В «Нино» имелась лишь одна проблема, и она, по существу, была целиком и полностью связана с Эглайонби. Ресторан находился в шести кварталах от железных ворот кампуса Эглайонби, на самом краю исторического центра города. Это было самое привлекательное место в Генриетте. В других заведениях и телеэкраны были больше, но ни одно из них не воздействовало на воображение школьников с такой силой, как «Нино». Взять хотя бы то, что здесь существовал некий вступительный обряд: те, кого больше привлекал «Спортивный бар Мортона» или «Третий», не могли рассчитывать на то, что их примут во внутренний круг.

Так что мальчики из Эглайонби, посещавшие «Нино», были не просто учениками Эглайонби, но самыми-самыми Эглайонби из всех, кто имелся в этой школе. Шумными, нахальными, высокородными.

За последнее время Блю видела немало «воронят». Этим вечером музыка уже была достаточно громкой, чтобы парализовать самые тонкие стороны ее натуры. Она подвязала передник, приглушила «Бисти бойз» насколько возможно и изобразила улыбку, которая должна была наводить посетителей на мысль о чаевых.

Почти перед самым началом ее смены в парадную дверь вошли четверо юношей, сопровождаемые шипящим порывом свежего воздуха, ворвавшегося в помещение, где пахло пивом и майораном. Неоновая вывеска, коротко сообщавшая «С 1976», сквозь стекло окрашивала их лица в желтовато-зеленый цвет редкого садового ириса. Передний, не отрываясь от разговора по сотовому телефону, показал Сайлине четыре пальца, что должно было означать численность их компании. «Воронята» хорошо владели искусством делать сразу несколько дел, если, конечно, все эти дела служили их интересам.

Сайлина с распухшим от бланков заказов карманом фартука устремилась к ним. Блю протянула ей четыре засаленных меню. От статического электричества и крайнего возбуждения волосы Сайлины облаком висели вокруг головы.

– Может быть, мне обслужить их? – неохотно спросила Блю.

– Ты что, шутишь? – отозвалась Сайлина, пожирая посетителей глазами. Первый, завершив наконец свой телефонный разговор, ловко скользнул в одну из оранжевых виниловых кабинок. Самый высокий стукнулся головой о висевший над столом зеленый плафон из граненого стекла; остальные весело расхохотались. Он буркнул: «Сука». Когда он наклонился, чтобы сесть, из-под воротника стало видно татуировку. Все четверо почему-то казались голодными.

Блю не желала иметь с ними никакого дела.

Чего она хотела, так это работы, которая не выбивала бы из ее головы все мысли, заменяя их похотливым воем синтезатора. Время от времени Блю позволяла себе буквально на пару минут выйти из зала, и когда она в переулке за рестораном прислонялась затылком к кирпичной стене, то праздно мечтала о будущей карьере, посвященной изучению годовых колец деревьев. Плаванию среди гигантских мант. Путешествиям по джунглям Коста-Рики для изучения птичек семейства тиранновых.

Откровенно говоря, она и сама не знала, хочется ли ей узнать что-то новое о жизни этих птичек. Ей просто нравилось название семейства, поскольку для девушки пяти футов роста изучение хоть каких-нибудь тиранов походило на внушительную карьеру.

Но все эти вымышленные жизни проходили очень далеко от «Нино».

Уже через несколько минут после начала смены Блю менеджер высунулся из кухни и поманил ее к себе. Сегодня работал Донни. Вообще у «Нино» было около пятнадцати менеджеров, все они были какими-то родственниками хозяина, и никто из них не закончил средней школы.

Донни лучше всего удавалось бездельничать и отвечать на телефонные звонки.

– Твои родители. Э-э, мать.

В этом уточнении не было никакой необходимости, потому что Блю даже не знала, кто был ее отцом. Она пыталась приставать к Море с вопросами, но ее мать всегда ловко уклонялась от ответа.

Взяв телефон у Донни, Блю протиснулась в кухню и устроилась между безнадежно грязным холодильником и большой раковиной для мытья посуды. Несмотря на все ее старания никому не мешать, ее все равно то и дело толкали.

– Мам, я на работе.

– Не пугайся. Ты сидишь? Хотя, может быть, что сидеть не так уж обязательно. Но было бы хорошо. Во всяком случае хоть обопрись на что-нибудь. Он звонил. Договориться о предсказании.

– Мам, кто? Говори громче. Здесь очень шумно.

– Ганси.

В первый миг Блю не поняла, о ком идет речь. Но потом осознание навалилось на нее всей своей тяжестью, и у нее действительно чуть не подкосились ноги.

– Когда… когда ты ему назначила? – спросила она слегка дрожащим голосом.

– Завтра, во второй половине дня. Самое раннее, на что удалось его уговорить. Я предложила утро, но он сказал, что будет на занятиях. Ты завтра работаешь?

– Я поменяюсь с кем-нибудь, – поспешно ответила Блю. Впрочем, эти слова произнес за нее кто-то другой. Настоящая Блю находилась в этот момент в церковном дворе и слушала его голос, который произнес: «Ганси».

– Да, хорошо. Ну, иди, работай.

Связь прервалась, и Блю почувствовала, как затрепетал ее пульс. Он настоящий. Он настоящий!

Все это происходило в действительности и было ужасно, ужасно необычно.

Ей казалось, что нет ничего глупее, чем торчать здесь, рассаживать незнакомых людей за столы, наливать им вино и улыбаться. Ей хотелось оказаться дома, прижаться к прохладной коре раскидистого бука, росшего за домом, и попытаться понять, что все это изменит в ее жизни. Нив сказала, что в этом году она влюбится. Мора сказала, что она убьет своего возлюбленного, если поцелует его. Ганси, судя по всему, предстоит в этом году умереть. Что же получается? Ганси должен стать этим самым возлюбленным. Должен. Потому что она ни в коем случае не собиралась никого убивать.

Неужели жизнь складывается именно так? Может быть, лучше было бы ничего не знать?

Что-то прикоснулось к ее плечу.

Прикосновения категорически не вязались с жизненной позицией Блю. Никто не смел прикасаться к ее персоне, когда она находилась в «Нино», и тем более, когда она переживала кризис. Она резко обернулась.

– Я. Могу. Вам. Чем-то. Помочь?

Перед нею стоял тот самый многозадачный парень из Эглайонби с сотовым телефоном, и вид у него был по меньшей мере президентский. Часы на его руке были на вид дороже, чем автомобиль его матери, а каждый доступный взгляду участок кожи покрывал замечательный ровный загар. Блю никогда не удавалось понять, каким образом ученики Эглайонби умудряются загореть раньше местных жителей. Наверное, это было как-то связано с весенними каникулами и местами вроде Коста-Рики и побережьем Испании. Вероятно, к птичкам семейства тиранновых Президент Сотовый Телефон уже бывал куда ближе, чем когда-нибудь доведется побывать ей.

– Я очень надеюсь на это, – сказал он, причем в его тоне слышалось больше уверенности, чем надежды. Ему приходилось говорить громко, чтобы его было слышно, а чтобы заглянуть Блю в глаза – еще и наклониться. В нем было что-то неприятно внушительное, казалось, что он очень высок ростом, хотя он был не выше большинства других мальчиков. – Мой стеснительный друг Адам нашел вас очень привлекательной, но не хочет предпринимать никаких действий. Вон там. Не тот, что неряха. И не мрачный.

Блю почти против воли посмотрела на кабинку, на которую он указывал. Там сидели трое юношей; один из них действительно выглядел неряшливо, вернее, он был какой-то помятый, словно его всего (а не только одежду) слишком часто и усердно стирали. Тот, который стукнулся о лампу, был красавчиком с выбритой головой – солдат на войне, где враги все, кто его окружают. А третий был… элегантным. Вообще-то слово подходило не идеально, но близко к смыслу. У него были красивые, немного хрупкие с виду черты лица и красивые голубые глаза, которым позавидовала бы и иная девушка.

И хотя инстинкт и предостерегал ее от этого, Блю почувствовала вспышку интереса.

– И что? – спросила она.

– Не откажете ли вы мне любезность подойти и поговорить с ним?

Блю потребовалась всего миллисекунда, чтобы представить себе, на что будет похоже, если она отправится в кабинку к этим «воронятам» и ввяжется в какой-нибудь натужный разговор с почти неприкрыто сексистским подтекстом. И, несмотря на то, что один из парней показался ей привлекательным, эта миллисекунда не была приятной.