Он умер в 1592 году, оставив после себя только одну дочь из тех, что родила ему Франсуаза. Посредством брака владение замком перешло к Сегюрам, затем, путем купли-продажи, попадало в различные руки. К несчастью, пожар 1885 года уничтожил большую часть замка, уцелела лишь та самая башня с библиотекой, кабинетом философа и часовней. То есть самое существенное…

Эта история началась в нескольких льё от деревни Нанжи, когда длинные возницы, управляющие вереницей карет с выцветшей краской, заснеженных и покрытых грязью, решили остановиться в Монтеро, чтобы сменить лошадей. Несмотря на холод, в это приветливое утро (30 января 1767 года), когда все было покрыто инеем, но солнце светило чудесно и приветливо, собралась целая толпа празднично одетых людей. Они кричали, пели, хлопали в ладоши и подпрыгивали, чтобы лучше видеть. Особо любопытные поднимались на цыпочки, вытягивали шеи, даже легонько отталкивали соседей, чтобы разглядеть за треуголками гвардейцев лицо юной принцессы с противоположной стороны Альп, о которой ходили слухи, что она просто ослепительна.

Любопытство было вознаграждено, так как, несмотря на мороз, стекла самой большой из карет были опущены, и за ними виднелись маленькая ручка в перчатке из белого шевро[39] и светловолосая головка с синими глазами, которые выгодно оттенял цвет капюшона, обрамленного бархатом и соболями. Кто-то в толпе крикнул:

– Пресвятая Дева! Как она красива!

Новоприбывшая подняла блестящие глаза и очаровательно улыбнулась. Она и впрямь была прелестна! Мария-Тереза Савойская и де Кариньян, племянница короля Пьемонта Карла-Эммануила III, приехала во Францию, чтобы стать принцессой де Ламбаль: семнадцатилетняя, светловолосая, блистающая подобно ледникам ее страны, она была заочно выдана замуж (за четырнадцать дней до приезда) за принца Луи-Александра де Бурбон-Пентьевра, принца де Ламбаля, сына герцога Пентьеврского, который был внуком Людовика XIV и мадам де Монтеспан. Ламбаль был всего на два года старше своей невесты, и она его ни разу еще не видела… кроме как на портрете. Но ведь всем известно, чего стоят придворные портреты! Теперь она ехала к нему и проделала множество льё по деревням и по горам, занесенным снегом, с обычным девичьим желанием в сердце: любить, быть любимой… и стать счастливой.

На первый взгляд, для этого не имелось никаких препятствий.

– Он не нравится мне, но не в большей степени, чем кто-либо другой, – заявляла она, глядя на подаренную миниатюру. Да и что в действительности можно было сказать о человеке, застывшем в предписанной этикетом позе с торжественным видом и заказной улыбкой? Принц, кажется, был недурен собой – вот все, что о нем можно было сказать.

Путешествие сильно утомило Марию-Терезу, и она делала над собой усилия, чтобы благосклонно отвечать на приветствия. Но прием был таким теплым, а народ таким искренним и симпатичным. Невозможно было разочаровать всех этих людей. Вскоре над головами послышались крики:

– Дорогу! Дорогу пажу монсеньера принца де Ламбаля! А ну! Уступите дорогу!

Толпа расступилась, освобождая дорогу молодому кавалеру, мчавшемуся на лошади, такой же белой, как и букет в его руках. Волосы его были светлы, он был высок и худощав. Без сомнения, это был не красавец, но зато его суровое лицо абсолютно преображала обаятельная улыбка. Он спрыгнул на землю в нескольких шагах от кареты и, преклонив колено, протянул цветы новоявленной принцессе. Потом он сказал, что господин послал его, чтобы приветствовать благородную невесту и просить ее поторопиться, ибо ее ожидают с великим нетерпением.

Со своей стороны, Мария-Тереза также горела желанием увидеть своего галантного супруга. Она попросила пажа сесть в карету, чтобы тот смог подробным рассказом удовлетворить ее любопытство. Оставшийся отрезок дороги не был длинным: путь лежал всего лишь до Нанжи, где и должно было состояться бракосочетание, но за приятной беседой путь стал бы еще короче.

Молодой посланник не заставил себя просить дважды. Оставив свою лошадь на попечение французскому гвардейцу, он ловко взобрался в тяжелый экипаж и с большим уважением поцеловал протянутую ему ручку. Кареты тронулись в путь. Но лошади не сразу пошли галопом, а лишь спустя какое-то время, когда, устроившись между закутанной в меха невестой и ее гувернанткой, паж занялся описанием Версаля и Парижа.

В замке Нанжи, недалеко от Провена, герцог Пентьеврский уже ждал будущую невестку. Маленький город был переполнен, но увлеченная рассказом пажа Мария-Тереза этого почти не заметила. А следовало бы очнуться: они наконец-то приехали!

Кареты были мгновенно взяты толпой в плотное кольцо. Невесту закружили люди, среди которых паж незаметно исчез. Мария-Тереза только теперь поняла, что забыла спросить имя своего спутника – она тщетно искала его фигуру глазами. К тому же глазеть по сторонам было некогда: пора было целовать руку свекра.

Однако каково же было ее удивление, когда герцог Пентьеврский предстал перед девушкой в сопровождении все того же пажа. Правда, тот не походил более на слугу: роскошный костюм из белого атласа, расшитый золотом, сменил прежний костюм, да и взгляд уже не походил на взгляд подчиненного. Милое приключение принца закончилось взрывом смеха, а предсвадебные торжества начались со следующего же дня. Нанжи был красиво освещен в честь молодой принцессы, и каждый был счастлив, что может увидеть истоки союза двух принцев крови, почти как в старинной сказке о феях. Обычно подобные церемонии имеют мало общего с романтической любовью… Но тут каждый представлял себе продолжение – нежный медовый месяц и много милых детей.

К счастью для обитателей Нанжи, они не увидели продолжения этой сказки, ибо через несколько дней молодая пара отправилась в Версаль, где новоявленную мадам де Ламбаль ожидал сам король. Мария-Тереза встретила там достойный прием и была ослеплена блеском дворца, элегантностью двора… но она не переставала сожалеть о Нанжи, подарившем ей несколько часов счастья. А через два месяца (всего лишь через два месяца!) молодая супруга напишет матери, Кристине Гессенской:

«Почему монсеньор де Ламбаль, вначале собравший вокруг меня все земные радости, согревший мое сердце огнем любви, вдруг так поразительно переменился? Тысячи дурных предчувствий преследуют меня. О, дорогая матушка, если вы разделите со мною эти печали, может быть, они не будут меня ранить так жестоко…»

Письмо это датируется 15 марта 1767 года, когда Мария-Тереза уже потеряла хрупкую любовь своего супруга. И ей не суждено было вернуть то счастье, что она испытала в Нанжи. Другие замки позднее увидели ее брошенной, потом – безутешной вдовой, потом – преданной подругой Марии-Антуанетты, и так вплоть до самого трагического конца.

Но прежде чем стать свидетелем этого кратковременного счастья, Нанжи повидал многое. Замок, охранявший небольшой, но очень древний городок, принадлежал роду Бришанто, благодаря которому (а именно Антуану де Бришанто) Нанжи в 1612 году стал маркизатом. Это было семейство военных, подобно большинству в этих местах на востоке Франции. Среди маркизов де Нанжи особенно знаменит оказался Луи-Арман де Бришанто-Нанжи, пришедшийся ко двору при Людовике XIV, – «фаворит женщин», который блестяще проявил себя в битве при Мальплаке. Этот подвиг принес ему потом звание маршала Франции, однако не снискал для него любви в глазах Сен-Симона. Суровый мемуарист искренне ненавидел его и создал впечатляющий портрет героя: