– Узнай его имя! – прошипела Нив. – Он не хочет отвечать мне, а я должна поговорить с остальными!

– Я? – недоуменно отозвалась Блю, но послушно соскользнула со стены. Сердце у нее в груди продолжало отчаянно колотиться о ребра.

– Как вас зовут? – спросила она, чувствуя себя немного глуповато.

Юноша, похоже, не услышал ее. Как будто ничего не замечая, он медленно, неуверенно двинулся дальше, в сторону церковной двери.

«Неужели вот так выглядит наш путь к смерти? – подумала Блю. – Медленное, неуверенное таяние, а не целенаправленный финал?»

Нив принялась снова опрашивать остальных, а Блю направилась к пришельцу.

– Кто вы такой? – окликнула она его из безопасного отдаления, когда он уронил голову в ладони. Теперь она видела, что его фигура вовсе не имела контура, а лицо – различимых черт. В нем на самом деле не было ничего такого, что позволило бы опознать человека, и все же она видела юношу. Пусть она не могла довериться зрению, но что-то в ее мозгу точно говорило ей, что он представляет собою.

Против ожидания она не испытывала никакого трепета при виде духа. В голове у нее крутилась одна-единственная мысль: не пройдет и года, как он умрет. Как Мора переносит все это?

Блю подошла ближе. Она была так близко, что могла бы прикоснуться к нему, если бы он не тронулся с места, так и ничем не дав понять, что заметил ее.

Когда она оказалась вблизи от него, ее руки стали мерзнуть. И сердцу тоже стало холодно. Невидимые духи, не имевшие своего тепла, высасывали ее энергию, отчего ее предплечья покрылись гусиной кожей.

Юноша стоял на пороге церкви, и Блю знала – просто знала, – что если он переступит его, она потеряет возможность узнать его имя.

– Пожалуйста, – сказала Блю гораздо мягче, чем прежде. Протянув руку, она коснулась края его нездешнего джемпера. Ее обдало холодом, словно от всепоглощающего ужаса. Чтобы успокоиться, она напомнила себе то, что ей часто говорили: всю свою энергию духи получают из того, что их окружает. Сейчас она чувствовала только, что он использует ее, чтобы остаться видимым.

Но все равно она воспринимала происходившее как приступ панического ужаса.

– Может быть, вы все-таки назовете мне свое имя? – спросила она.

Он посмотрел на нее, и она в смятении поняла, что на нем джемпер с эмблемой Эглайонби.

– Ганси, – сказал он. Хотя его голос прозвучал тихо, это не был шепот, а самый настоящий голос, звучащий где-то настолько далеко, что услышать его в действительности было невозможно.

Блю не могла оторвать взгляда от его растрепанных волос, от угадываемых глядящих на нее глаз, ворона на джемпере. Она разглядела, что его плечи мокры, да и вся одежда усеяна брызгами дождя от пока еще не разразившейся бури. Их разделяло столь малое расстояние, что она ощущала легкий мятный запах, но не могла понять, то ли так пахнет от этого юноши, то ли этот запах присущ духам вообще.

Он был настолько реальным… Когда это наконец случилось, когда она все же увидела его, за этим не чувствовалось никакой магии. Ей казалось, будто она смотрит в могилу и видит, как та смотрит на нее.

– И все? – прошептала она.

Ганси закрыл глаза.

– Да, это все.

Он упал на колени – у юноши, не имевшего настоящего тела, это движение получилось беззвучным. Растопыренные пальцы одной руки неловко прильнули к земле. Блю видела черный абрис церкви куда более отчетливо, чем его покатое плечо.

– Нив, – сказала Блю, – Нив, он… умирает.

Оказалось, что Нив стояла прямо за спиной у нее.

– Еще нет, – ответила она.

Ганси за это время уже почти исчез, наполовину растворился в церкви, или церковь слилась с ним.

– Почему, – голос Блю прозвучал глухо и сдавленно, совсем не так, как ей хотелось бы, – почему я вижу его?

Нив оглянулась; не то потому, что оттуда подходили новые духи, не то потому, что их там не было – этого Блю сказать не могла. Но когда она сама снова посмотрела на вход в церковь, Ганси исчез полностью. Блю уже чувствовала, как ее кожа начала теплеть, но где-то под легкими оставался кусок льда. В ней словно зарождалась опасная, гнетущая горечь – печаль или сожаление.

– Блю, для того, чтобы не способный к ясновидению увидел дух в канун дня Святого Марка, могут быть только две причины, – сказала Нив. – Или ты по-настоящему полюбишь его, или убьешь его.

– Это я, – сказал Ганси.

Он повернулся, чтобы стоять лицом к автомобилю. Ярко-оранжевый верх «Камаро» был поднят, что являлось скорее знаком поражения, нежели преследовало какие-то практические цели. Адам, друживший со всеми и всяческими машинами, может, и определил бы, что с автомобилем сейчас не так, но Ганси это определенно было не по силам. Он ухитрился остановиться, съехав с автострады всего фута на четыре, и сейчас его машина стояла, раскорячась, на кочковатом лугу, покрытом пожухлой травой. Мимо, не притормозив, пронесся тягач со здоровенным прицепом; «Камаро» качнуло воздушной волной.

– Ты пропустил всемирную историю, – ответил в телефоне его сосед по комнате Ронан Линч. – Я подумал, что ты в канаве валяешься, с концами.

Ганси вывернул руку, чтобы взглянуть на часы. Он пропустил куда больше, чем одну всемирную историю. Было одиннадцать, и слабо верилось в то, что минувшая ночь была такой холодной. К влажной от пота полоске кожи возле часового ремешка устремился комар; Ганси смахнул его прочь. Когда-то, еще маленьким, Ганси довелось ночевать на природе. Палатки. Спальные мешки. «Рэндж Ровер», дожидавшийся поблизости того момента, когда им с отцом надоест это времяпрепровождение. В качестве жизненного опыта то событие и близко не лежало с минувшей ночью.

– Ты записал для меня конспект? – спросил он.

– Нет, – ответил Ронан. – Я был уверен, что в канаве валяешься.

Ганси сплюнул с губы песчинку и плотнее прижал телефон к щеке. Он-то непременно записал бы конспект для Ронана.

– «Свин» скопытился. Подъедь, вытащи меня.

Проезжавший мимо седан сбавил скорость; пассажиры прильнули к окнам. Ганси вовсе не был уродом, да и «Камаро» не мог никому оскорбить взгляд, но это внимание было вызвано не столько живописностью картины, а скорее ее необычностью – не так часто увидишь у обочины слетевшего с дороги парня из Эглайонби в вызывающе оранжевой машине. Ганси отлично знал, что для обитателей жалкого городишка Генриетты, что в штате Вирджиния, найдется немного зрелищ приятнее, чем неприятность, случившаяся с каким-нибудь парнем из Эглайонби, разве что неприятность с кем-то из своих родичей.

– Ну, ты даешь, старик, – сказал Ронан.

– Знаешь, вовсе не похоже, что ты сейчас на занятиях. И все равно, скоро начнется перерыв на ленч. – Чуть помолчав, Ганси добавил будто случайно: – Пожалуйста.

Ронан довольно долго молчал. Он был мастером паузы и умел с ее помощью заставлять людей чувствовать себя неловко. Но у Ганси выработался иммунитет к этим штучкам. Ожидая, пока Ронан соблаговолит вновь заговорить, он наклонился и просунул голову в машину, чтобы посмотреть, не найдется ли чего-нибудь съедобного в «бардачке». Рядом с тюбиком «эпипена» действительно оказался пакетик с бастурмой, но на нем стояла дата двухлетней давности. Вероятно, его забыл там предыдущий хозяин машины.

– Ты где? – в конце концов спросил Ронан.

– Не доезжая Генриетты, на 64-м шоссе. Прихвати мне бургер. И несколько галлонов бензина. – Бензин в баке еще оставался, но запас все равно не повредит.

– Ганси… – ядовито произнес Ронан.

– И Адама захвати.

Ронан отключил связь. Ганси стянул джемпер и кинул его на заднее сидение. В тесной задней части салона находилась свалка всяких необходимых вещей – учебник по химии, ноутбук цвета фраппучино, расстегнутый футляр для компакт-дисков, которые вылетели оттуда и рассыпались по сидению, – и всякой всячины, которую он накупил за 18 месяцев, проведенных в Генриетте. Измятые географические карты, компьютерные распечатки, какая-то газета, фонарь, ивовая палочка. Когда Ганси принялся откапывать в хламе цифровой диктофон, на сидение вывалился и присоединился к полдюжине таких же бумажек, различавшихся только датой, рецепт пиццы (одна большая глубокая тарелка, половина сосиски, половина авокадо).