По истечении восьми месяцев Королевское морское ведомство вновь приняло его. Война с Англией разгорелась с новой силой. Сюффрен бросился в бой с какой-то дикой радостью, что обернулась настоящим неистовством после сражения под Терр-Нёв, где маленькая французская эскадра подверглась атаке мощного английского флота под командованием адмирала Боскауэна и была почти полностью уничтожена. Из хитрой ловушки удалось ускользнуть одному лишь «Королевскому дофину», кораблю Сюффрена. Тогда-то молодой человек и понял, что ненависть между ним и Англией не угаснет никогда.
В Лагосе он вновь попал в плен, в котором провел два года, и возвратился оттуда в негодовании. Он был настроен против политики Версальского кабинета, которая, по его мнению, привела к упадку военно-морского флота Франции. Не задумываясь над тем, что это может негативно отразиться на его карьере, Сюффрен дал волю гневу, разнося в пух и прах оборонительную тактику своих начальников, которых он называл «глупцами», ибо они не брали в расчет храбрость людей, служивших на море. О героизме моряков он знал не понаслышке! Он говорил о том, что в море салонные беседы ничего не значат, что только бой до победного конца имеет значение. Но салонные генералы его не слушали. С чувством отвращения он вернулся на Мальту, чтобы возобновить там охоту на неверных. Уже давно ему ничего не было известно о Терезе. По прибытии на остров он произнес тройственный обет, который окончательно связал его с религиозным служением обществу. И все же…
И все же до него, к сожалению, не дошли слухи, что Тереза была снова свободна. Этого Пьер не знал. По странному стечению обстоятельств ее брак продлился всего десять месяцев, в конце которых граф д'Алес умер после непродолжительной болезни, оставив свою молодую жену вдовой с новорожденной дочкой на руках. Будучи не в состоянии жить вдалеке от родного дома, Тереза возвратилась в Буригай, решив никогда его больше не покидать. Несмотря на постоянные намеки матери, что она еще очень молода и по-прежнему желанна, Тереза и слышать ничего не хотела о новом замужестве (разве только о замужестве своей дочери, когда настанет время). В глубине души она мечтала лишь об одном – посвятить себя, хотя бы в мыслях, своему единственному возлюбленному, которого ей так и не удалось забыть. Она решила сохранить ему преданность навсегда, хотя он об этом не мог даже и догадываться.
Впрочем, во время одного из своих редких возвращений в Сен-Канна Сюффрен все же узнал о вдовстве Терезы и ее возвращении в Буригай. К тому времени он уже не был тем беззаботным парнем, каким его знали раньше, а представлял собой человека зрелого, опаленного пушечным огнем, по праву называющего себя командором де Сюффреном. Он решил, что откладывать встречу бесполезно – он и так избегал своей любви слишком долго.
Однажды вечером покрытый пылью, с растрепанными волосами, в мятой одежде, но с туго затянутым ослепительно белым галстуком, который так контрастировал с его загорелым лицом, Сюффрен появился на коне на большой аллее Буригая. Он приехал, чтобы раз и навсегда выяснить свои отношения с графиней д'Алес.
Речь, которую он произнес, сводилась к следующему: «Я всегда любил вас и нуждался в вашей любви. Могли бы вы забыть, что по сути я – нечто вроде воинствующего монаха, и поэтому я никогда не смогу сделать вас своей женой? Вы хотите стать моей и следовать за мной, несмотря на все эти предрассудки?»
Тереза так давно ждала признания. Она бросилась к нему в объятия, полагая, что Бог не будет слишком суров к ней за такую преданную любовь. И Буригай обрел наконец то, ради чего он и был создан: настоящее счастье.
Естественно, многолетняя переписка, найденная потомками графини д'Алес, не позволяет судить влюбленных строго и обсуждать дату их капитуляции. Некоторые из потомков даже утверждали, что Сюффрен вообще никогда не нарушал своего обета целомудрия. Однако делали они это без должной уверенности, ибо между нежных строчек в их посланиях проскальзывали порой слова, указывающие на возможность существования между ними интимной близости. Письма Сюффрена – это письма мужа к своей жене:
«Я теперь – генерал-лейтенант, – написал он ей однажды. – Читая об этом в газете, ты закричишь от радости…» Или еще: «Сегодня я упустил единственную возможность. Твой друг мог бы быть достоин тебя…»
С тех пор, когда бы Сюффрен ни возвращался в Прованс, он забегал в Сен-Канна, чтобы обнять своих, а затем сразу же устремлялся в Буригай, дабы там, рядом с Терезой, вновь обрести покой и нежность, которые стали для него единственной пристанью в его бурной жизни.
Постепенно моряку удалось донести свои взгляды, свою «доктрину» до министерства, где господствовал тогда не слишком сговорчивый де Сартин. Его начали ценить, несмотря на ужасные приступы гнева, которые порой случались с ним и стали поистине легендарными. С годами его внешность не делалась более грациозной: будучи всегда полнокровным и сбитым парнем, он стал грузным и даже массивным, но доброта Сюффрена ко всем людям, которые его обожали, его необыкновенная сила Геркулеса, а также полное пренебрежение к своему туалету и ко всему внешнему стали притчей во языцех.
Вечно одетый кое-как, с непричесанными волосами, наспех затянутыми лентой, в ужасной фетровой треуголке, которая когда-то давно была белой, но теперь осталась без галуна и без перьев, хотя была по-прежнему дорога ему, ибо была преподнесена ему в подарок братом архиепископом. Несмотря на диковатый внешний вид, Сюффрен невольно заставлял окружающих испытывать глубокое уважение к себе, ибо он всегда умел постоять за себя, защитить слабых и свою семью, всегда сражался в первых рядах. Абордаж? Он всегда любил это дело!
По поводу его знаменитой шляпы среди моряков ходила следующая легенда. Говорили, что эта шляпа была для него чем-то вроде талисмана, и будто ни за что на свете этот великий командир не желал с ней расстаться или пойти под огонь без нее. И вот однажды Сюффрен был в дурном расположении духа. Точнее, он был в своей знаменитой ярости. Он орал почти с четверть часа, после чего сорвал со своей головы шляпу и резким движением послал ее за борт, прокричав:
– Гром и молния! Моя волшебница-шляпа в море! Из первого же канальи, кто заговорит со мной об этом, я сделаю отбивную!
С тех пор он дрался с непокрытой головой, а его матросы готовы были следовать за ним хоть в ад. И, надо признать, что в тех местах, куда он их вел, всегда было очень жарко.
В начале войны за независимость Соединенных Штатов[15] Сюффрен служил под началом адмирала д'Эстена, и именно его гений принес Франции ряд побед, так как адмирал хоть и отличался большой смелостью, но ничего не смыслил в морском деле. Прежде всего д'Эстен был превосходным наездником, которого министерство Бог знает зачем послало на адмиральское судно. Ему бы кавалерией командовать! Но надо отдать ему должное: хоть он и немного знал о море, но имел достаточно ума, чтобы позволить Сюффрену производить маневры.
– Ах, если бы д'Эстен был таким же отчаянным моряком, каким он является храбрецом! – вздыхал наш герой без иронии, поскольку испытывал чувство глубокой привязанности и признательности к своему адмиралу.
Пока Сюффрен множил победы французского флота, морское ведомство все больше развивалось и достигло наконец самого высокого уровня бюрократизации во всей Европе. Людовик XVI, король-географ, король-ученый и большой любитель морского дела, назначил на должность министра герцога де Кастри и предпринял все необходимые меры, чтобы снабдить свое королевство мощным флотом. Он также разузнал все о своих лучших моряках, и, когда пришло время послать флот в Индию, король и его министр остановили свой выбор на самом бравом командире – на Сюффрене.
И тот не разочаровал своих благодетелей! Он приносил им победу за победой: Трикомали, Гонделур, Негапатам. Он выигрывал сражения в, казалось бы, почти невозможных условиях. Без порта, без базы, где можно было бы восстановить силы и подлатать пробоины, он доводил свои изъеденные солью корабли до полного разрушения, а их экипажи, не привыкшие к жаркому климату, до изнеможения. Но он возвращал Франции имперское величие, некогда утераченное в Индии. И даже англичане преклонили колени… Увы, по договору об американской независимости, подписанному в 1783 году в Версале, Сюффрен вынужден был оставить свои завоевания. Что поделаешь, такова политика!
