Присутствовавшие стали переглядываться: всего ведь двенадцать воспитанников выпускал в том году Горный кадетский корпус. Да и за все сорок с лишним лет существования этого учебного заведения его окончило едва триста человек. Ничтожно мало!

После речи командира гости разошлись по залам, охотно осматривали богатые коллекции музеев корпуса, выставки лучших работ воспитанников по рисованию и живописи.

— Этот набросок недурен, — замечает кто-то и читает подпись: — «Аносов Павел». Аносов? Кто такой? Чей?

Гости пожимают плечами — никому неизвестная фамилия.

…Экзамены продолжались почти месяц. Не все дни были одинаковыми. Когда происходили испытания по прикладным наукам — механике, горному, маркшейдерскому и пробирному искусствам, металлургии и прочим специальным предметам, — редкие кареты подъезжали к зданию кадетского корпуса…

Но подходили последние дни. Учащиеся высших классов приступали к чтению своих сочинений, или «рассуждений до существенных по цели корпуса наук относящихся», и съезд гостей увеличился.

Бывали особенные дни, о которых затем много говорили в столичном обществе. В один из них Горный кадетский корпус посетил Василий Андреевич Жуковский. Его привез профессор университета и Горного кадетского корпуса, почетный член отделения русского языка и словесности Академии наук Дмитрий Иванович Соколов.

Очень неохотно оставил Василий Андреевич свою уютную холостяцкую квартиру. Всего лишь несколько и дней назад он был на выпуске в лицее. Но то другое дело, там — поэзия, пиитика. А что Горный кадетский корпус? Как Соколов может соединять в себе столь обширные знания: словесность в сочетании с геологией, геогнозией, минералогией, горным пробирным искусством? От одного перечня предметов, которые читал Соколов, Василию Андреевичу становилось не по себе. Такое мог только Михайло Ломоносов!

Дмитрий Иванович заметил:

— В Горном кадетском корпусе растут новые Ломоносовы…

Весть о приезде Жуковского молниеносно разнеслась среди воспитанников корпуса. В этот день читали свои сочинения Аносов, Чайковский и Девио.

Экзамен начался. Все сочинения выпускников были написаны на иностранных языках. Один лишь Аносов приготовил два текста — русский и немецкий, но читал он по-русски. Это вызвало удивление, даже раздражение: «неужели этого юношу не научили говорить на иностранных языках?!»

Дамы подняли лорнеты, внимательно стали осматривать невысокого роста выпускника с рыжеватым хохолком и голубыми спокойными глазами. Недовольно ерзали на своих местах господа профессора из иностранцев, все годы читавшие свои лекции на иностранных языках.

Но довольной улыбкой расплывалось лицо директора корпуса Андрея Федоровича Дерябина, по справедливости считавшегося одним из столпов горного дела в России. Он посмотрел на Жуковского. Поэт был оживлен и, кажется, взволнован.

Закончив чтение своего сочинения по-русски, Аносов кратко, специально для профессоров, изложил его содержание на немецком языке.

Экзаминаторы выставили в своих листах баллы. Как и предвидел Аносов, когда решил читать свое сочинение по-русски, не на всех экзаменационных листах была высшая оценка.

Самый большой съезд гостей был в последний день экзаменов. В этот день производились испытания в искусствах, коим воспитанники обучались в корпусе, — в музыке и пении, танцах и фехтовании. И снова среди выпускников выделился невысокий унтер-офицер Павел Аносов. Он прекрасно танцевал и фехтовал, исполнял одну из главных ролей в разыгранной перед посетителями пьесе.

А затем отличившимся выпускникам выдавали медали и другие награды.

Из окончивших корпус в 1817 году лишь двух наградили большими золотыми медалями — Алексея Батракова и Павла Аносова. О последнем на педагогическом совете довольно долго спорили — ему ставилось в вину, что он учился неровно, что был не очень почтителен к некоторым иностранным преподавателям и что он даже свое выпускное сочинение читал по-русски.

Но золотую медаль для Аносова отстоял директор корпуса А. Ф. Дерябин. В списке награжденных Аносов все же оказался на втором месте, хотя и по алфавиту и по оценкам должен был стоять на первом.

Наступил торжественный день выпуска. Оберберг-гауптман Медер огласил список «воспитанников, удостоенных награждения медалями по числу баллов».

Большая золотая медаль присуждалась:

«…Унтер-офицеру Аносову Павлу Петровичу за примерное благонравие, весьма похвальное поведение и успехи: весьма хорошие в геогнозии, технологии, пробирном искусстве, металлургии, горном искусстве и маркшейдерском искусстве»¹[1].

Павел Аносов родился в 1799 году² в Петербурге, в семье мелкого чиновника Берг-коллегии, впоследствии реорганизованной в Горный департамент. Когда Павлу исполнилось семь лет, его отца перевели в Пермь.

Семья Аносова прожила там недолго. Скоропостижно скончался отец, а вскоре умерла и мать. Детей взял на воспитание дед по материнской линии Лев Сабакин, служивший тогда механиком на Камско-Воткинских заводах.

Сабакин был культурным, весьма образованным для своего времени человеком и решил дать внукам хорошее образование. Он стал ходатайствовать об определении близнецов Павла и Василия в Горный кадетский корпус на казенный кошт — «за счет хребта Уральского».

Местное горное начальство ходатайство поддержало, приложило к нему длинный список изобретений и усовершенствований, которые Сабакин отдал «на пользу заводов без всякого за оные вознаграждения».

Спустя некоторое время из Петербурга получилось сообщение, что ходатайство удовлетворено — Павла и Василия Аносовых надлежит осенью 1809 года доставить в столицу.

Но выехать к сроку они не смогли. Сабакин захворал и оправился только к зиме. В то время пришел приказ — отправить по санному пути в Санкт-Петербург железо для строившегося Казанского собора. Старый механик вызвался сопровождать обоз, чтобы заодно отвезти Павла и Василия в кадетский корпус.

Словно во сне прошли приготовления, и в февральский морозный день обоз тронулся. До Санкт-Петербурга добрались лишь в конце марта.

Зима в том году держалась долго. И на петербургской заставе, так же как и в горах Урала, лежал еще плотный снег. Вот и улицы столицы. Гулявшая по Невскому проспекту публика с любопытством посматривала на необычный обоз.

Заехали к давним знакомым. Несколько дней после дороги отдыхали, а затем дед повел мальчиков в только что построенное по проекту архитектора А. Н. Воронихина здание Горного кадетского корпуса на Васильевском острове.

До постройки этого монументального, одного из красивейших в Петербурге зданий классы, лаборатории и спальни Горного корпуса размещались в трех небольших домах, расположенных неподалеку друг от друга. По повелению царя эти три дома решено было соединить. Осуществление этой сложной задачи возложили на знаменитого тогда архитектора Воронихина.

Столь большое внимание, проявленное к нуждам единственного в стране горного учебного заведения, можно объяснить только тем, что горнозаводская промышленность в начале XIX века находилась в явно неудовлетворительном состоянии и для подъема ее требовались высококвалифицированные горные инженеры.

Уже на первых порах становления уральской металлургии ощущался крайний недостаток в людях, сведущих в горном деле. Новые заводы строили либо сами хозяева — разные Твердышевы, Мосоловы, Турчаниновы, либо их приказчики. Но ни у тех, ни у других не было специальных познаний. Все делалось по старинке — копировали старую технику, старые методы производства.

Прогресс горнозаводского дела был немыслим без квалифицированных кадров. Между тем готовили их мало.

По мере развития горной промышленности на Урале и в Сибири, неоднократно ставился вопрос о подготовке отечественных горных инженеров. Еще в 1721 году известный горный деятель В. Н. Татищев создал горную школу. В середине XVIII века на Урале существовали две так называемые «арифметические школы» — одна на Уктусском заводе, возле Екатеринбурга, другая — в Кунгуре.