– И о чем же, по вашему мнению, я буду с ним разговаривать?

Президент Сотовый Телефон нисколько не смутился.

– Найдется, о чем. Мы интересные люди.

Блю сомневалась в этом. Но элегантный был впрямь элегантен. И он, похоже, был по-настоящему шокирован тем, что его приятель разговаривает с нею, и это даже слегка располагало к нему. На одно короткое-короткое мгновение, которого она позднее стыдилась и о котором вспоминала с изумлением, Блю подумала, что можно бы и сказать Президенту Сотовому Телефону, когда заканчивается ее смена. Но тут в кухне Донни произнес ее имя, и она вспомнила о правилах номер один и два.

– Вы обратили внимание, что на мне этот передник? – спросила она. – Это означает, что я работаю. Зарабатываю на жизнь.

Беспечное выражение лица ее собеседника не поколебалось и на долю секунды.

– Это я улажу, – сказал он.

– Вы уладите? – эхом отозвалась она.

– Да. Сколько вы хотите за час вашего времени? Я компенсирую его. И поговорю с вашим менеджером.

На мгновение Блю лишилась дара речи. Она никогда не верила, что человек может онеметь, но сейчас с нею случилось именно это. Она открыла рот, но сумела только беззвучно выдохнуть. Потом произвела нечто вроде короткого смешка. И в конце концов бросила:

– Я не проститутка.

Парень из Эглайонби, похоже, все-таки растерялся было, но потом до него дошло.

– О, вы меня неправильно поняли. Я говорил совсем не об этом.

– А сказали именно это! Вы думаете, что можете просто заплатить мне и я буду разговаривать с вашим приятелем? Видимо, вы привыкли покупать себе спутниц с почасовой оплатой и понятия не имеете о том, как это происходит в настоящем мире, но… но… – Блю помнила, что собиралась сделать какой-то вывод, но сейчас он вылетел у нее из головы. Возмущение подавило все высшие соображения, и осталось только желание залепить ему пощечину. Парень открыл было рот, чтобы возразить, и Блю вспомнила, что именно хотела сказать: – Нормальная девушка, если ей понравится молодой человек, подсядет к нему без всякой платы.

К его чести, парень из Эглайонби не кинулся спорить. Напротив, он задумался на несколько секунд и сказал без всякого напора:

– Вы сказали, что зарабатываете себе на жизнь. Думаю, с моей стороны было невежливо не учесть этого. Извините, что невольно оскорбил вас. Я вижу, что вы имеете в виду, но мне кажется все же несправедливым, что вы не хотите понять меня.

– Я чувствую, что вы смотрите на меня свысока, – сказала Блю.

Краем глаза она видела, как Солдат сложил руки самолетиком, который устремился к столу, чтобы потерпеть неизбежное крушение. Неряха пытался сдержать смех. Элегантный в наигранном ужасе закрыл лицо ладонью; сквозь растопыренные пальцы она видела, как он морщился.

– Господи помилуй, – воскликнул Сотовый Телефон. – Я просто не знаю, что еще сказать.

– Извиниться, – посоветовала она.

– Я уже извинился.

– В таком случае, пока, – сказала Блю.

Он поднес руку к груди жестом, обозначавшим не то реверанс, не то поклон или еще что-то, подразумевавшее убийственную джентльменскую иронию. Калла придумала бы, как его срезать, но Блю просто сунула руки в карманы передника.

Когда Президент Сотовый Телефон вернулся к своему столику и взял в руки толстую потрепанную книжку в кожаной обложке, которая совершенно не вязалась ни с кем из них, Солдат язвительно рассмеялся, и Блю услышала, как он передразнил ее: «… не проститутка». Элегантный, сидевший рядом с ним, наклонился к столу. Его уши вдруг сделались ярко-розовыми.

«Ни за что, – подумала Блю. – Пусть хоть сто долларов предлагает. Хоть двести!»

Но ей пришлось признаться себе, что покрасневшие уши изрядно удивили ее. Это совершенно не вязалось с Эглайонби. Неужели «воронята» умеют смущаться?

Она рассматривала их чуть дольше, чем нужно. Элегантный поднял голову и перехватил ее взгляд. Его брови вдруг сдвинулись, отчего его лицо, впрочем, сделалось не рассерженным, а скорее полным раскаяния. Глядя на него, Блю усомнилась в своих чувствах.

Но потом сама вспыхнула, снова услышав голос Президента Сотового Телефона, который говорил: «Я позабочусь об этом». Она метнула на него гневный взгляд, наподобие тех, на которые такой мастерицей была Калла, и поспешила укрыться в кухне.

Нив ошибалась. Она никогда не влюбится ни в одного из них.

– Объясни еще раз, – обратился Ганси к Адаму, – почему ты считаешь, что от обращения к ясновидящим может быть польза?

Пиццы уже были уничтожены (без помощи Ноа), отчего Ганси почувствовал себя лучше, а Ронан – хуже. К тому времени, когда они покончили с едой, Ронан успел содрать все струпья, оставшиеся после развлечений с тележкой, и взялся бы за ссадины Адама, если бы тот позволил. Ганси отправил на улицу его, чтобы немного проветрился и сбросил пар, и Ноа, чтобы приглядел за ним.

Ганси и Адам стояли в очереди, пока какая-то женщина спорила с кассиром насчет грибной начинки.

– Энергия действует через них, – сказал Адам, повысив голос, чтобы собеседник мог расслышать его сквозь ревущую музыку. Он внимательно смотрел на свою руку, где растревожил свою собственную ссадину. Кожа под нею казалась слегка воспаленной. Затем, подняв голову, он оглянулся, вероятно, высматривая злую официантку, ту, что «я не проститутка». Ганси, с одной стороны, чувствовал себя виноватым за то, что серьезно подорвал шансы Адама на знакомство с нею. С другой же – ему казалось, что он, возможно, спас Адама от ужасной участи. Эта девушка, похоже, могла бы запросто выдрать из него спинной мозг и сожрать на месте.

Возможно, думал Ганси, что он снова свалял дурака, заведя разговор о деньгах. Он и в мыслях не имел оскорбить ее, но сейчас задним умом понимал, что, может быть, все же оскорбил. И теперь ему предстояло страдать от этого весь вечер. Он поклялся, как делал это уже добрую сотню раз, тщательнее подбирать слова.

– Силовые линии – это энергия, – продолжал Адам. – Энергия и только энергия.

– Точняк, – отозвался Ганси. – Если паранормальные явления действительно существуют.

– Нищим особо выбирать не приходится, – отозвался Адам.

Ганси посмотрел на выписанный от руки счет за пиццу, который держал в руке. Прыгающие буквы сообщали, что их официантку звали Сайлина. Она приписала туда и свой телефонный номер, но было трудно сказать, кого именно из четверки она рассчитывала завлечь. С одними из присутствовавших за столом было куда менее опасно связываться, чем с другими. Уж она-то наверняка не сочла бы, что он смотрит на нее свысока.

Возможно, дело было в том, что она не слышала, о чем он говорил. Весь вечер. Весь вечер это продолжало его тревожить.

– Если бы мы хоть имели представление о ширине этих линий, – сказал он. – До сих пор не знаю, что нам нужно искать: то ли нитку, то ли шоссе. Можно оказаться в футе от этой линии, но так и не узнать об этом.

Адам то и дело крутил головой с опасностью свернуть себе шею. Официантка больше не показывалась. Он выглядел усталым, потому что много дней подряд очень поздно ложился из-за тренировок по гребле и занятий. Ганси очень не нравилось видеть его в таком состоянии, но не мог придумать ничего такого, что можно было бы сказать по этому поводу. Адам не потерпел бы жалости.

– Мы знаем, что их можно отыскать лозой, так что они не могут быть совсем уж узкими, – сказал Адам и потер висок тыльной стороной ладони.

Именно это – многие месяцы поисков и анализа – впервые привело Ганси в Генриетту. Позднее он, уже с помощью Адама, точнее определит силовые линии. Распределив между собой инструменты, они кружили по городу с ивовыми рогульками и приборами для измерения частоты электромагнитного поля. Несколько раз аппарат демонстрировал странные пики; Ганси считал, что одновременно рогулька в его руках дергалась, но допускал, что, возможно, принимал желаемое за действительность.

«Может, сказать ему, что если он не сократит эти занятия, его отметки посыплются ко всем чертям», – думал Ганси, глядя на темные круги под глазами Адама. Если как-то привязать к этому свои интересы, Адам не истолкует такие слова как жалость. Он задумался о том, как сформулировать совет таким образом, чтобы его можно было принять за проявление эгоизма. Сказать: мне не будет то тебя никакой пользы, если ты заработаешь психическое расстройство? Так ведь раскусит с ходу…