23 июня министры получили одобрение на формирование кабинета от думских лидеров и 30 июня в накаленной атмосфере взаимных обвинений и завуалированных угроз ^[10] состоялась передача власти от Западносибирского комиссариата Совету министров. Новое Временное Сибирское правительство было создано. Формально оно по–прежнему являлось эсеровским, но опиралось уже на совсем другие силы.

Отсюда и вопиющие противоречия в действиях сибирской власти. Еще в 20‑х числах июня Западносибирский комиссариат издал вполне социалистическое по духу постановление, в котором признавалось, что некоторые преобразования Советской власти «оставили глубокий след» и потому полное «установление прежнего порядка представляется либо уже невозможным, либо нецелесообразным». Комиссариат предлагал «произвести пересмотр распоряжений и законов Советской власти», но сохранить в силе те, которые «оказались жизнеспособны» ^[11].

Однако уже в июле Советом министров были приняты постановления об отмене декретов Советской власти, восстановлении законов Российской империи, денационализации промышленности, возвращении всех земель их бывшим владельцам. В августе правительство отдало приказ о запрещении деятельности Советов и аресте всех представителей Советской власти в Сибири ^[12].

Под руководством офицеров была начата принудительная мобилизация в сибирскую армию, численность которой к осени 1918 года была доведена примерно до 200 тысяч человек ^[13].

Эсер А. Аргунов, позже анализировавший деятельность Временного Сибирского правительства, отмечал: «смертная казнь, военно–полевые суды, репрессии против печати, собраний и пр. — вся эта система государственного творчества быстро расцвела на сибирской земле» ^[14].

Парадоксально схоже и в то же самое время иначе разворачивались события в Поволжье. Здесь формировался крупный эсеровский подпольный антисоветский центр, в Самару потянулись многие видные члены ПСР, в том числе члены разогнанного в январе Учредительного собрания. В переброске эсеровских сил на восток, в том числе в Поволжье, участвовал хорошо нам известный Союз возрождения России.

В конце мая начался мятеж Чехословацкого корпуса. Интересно, что член Учредительного собрания от Самары П. Климушкин впоследствии писал, что местный эсеровский штаб «еще недели за полторы–две» знал о том, что в Пензе готовится вооруженное выступление чехов. «Исходя из того, что интересы русского антибольшевистского движения совпадают, — писал Климушкин, — самарская группа эсеров, тогда уже определенно подготовлявшая вооруженное восстание, сочла необходимым послать к чехам своих представителей…» ^[15].

В ночь на 8(21) июня чехословаки ворвались в город. Сразу же все присутствующие в Самаре члены Учредительного собрания под охраной солдат корпуса двинулись к зданию местной думы, где утром и провозгласили создание правительства Комуча — Комитета членов учредительного собрания. Прокламации, которые развешивали на стенах зданий, призывали всех, «кому дороги идеи народовластия», «встать под знамена Учредительного собрания» ^[16].

Таким образом, если в Сибири комиссариат действовал всего лишь от имени временного правительства автономии, то в Поволжье эсеры объявили себя представителями непосредственно Учредительного собрания — «хозяина земли русской». Вольно или невольно, создание Комуча было претензией на власть в общероссийском масштабе.

Как и УС, Комитет являлся органом законодательным. Исполнительные функции были возложены на вскоре созданный Совет управляющих ведомствами, все посты в котором также достались членам ПСР, за исключением одного — «министерство» труда возглавил меньшевик И. Майский, в последующем — видный советский дипломат.

Поволжские социалисты–революционеры, таким образом, избежали фатальной ошибки своих сибирских коллег в ходе формирования исполнительной власти. Однако дебаты о необходимости сотрудничества с представителями буржуазных партий развернулись и здесь. Климушкин вспоминал, что перед Комучем «открывались три пути» — чисто социалистический, со ставкой на рабочих, крестьян и «честную интеллигенцию», поворот политического курса резко вправо и, наконец, третий — «наиболее сложный и извилистый» — аккуратного сотрудничества с правым флангом антибольшевистской контрреволюции ^[17].

Первый путь, пишет Климушкин, означал бы фактическую войну на два фронта — против большевиков и против правых, кадетов и корниловцев. Второй вел бы к консолидации с правыми, но, что признавал сам член УС от Самары, означал бы введение расстрелов, военно–полевых судов и карательных экспедиций. Соответственно, наиболее перспективным казался третий путь. При этом эсеры исходили из того, что «умеренные и правые группы кое–чему научились за время революции», поняли, что «вне демократической программы нет спасения для антибольшевистских сил» и согласятся на серьезные уступки трудящимся классам общества ^[18].

Вновь в анализе различных путей, открывавшихся перед новой властью, мы видим расчет на классовое примирение в рамках «демократической программы». Однако воспоминания Климушкина вскрывают перед нами куда более глубокую подоплеку событий. Фактически, эсеры сами себя загнали в угол, не имели возможности осуществлять социалистическую программу — это означало бы войну с правым флангом российской политики в условиях уже идущей войны с большевиками. Надежды остаться в ходе Гражданской войны нейтральной силой были для ПСР совершенно эфемерны. Выход оставался только один — вправо, к сотрудничеству с кадетами, буржуазией, корниловским офицерством. Вопрос был только в том, сколь глубок будет этот правый крен. Хотя и он оставался, по большому счету, риторическим, с очевидным ответом — настолько глубок, насколько потребуют обстоятельства войны.

Именно так развивались события в Поволжье. В августе 1918 года на собрании самарских эсеров раздавались голоса о том, что «Комуч в своей тактике слишком взял крен вправо, привлекая в свои ряды без разбору, и назначал на ответственные посты заведомых черносотенцев, что Народная армия оказалась целиком в руках правого офицерства…» ^[19].

Климушкин вспоминал свою беседу с промышленником К. Неклютиным, который «шутил» (это характеристика самого Климушкина) следующим образом: «Вы работаете на нас, разбивая большевиков, ослабляя их позиции. Но долго вы не можете удержаться у власти, вернее, революция, покатившаяся назад, неизбежно докатится до своего исходного положения… Мы вас будем до поры до времени немного подталкивать, а когда вы свое дело сделаете, свергнете большевиков, тогда мы и вас вслед за ними спустим в ту же яму» ^[20]. К сожалению, нет свидетельств о том, как воспринимали такие «шутки» сами эсеры — надо полагать, хихикали, чтобы не разрушать «демократического единства».

И такое предположение — не ерничание, за него говорят факты. В июне был раскрыт офицерский заговор, организованный сыном начальника военных заводов в Самаре поручиком Злобиным. Заговорщиков решено было… простить. Через месяц последовал новый заговор, преследующий целью свержение Комуча и установление военной диктатуры. Ряд членов правительства требовали суда над офицерами, но столкнулись с оппозицией своих же товарищей по Комитету членов УС. В итоге сошлись на мирном решении «конфликта» — Злобина и других заговорщиков отправили на фронт ^[21].