поставлена только одна задача — усовершенствовать морскую подготовку личного состава корабля. Средств на научную работу казной отпущено не было. Макаров, стараясь помочь делу, горячо пропагандировал необходимость и пользу научных наблюдений на корабле и нашел преданных помощников. Весь офицерский состав «Витязя» и несколько унтер-офицеров с увлечением помогали ему в продолжение всего девятьсот девяносто трехдневного плавания корабля. Сам Макаров не упускал ни одного случая собрать материал или исследовать интересное физико-географическое явление.
Подобно многим своим предшественникам, Макаров осуществил ту огромную исследовательскую работу, которой и знаменито плавание «Витязя», по собственной инициативе, на свой риск и страх. Измерительные приборы приходилось изобретать и мастерить из подручных материалов, а иногда покупать на собственные средства.
Время перед отправлением в плавание было, как и всегда, заполнено у Макарова множеством дел.
Он читал лекции по гидрологии в Кронштадтском морском собрании и в Географическом обществе в Петербурге, измерял течение Невы на различных глубинах [49], закончил две работы: «Подогревание воды в котлах миноносок и паровых катеров и о скором разведении пара» и «В защиту старых броненосцев», разработал своей системы эжектор [50], сконструировал шлюп-балку для подъема паровых катеров с машиною и котлом, вел переписку с пароходными компаниями, заинтересовавшимися изобретенным им пластырем для заделки пробоин на судах, и т. д.
Перед уходом в плавание Степан Осипович съездил навестить жену и детей [51], гостивших у родственников в имении вблизи города Ливны Орловской губернии. «Какая прелесть в этой тихой обстановке, — заносит он в дневник, — я был бы в восторге, оставаясь здесь, многим можно было бы заняться!»
