Пресыщение болью вызвало физическую тошноту, баланс был нарушен, но, раз Арин рядом и еще жив, можно отблагодарить его за доставленное удовольствие и привести ощущения в гармонию. Мальчика надо пожалеть, он неплохо справился со своей задачей, ему пришлось несладко.

Услышав судорожные всхлипывания, Мэд открыл глаза и увидел, что Арин, сжавшись в комок, держится ладонью за залитый кровью локоть. Увидел слезы на красивом лице, отчаяние в блестящих карих глазах. Мягкая нежность пробилась сквозь колыхающуюся жижу чужой боли, наполнившей душу.

Мэд наклонился, обнял Арина:

Не плачь, ты хороший мальчик, ты молодец, все, больше больно не будет. Если хочешь, я исполню твою просьбу за то, что ты для меня сделал. Ты же хотел ошейник?

Мягкими движениями Мэд стер с лица Арина слезы, оставляя на его коже кровавые следы:

Не плачь, все хорошо… Ты мне нравишься, я помогу тебе разрядиться. Хочешь ошейник?

Арин сполз с кровати, упал на колени, опираясь на одну руку, добрался до центра комнаты, согнулся, опустив голову на предплечья. Следом за ним протянулся широкий кровавый след, острый запах снова всколыхнул желание, но уже другое — теплое, нежное.

Мэд поднялся, подошел ближе, взялся руками за его бедра, провел ладонью по гладкой коже. Откровенная поза Арина, подтеки крови на светлой коже, болезненная дрожь его тела — можно начинать заново. С того, что, расстегнув ремень, накинуть петлю на его шею, затянув накрепко, а потом лечь грудью на его спину, намотав широкую кожаную полосу на руку, и пальцами другой руки снова начать ласкать горячую дырочку между его ягодиц, податливую, хорошо смазанную теплой кровью.

Тебе все нравится? — спросил Мэд, прикусывая кожу его шеи под яркими сиреневыми волосами.

Тейсо нравится, — тихо откликнулся Арин.

Мэд всем телом чувствовал его дрожь, но знал, что добавленный в коньяк стимулятор не даст ему потерять сознание, этому способствовал и болевой шок, держащий его организм на последних резервах.

Поэтому он не сомневался, что и в этот раз можно будет довести дело до конца, только теперь можно действовать нежно, в благодарность ему за все произошедшее.

Перевернись.

Арин послушно перекатился сначала на бок, потом на спину, поднял руки, ударившись ими о край столика.

Мэд посмотрел в его глаза, отрешенные, ожидающие, мягкие:

Если я скажу, что лучше тебя никого нет, ты будешь рад?

Да, — просто ответил Арин. — Тейсо будет рад.

Мэд кивнул, сжал пальцами его сосок, провел рукой по мешанине кровоточащих разрезов на животе, цепляя мягкие вывернутые мышцы.

Я тебе скажу, что ты самый хороший мальчик, что я опять тебя хочу, и трахну тебя, если ты попросишь. Тебе приятно?

Тейсо приятно.

Мэд увидел, как дрогнули в смущенной улыбке губы Арина и в который раз удивился результатам дрессировок в "Меньше слов". Искалеченный парнишка радуется тому, что его вынуждают просить о сексе. Но наблюдать за этим интересно, на самом деле, хороший мальчик.

Мэд спустился ниже, облизал кровоточащие раны на его животе:

А что ты мне скажешь, если я скажу, что не только тебя трахну, но и позволю кончить?

Он услышал легкий металлический стук, поднял голову и увидел черный зрачок дула "береты", а над ним ясные, жесткие глаза.

Я скажу — спасибо, — раздельно ответил Арин. — Спасибо, сука.

Мы его живым не довезем.

Да, жестко с ним… А второй?

Мертв. С дыркой в голове еще никто не жил. Черт, как нам дотащить этого парня, чтобы он не сдох по дороге?

Довезем. Стимуляторы есть. А медики КетоМира вытянут его за день — если он так нужен, на это бросят все силы. Сам знаешь, в КетоМире врачи не для простых смертных.

Да, но такое даже им не исправить.

А какая ему разница? Посмотри на датчик. Скажет все, что нужно и можно усыплять.

Питомец же.

Ладно, ребята, поднимайте его, времени мало.

Скай отшвырнул куртку, закрыл за собой дверь:

Я смог договориться.

Это хорошо, — ответил Тори, не отрывая глаз от монитора. — Значит, Арин будет жить.

Через его плечо Скай увидел на экране легкие дымчатые сиреневые разводы, подкрашенные золотисто-малиновыми лепестками, светлый, жемчужно-нежный рисунок.

Но через секунду Тори, щелкнув по панели выбора цветов, залил его густой чернильной тьмой.

Так со всеми нами, — пояснил Тори. — Со мной. Интересно, как меня убьют. Я пробовал нарисовать свою смерть, но не получается, слишком много вариантов. Я дохожу до боли, а потом уже ничего не могу нарисовать. Смотри.

По новому белому листу брызнули алые пятна, узкие черные штрихи разбили их на капельки, на фоне загорелись серые, плачущие буквы.

Боль, — тихо сказал Тори.

Новый лист. Лимонный морозный узор, припорошенный легкой капелью прозрачных, радужных шаров.

Надежда.

У тебя еще остается надежда? — задумчиво спросил Скай, глядя на рисунок.

Нет. Она мне уже не нужна, я сделал все, что мог. Ты видел одиночество?

Не дожидаясь ответа, Тори сменил цвет фона на мониторе, щелкнул мышкой, отвел руку, и среди серых разводов вдруг появилось безглазое, мертвое лицо с толстыми вывернутыми губами.

Ждет.

Клик и в узком лбу появилась рваная дыра, за которой наметились густые извилины мозга.

Одиночество, — повторил Тори.

Скай вдруг снова ощутил то самое неприятное чувство, которое появилось впервые еще тогда, когда он увидел Тори впервые — тоненького белокожего мальчика с глазами цвета погибших цветов.

Найти его в Мертвом Метро оказалось делом несложным, учитывая, что Арин дал основной ориентир, упомянув залу Братства Воды. Пробраться к опорному пункту, где в одиночестве проводил дни и ночи Тори, тоже было несложным. Гротескные тени и изуродованные химическими отходами люди — сплетения беспомощных калек, — Скаю помешать не могли. Держа пистолет наготове, он прошел сквозь залы и коридор, почему-то представляя себе, что идет след в след по пути Арина, который спускался сюда не раз.

Кодовый замок на двери пришлось взламывать, вскрыв его, Скай ожидал увидеть кого угодно и что угодно, но никак не красивого хрупкого мальчика. И он не ожидал, что придется посмотреть в такие глаза — желто-фиолетовые, внимательные, полудетские.

Ты тоже хочешь жить? — спросил тогда Тори.

Скай опустил пистолет, прислонился к холодной стене. Тогда он впервые ощутил это. Неприятный холодок страха, страха перед чем-то чуждым, неведанным. Перед тем, что смотрело на него из глубин мягких зрачков. Перед тем, что он, этот мальчик, имел власти больше, чем все люди мира вместе взятые, мог все и ничего не мог. Он не мог ничего, погребенный под толщей породы, выбравшийся из ада, потерявший разум, знающий только одно — как выглядит одиночество.

Сейчас вновь всплыли отголоски испытанного тогда страха.

Тори, словно почувствовав это, закрыл программу, и монитор привычно засветился уютным синим светом.

Скай, — тихо сказал он. — Выполни одну мою просьбу.

До следующего утра, до указанного заказчиком часа еще оставалось время, поэтому Скай, выслушав его, кивнул. Можно. Это можно сделать. Сумасшедшая прихоть сумасшедшего мальчишки, обреченного на смерть.

В машине Тори прислонился лбом к окну и сжался в комок, его губы припухли, растрескались, густые болезненные тени легли у уголков потускневших глаз, от теплого, еле различимого дыхания на стекло ложилась прозрачная дымка.

Скай старался не смотреть на него, внимательно следя за дорогой.

Тяжело. Я никогда не поддавался противоречивым чувствам, я всегда знал, что делаю и чем мне придется за это расплатиться. Как же они похожи. Питомцы. Яркий, дерзкий Арин, резкие движения, зажившие шрамы на гладкой коже. Беззащитный, белокожий Тори, открытая рана, горячий пульс рваных тканей под металлическими клепками. Разные? Нет, одно и то же. Одно и то же — жертвы самих себя, сломанные игрушки, пиратская версия жизни, списанная с лицензионных дисков, демо-версия.