Но в то Рождество 1966 года, услышав, что она приехала на каникулы и болеет дома, он собрал всю отвагу в кулак и пришел повидаться. Ленор отперла ему и неохотно впустила:

– Только ненадолго, Эрл, ей надо отдыхать.

– Хорошо, мэм.

Сьюки, обложенная подушками, дремала весь день, но вдруг услышала стук в дверь. Через секунду она увидела Эрла Пула-мл. в синем костюме, с букетом цветов и коробкой конфет.

– Привет, Сьюки. Я узнал, что ты дома, и вот зашел поздороваться.

В тот же миг Сьюки вдруг расплакалась. Он был такой нелепый в этом своем галстуке-бабочке и с дурацкой прической. Он всегда ей нравился, но влюбилась она в него именно тогда.

Пятница, 10 июня 2005 года

Наутро зазвонил телефон. Сьюки тем временем кормила Ку-ку и от этого звонка чуть из кожи не выпрыгнула. Проверила, не Ленор ли. Если мать, она не будет снимать трубку, однако высветился номер Си Си – та звонила из свадебного путешествия, которое они проводили в Кэллэуэй-Гарденз, Пайн-Маунтин, Джорджия.

– Привет, милая, – поздоровалась Сьюки со всем доступным ей жизнелюбием.

– Привет, мам, ты как?

– Все в порядке, милая.

– Я звоню сказать, что добрались мы отлично и нам тут все нравится. Как папа?

– Прекрасно.

– Ку-ку тебе не докучает?

– Вовсе нет. Она тут, рядом, милая, завтракает, и нам отлично.

– Ну здорово. Ладно, люблю тебя. Папе привет.

– Хорошо, дорогая. И мы тебя любим. Развлекайтесь, увидимся, когда вернетесь.

Повесив трубку, она осознала, что рано или поздно придется рассказать детям, что их бабушка – не очень-то им бабушка. Но, ясное дело, такие вещи человеку в медовый месяц не сообщают.

Во второй половине дня, прихватив бинокль, она забралась на второй этаж и дождалась, когда Ленор докатит чайную тележку до конца пирса – у них с подругами из клуба «Закат» имелась традиция чаевничать в пять часов пополудни. Тогда Сьюки позвонила Энджел и сообщила, что ее свалил ужасный грипп и врач сказал, что он страшно заразный, а для пожилых людей и вовсе смертельно опасен, и порекомендовал не менее двух недель и близко к матери не подходить. Врать Энджел ужасно не хотелось, однако Сьюки было совершенно плевать, встретятся ли, потолкуют ли они с Ленор в этой жизни еще хоть раз или нет.

Вид Ленор расстраивал ее даже издали. Сьюки желала лишь одного – спуститься, достать бутылку водки и всю ее выпить. Она поразмышляла над этим замыслом: искушение было велико, но велик и страх совершенно слететь с катушек и публично опозорить мужа и детей. Увы, в сложных обстоятельствах Сьюки всегда шла вразнос и делала глупости. При первом выходе в свет она так нервничала и столько выпила, что на торжественном ужине принялась метать ложкой мороженое через стол и угодила одной доброй подруге матери в затылок. В тот же вечер наступила на оливку, проехала по всему танцполу и оказалась под чьим-то столом.

Да и не только с алкоголем такое бывало. В колледже она так огорчилась, когда кто-то из мальчишек не позвал ее на большую вечеринку братства, что съела два десятка пончиков «Хрумкий Крем», которые стянула из кладовки сестринства. Ее соседка вернулась со свиданья и обнаружила Сьюки на кровати в отключке – с недоеденным пончиком в волосах.

Сверх того ей вечно везло на всякие неприятности. В день своей свадьбы, шагая в церкви по проходу, она умудрилась запутаться в фате и упасть; а из всех ее знакомых только ей удалось сломать ногу, упав с неподвижной карусели. С чего Ленор решила, что Сьюки может стать балериной, оставалось для нее загадкой.

Сьюки сидела на кровати, гладила Ку-ку – и тут ее озарило. Все эти годы она ела себя поедом, а может, она тут вовсе и не виновата! Кто знает, вдруг поляки – плохие танцоры.

Эрл поразился новостям почти как и Сьюки, но на следующий день, по дороге на работу, вдруг вспомнил разговор, случившийся у него с тестем. И теперь, задним числом, он думал, не пытался ли мистер Крэкенберри околично сообщить ему, что Сьюки – удочеренная.

В тот вечер Эрл и его будущий тесть удрали с грандиозной помолвочной вечеринки, устроенной в честь Эрла и Сьюки в загородном клубе, и вышли на заднее крыльцо с видом на поле для гольфа – покурить.

Они слушали сверчков, и тут мистер Крэкенберри, высокий осанистый человек, пожалел юношу. Он видел, что Эрл до смерти боится Ленор, но, надо отдать ему должное, будущий зять выдержал даже устроенную Ленор истерику и ее пристальные взгляды на его уши.

После долгого молчания мистер Крэкенберри откашлялся и сказал:

– Эрл.

– Да, сэр?

– Вы со Сьюки собираетесь сделать большой и важный шаг. Однако прежде, чем это случится, мне надо сказать тебе о ней кое-что. Ты должен это знать.

– О Сьюки?

– Да… и это может изменить твои к ней чувства.

Эрл глубоко вздохнул и взглянул на него:

– При всем уважении, сэр, я знаю, что не нравлюсь матери Сьюки, но что бы вы ни сказали о вашей дочери, я не переменю своего решения. Я люблю ее и намерен на ней жениться.

– Рад слышать, сынок… но… как бы это сказать? Помнишь старое присловье: «Хочешь знать, какой будет твоя жена через двадцать лет, глянь на ее мать»?

– Да, сэр. Слыхал такое… и все равно люблю ее. Ой – без обид, сэр.

– Никаких обид. И, я так понимаю, ты осведомлен, что у моей жены брат и сестра в «Милом холме»? И вообще семейную историю знаешь?

– Да, сэр. Сьюки рассказывала.

– А… но потому, естественно, ты, наверное, – закономерно – беспокоишься за Сьюки и за ваших общих детей. Но на твоем месте… я бы не тревожился.

– Я и не тревожусь. А что?

– Ты мне доверяешь, сынок?

– Да, сэр.

– Можешь мне дать слово джентльмена, что этот разговор никогда и никому не перескажешь – особенно матери Сьюки?

– Да, сэр.

– Что ж… не спрашивай, откуда я это знаю, но даю тебе слово. Сьюки – совсем не как ее мать, да и не как Симмонзы вообще. Понимаешь?

– Да, сэр. Кажется. О… ух ты… что ж, пронесло.

– Да, я так и думал.

– Не обижайтесь, сэр.

Он рассмеялся:

– И опять никаких обид. Я отдаю себе отчет – Ленор иногда может казаться странноватой, но говорю тебе, сынок… по мне, так она все та же прекраснейшая девушка на свете. У меня в жизни, с тех пор как я ее встретил, не было ни единой скучной минуты.

В тот самый миг встревоженная Ленор, увитая шарфами, выскочила на крыльцо и позвала его:

– Олтон… ты где? Ах вот он. Ты мне нужен. У нас трагедия. Я только что уронила свое парадное кольцо в пунш. Надеюсь, никто его не проглотил. Это же прабабушкино! Скорей!

Мистер Крэкенберри глянул на Эрла и промолвил:

– Ну ты понимаешь? – И, закатывая рукава, пошел за Ленор в дом.

Как ни странно, однако после того разговора Эрл больше не переживал за Сьюки и даже не интересовался всерьез, откуда мистер Крэкенберри все это взял. Но теперь-то понял, что тесть пытался ему сказать.

В тот вечер Эрл приехал домой и рассказал Сьюки о разговоре, который произошел у них с ее отцом на помолвочной вечеринке.

Сьюки оторопела.

– Почему ты раньше не говорил?

– Ну, милая… по правде сказать… я просто забыл.

– Забыл? Эрл, ты вообще отдаешь себе отчет, сколько бессонных ночей я провела, раздумывая, что кончу свои дни в «Милом холме»?

– Нет.

– Правильно! Потому что я не хотела тебя волновать. И вот обнаруживаю, что ты и не волновался. Я даже написала тебе и детям прощальное письмо с указаниями, а ты мне говоришь: «Я забыл»?

– Ну, милая, я к тому же дал твоему отцу слово джентльмена, что никому не расскажу. И он не объяснил мне, почему ты – не как Ленор.

– Но почему папа никогда мне этого не говорил?

– Полагаю, считал, что тебе лучше не знать.

– Вот интересно, а Бак осведомлен, что я удочеренная? Интересно, он был в курсе все это время, но мне тоже не говорил…