Мир сверкал. По деревьям, траве и камням сбегали капли. Земля с неясными звуками поглощала влагу. Весь склон был размыт небольшими оврагами. У подножия склона овраги были глубже, некоторые — по колено, за ближними деревьями широкими полумесяцами светлели намывы песка. Песчаные языки далеко заползали чащу.

Трайнис с удовольствием прищурился на горячее солнце и начал разоблачаться. На кожу кинули невидимые горячие полотенца. Трайнис с наслаждением передернул плечами, потянулся. Он положил полностью расстегнутый, будто вспоротый, комбинезон на плоский раскаленный камень, уселся в позе лотоса в изголовье. На отдельном камне загорали ботинки. Он хотел сесть лицом к солнцу, но тогда лес остался бы за спиной. Положив ладони на колени, Трайнис скупо водил глазами по чаще, спину сильно и приятно припекало. После нескольких часов, проведенных на сыром песке, тело благодарно оттаивало.

Позади завозились, скрипнули камешки. Трайнис лишь повернул голову. У него уже появилась привычка оглядываться периферийным зрением, не шаря попусту глазами. Вадковский, как новорожденный котенок сонно выполз из темного треугольника в каменной стене и поднял к небу невидящее лицо. Трайнис прикрыл веки, поворачиваясь лицом к лесу.

— Доброе утро. Ух ты! — Вадковский сразу проснулся. Быстро разделся, разложил комбинезон, скинул ботинки. — Славка где?

— За хворостом пошел, наверное.

Вадковский, подняв руки, крутился под лучами солнца, подставляя бока. Волосы, лицо и руки они волей-неволей вымыли под дождем, так что вид сейчас имели почти цивилизованный. Только подсохшие волосы немного всклокочены.

— Давно ушел?

— Кто? — Трайниса совершенно разморило. Он заставил себя задуматься. — А... Видимо, пока спали.

Вадковский опустил руки с затылка на пояс, огляделся и позвал:

— Слава.

Лес молчал.

— Славка!

Они поглядели друг на друга. Позвали хором. Лес молчал.

В два прыжка по горячим каменным плитам Вадковский оказался у пещеры, заглянул в полутьму. Пистолет лежал на месте. А тесак? Они же его потеряли. Еда и все фляги с водой — здесь.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Вадковский, ринулся обратно мимо обеспокоенного Трайниса, вознамерился было босиком сбежать вниз к лесу, но размывы почвы, груды острых камней остановили его. Вадковский торопливо надел ботинки.

— Гинтас, тревога. Я вниз, а ты...

— Понял.

Вадковский с топотом мчался мимо, назад к пещере. Трайнис протянул руку к соседнему камню. Ботинки были влажные и горячие.

— Держи. — Вадковский уже стоял перед ним, протягивая пистолет. — По следу, если найдешь, не иди. Сразу возвращайся сюда и зови меня. Пойдем вместе.

Трайнис кивнул, но руку с пистолетом отстранил:

— Оставь себе. У тебя ловчее выходит.

Вадковский, казалось, не слушал — сразу повернулся и побежал вниз.

Трайнис наискосок начал подниматься по склону, обернулся.

Сбежав с каменистого участка склона, Вадковский запрыгал по горбылям между овражинами. Вид у Романа был необычный — плавки, большие туристические ботинки, пистолет в руке. Пробежав по песчаному языку, на котором до этого — Трайнис хорошо видел сверху — не было ни следа, Вадковский скрылся в лесу. Мелькнула среди деревьев голая спина.

Трайнис поднялся к краю каменной стены, обогнул травяное озерко, в котором еще стояла прозрачная вода и плавали травинки, и полез по зеленому склону к пику Отчаяния.

Держась рукой за нагретый камень, он огляделся. В прозрачном мареве раскинулся бескрайний океан зелени, единая крона, жадно укрывшая землю — редкий вид на чащу сверху. Где здесь искать человека? Трайнис обогнул скальный зуб и вышел на вал. Земляные проплешины — следы утренней бури — пятнали вал, как узор спину анаконды. На другом конце вала за деревьями — одно, кстати, валялось, сломанное под корень, — зеленел холм. Зеленел. Даже намека не осталось на фиолетовый цвет. Трайнису не понравилось, что подумал он об этом без эмоций. Он не ощущал упадка сил или разочарования, просто не хотелось ничего делать. Наверное, потому, что сделать ничего уже было нельзя, ну и незачем трепыхаться. Или все-таки надо попытаться? Конечно, Роман прав. Да, они не станут сидеть сложа руки, они будут искать корабль, и найдут его спустя уйму времени и сотни километров леса. Трайнису захотелось отхлестать себя по щекам, чтобы очнуться. Это, наверное, особая такая усталость — шок от новой реальности, где ты один против дикой природы. На Камее проснулся инстинкт, у которого всегда близкие цели, короткая память. В данный момент опасность не угрожает, вот и нет стимула что-либо делать. Психолог. Трайнис засунул руки в карманы, с подозрением всмотрелся в редкие облачка над темно-зеленым горизонтом. Облака были белые, кучевые — на вид совсем не опасные.

Мы могли ткнуть пальцем в любую планетку в каталоге, в результате побродить по абсолютно безопасному природному заповеднику и вскоре улететь, разочаровавшись. Но вот не ткнули. И не разочаровались. И не улетели. А ведь и правда не разочаровались. Хорошее получилось приключение, настоящее. Приключение. Какие сейчас симуляторы популярны на Земле? Сверхреалистичные. Те, в которых все резко, ярко, реальнее, чем в жизни. Можешь разглядеть муравья за сто километров, а вблизи — отдельные молекулы. Конечно, все это игры, но реальный мир потом действительно кажется тусклым и простым. После одного дня на Камее даже год на Земле — это какой-то тихий санаторий, где почти ничего не происходит. Стоп. Я сейчас говорю о своей жизни. Это моя жизнь была слишком спокойной. Высший пилотаж на глайдере? Смешно. На Земле техника не отказывает, и я это помнил в самом опасном пике. Я не могу говорить за человечество хотя бы потому, что существуют по-настоящему опасные профессии. Я даже не могу говорить за Славку. Ему не хватило реальности симулятора? Захотелось настоящих смертельных опасностей? Не верю, что Лядову нужно это. Старый добрый друг Славка тихо сидел в архивах, что-то изучал, и вдруг в результате мы вынуждены жечь костры, чтобы не замерзнуть ночью, драться врукопашную с дикими зверями, быть готовыми убить, чтобы спастись самим. Не верю. Все происходящее здесь с нами просто и жестоко реалистично без всякого «сверх». Здесь можно просто погибнуть, если зазеваешься. За желанием выжить давно забыта первопричина полета. Что он там говорил — побег? Примерить на себе прошлый опыт? Детский сад какой-то. Он сам знал, чего хотел?

«Что же я стою?» — спохватился Трайнис. Он хмуро побродил взад-вперед, и вдруг сообразил, что совсем безоружен. Ладонь была пустой без тесака. Ну и пусть. Он сжал кулак. Ничего не случится. Хуже не может быть. Неожиданно для себя он в два приема быстро огляделся. Залитые солнцем огромные деревья по бокам вала насмешливо молчали. Он подумал, чуть стыдясь: все же дубину надо выломать. Как-никак оружие. Кстати, на потолке пещеры действительно замечательная копоть — можно рисовать. Он почувствовал неопределенный интерес. К ситуации? К увесистой дубине в руке? К наскальным росписям? Дурак. Что-то здесь вокруг не то, что-то не в порядке, и ты это чувствуешь. Ты не в прошлом, в него нельзя вернуться. Ты в современности, в своем мире, только в редко посещаемом уголке. Думай.

Трайнис всмотрелся в бывший фиолетовый холм, вспоминая относительное расположение следующего ориентира. И понял, что забыл даже цвет следующей опорной точки, нацарапанной ножом на крышке контейнера. Как же так, ведь еще вчера весь путь знал наизусть! Он опустился на корточках, сжал ладонями голову, вспоминая, — без толку. Что-то со мной происходит. Что-то не очень хорошее. Он сидел, не шевелясь. Сколько мы смогли бы прожить на Камее, ведя нехитрое натуральное хозяйство, зная, что где-то среди звезд ночного неба затерялась Земля со всей ее цивилизацией? Если бы нашли способ добывать пищу, воду, построили бы жилье? Да, пожалуй, здесь вполне можно жить. Но чем заниматься? Просто жить — поить себя и кормить? Основать собственную цивилизацию? Женщин нет. Добывать огонь трением и мастерить луки, зная, что где-то звездолеты пронзают пространство? Бред. Ах да, тут же затаились коварные псевдоноогенные феномены... Нет, цивилизацию не успеем построить. Санкционирует СКАД очередную экспедицию, и заберут нас, тепленьких, или псевдоноогенные феномены подсуетятся.