Настроение у Бумажкина упало, а вместе с тем, как ни странно, заметно потяжелела и дорожная сумка. В Москве она казалась неправдоподобно легкой, теперь же появилось ощущение, будто ее кто-то доверху набил булыжниками. К тому же чуть ли не у самой автобусной остановки у нее, как назло, оторвалась ручка и Петька был вынужден остановиться, чтобы ухватить ее поудобнее. В этот самый момент, совсем рядом, послышался скрежет тормозов, а вслед за этим — лихой трехэтажный мат. Петька не сразу сообразил, что слова эти относятся к нему. Он поднял голову. Справа от него стоял серебристый микроавтобус, которого минуту назад здесь не было и в помине. Из открытой дверцы, прямо над Петькой, словно большая луна, повисла упитанная физиономия с крошечными заплывшими глазками. Заметив Петькино замешательство, физиономия завопила еще громче:

— Не видишь, что ли, спрашиваю! Совсем спятил? Еще немного, и размазал бы тебя, сопляка, по асфальту! Тебе-то что, а мне потом отвечай! Придурок!

Петька отпрянул в сторону. Как ни странно, но взгляд его успел зацепить номер серебристого красавца: три шестерки.

«Ну и номерок! Дьявольский, — подумал Петька. — И водила, судя по всему, из той же породы. Что ж, можно сказать, первое знакомство с представителями земли забайкальской, людьми неразговорчивыми, но добрыми, как говорил папик, состоялось».

Невольно вспомнился рассказ Смирнова о Чудном Мужике, которого увез автобус такого же, как и этот, цвета. Кто увез, куда увез — стало ли хоть кому-нибудь об этом известно? А ведь опять совпадение, странное, непонятное и, кажется, зловещее. Один только номер чего стоит! Но размышлять было некогда: Петька с трудом втискивался со своей поклажей в рейсовый автобус. Ну вот, наконец-то! Бумажкин удобно устроился рядом с сохшейся, крепкой старушкой, которая, не отрываясь, смотрела в темное, покрытое инеем, окно.

Автобус взвизгнул, запыхтел и тронулся с места. Петька тоже уставился в окно, но ничего, кроме своего отражения, не увидел.

— Как для чего? Электричество экономят. А ты, вообще, откуда приехал, мальчик?

— Из Москвы…

— А, ну тогда все понятно…

— Постойте, — Петька двинулся следом за женщиной. — И давно у вас так экономят?

— Да пожалуй, лет десять будет…

Чувство острого, непривычного одиночества снова пронзило Петьку. Он вдруг страшно соскучился и по родителям, и по одноклассникам и даже по старшему и младшему Поповым. Ему еще больше захотелось вернуться в такую снежную, такую освещенную Москву. Походить по ее улицам, постоять на Красной площади… Увы, от нее отделяло Петьку шесть тысяч километров. С ума сойти! Вздохнув, он поплелся к кассе покупать билет до Приаргунска. Хорошо еще, что Смирнов рассказал, как добираться до Благодатного, если дядька не встретит.

До отхода поезда оставалось больше трех часов. Бумажкин через силу перекусил в буфете, не от того, что был голоден, а от того, что так было нужно, чтобы скоротать время, и совершенно не почувствовал вкуса съеденного. Бумажкин устроился в зале ожидания и первым делом решил освободиться от ненужной и, вероятно, опасной вещи: книги. Не тут-то было! Минут пятнадцать он безуспешно пытался справиться с замком дорожной сумки, а когда эта проблема была, наконец, решена, Бумажкин почувствовал резкий запах ацетона. Откуда он мог появиться, этот запах? Он сунул руку в сумку, пошарился в ней. Та-ак… Вот, кажется, и то, что нужно. Но в чем дело, почему не вынимается? Странно… Судя по всему, книга произведений Агаты Кристи и не собиралась покидать полюбившееся ей место. Вздохнув, Петька начал вытаскивать свои вещи и складывать на соседнее сиденье. Белье. Тапочки. Полотенце. Туалетные принадлежности. Журнал «Просторы». Книга… Что такое? Она по-прежнему не двигалась с места. Между тем от запаха ацетона у Петьки уже началось легкое головокружение…

Бумажкин сунул голову в сумку. Ну конечно! «Агата Кристи» намертво прилипла к ее дну. Петька вспомнил, что там лежал тюбик клея «Момент», который он все собирался вытащить перед отлетом, да, видимо, забегался и забыл. В воздухе клей, вероятно, вылился и намертво соединил дно сумки с произведениями английской писательницы.

«Ну уж нет, — подумал Петька, — я так этого не оставлю! Я все равно освобожусь от тебя, гадкое издание, чего бы мне это не стоило!»

Со злости он попытался оторвать хотя бы обложку, хотя бы страницу. Бумажкин пыхтел, но боролся. Он то и дело совал голову в сумку, чтобы разглядеть, продвигаются ли дела. Но нет, не продвигались.

«Ну я тебе, — бормотал Петька, — я тебе покажу!»

Вдруг кто-то тронул его за плечо.

Бумажкин поднял голову. Перед ним стояли сотрудники милиции — один постарше, другой помладше, а чуть поодаль — пассажиры, ожидающие, как и он, Петька, своего поезда. Все с недоумением, неприкрытым любопытством и даже с каким-то страхом взирали на Бумажкина, его сумку и лежащие на соседнем сиденье, кучу вещей.

— Пройдемте, молодой человек, — обратился к Петьке милиционер помоложе.

— Куда? — не понял Петька.

— В отделение.

— Но зачем?

— Там разберемся. Поживее, пожалуйста.

Час от часу не легче! Не найдя в глазах любопытствующих ни капли жалости, Петька сунул вещи в сумку, вздохнул и поплелся за сотрудниками милиции.

С большим трудом удалось Бумажкину убедить стражей порядка в том, что он никакой не токсикоман и что в сумку полез вовсе не для того, чтобы получить кайф от запаха ацетона, а чтобы отлепить от ее дна эту злополучную книжку Агаты Кристи. И все же не будь у него при себе удостоверения внештатного корреспондента журнала «Просторы» и фамилии отца, напечатанной на обратной стороне обложки, напротив слов «главный редактор», вряд ли Петька успел бы к поезду.

— Ладно, — сказал милиционер постарше, когда объявили о посадке на поезд, — беги. Да чтобы больше у тебя ничего к ничему не прилипало.

Петька схватил сумку и что было сил помчался к вагону. Как ни странно, она уже не казалась такой невообразимо тяжелой, как в аэропорту.

Петька сел в купе, отдышался и теперь уже испытал неведомое прежде блаженство. «Все в порядке, — подумал он с радостью и удовлетворением, похожими на те, которые возникают после успешной сдачи экзаменов. — Еще один этап моего путешествия к «островку российского благополучия» завершен». И тут почувствовал, что у него некстати начинает потихоньку поднывать зуб.

Поезд тронулся. За окном замелькали редкие огни, потом исчезли.

— Постель будете брать? — спросила заглянувшая в купе, краснощекая проводница.

— Буду.

Проводница протянула Бумажкину постельное белье, сдала сдачи и пошла дальше.

Подождав немного, не подселят ли к нему кого-нибудь из пассажиров, и, убедившись, что этого не произойдет, Петька закрыл купе на замок и поставил сумку на середину полки. Он так и не мог смириться с необходимостью до конца путешествия терпеть надоевшую ему попутчицу. «Пусть по листочку, пусть медленно, но я от тебя избавлюсь!» — приговаривал он, глядя на обложку с красочной надписью «Агата Кристи». Бесполезно! И на этот раз победу одержала Петькина соперница, превратившаяся вместе с сумкой в единый конгломерат.

Бумажкин почувствовал, что в душе его появляется тихая ненависть к этой книге. Он понял, что от нее можно ждать всяких гадостей, которые могут произойти в самый неподходящий момент.

Несмотря на то что было уже довольно поздно, пассажиры, судя по всему, и не собирались укладываться. Они бродили по вагону, громко спорили, шутили, смеялись. Петька, последние силы которого ушли на борьбу с книгой, тоже решил выйти в коридор.

Возле окна стояли молодые женщины. Петька не прислушивался к их разговору, но до его слуха долетали обрывки фраз.

— Дурой была, что раньше этого не сделала… — сетовала одна из них.