Капитан провела меня вниз на палубу.

— Все эти истории — сама любовь, переложенная на бумагу, знаешь ли ты об этом?

— Конечно.

— А любовь — единственная сила во Вселенной. Ты сделал нас реальными… никто до тебя. Осознаешь ли ты свое влияние на людей?

— Нет. Я пишу о приключениях, — я улыбнулся капитану. — И немножко о любви.

— Возвращайся к смертной жизни, Ричард. Наши жизни тесно переплетены с твоей. Мы — твои ученики и в то же время учителя. Мы никогда не умрем. Как и ты.

Она сняла свой шейный платок с цветами своей лодки и своей команды и повязала его мне.

— Бетани…

— От всей команды. От каждого из нас. Пока живы, мы будем нести с собой твою любовь.

Покидая судно, я отсалютовал флагу и капитану — таков обычай хорьков.

— Спасибо тебе, дорогая Бетани.

И она исчезла. В один миг исчезли «Решительный», Харли, Кимико, Боа, Винсент, Бетани… Книга. Однако для меня мир хорьков и их благородный Кодекс продолжают жить.

Как могу я забыть их истории?

О, скорбь и умирание — совершенно разные состояния сознания.

Один видит полночь, другой — дивный рассвет.

Один видит смерть, другой — Жизнь, какая не являлась ему никогда прежде.

Больница. Это тюрьма.

Как сбежать? Когда глаза закрыты, они видят иначе, слышат иначе.

В ангаре сумрак — тени и тишина. Я увидел обломки Пафф — моей амфибии. Они аккуратно сложены на цементном полу.

Это похоже на смерть: обломки правого крыла, погнутые и поломанные распорки, вся верхняя часть фюзеляжа, от носа до хвоста, помята, искорежена, разбита в результате падения вверх колесами. Очень похоже на смерть.

— Ох, Пафф! — вскрикнул я.

— Ричард? — отозвалась она заспанно.

— Ты в порядке? — спросили мы одновременно в два голоса.

— Со мной все хорошо, Пафф. Пара царапин. Но сдается мне… ты приняла на себя весь удар.

— Нет. Ты сейчас смотришь на мое смертное тело. Подозреваю, что я и сама бы воскликнула «Ох!», если бы увидела тебя сейчас.

Я рассмеялся.

— Я — не тело, Пафф. Как и ты.

— С тобой все хорошо.

— Я не помню крушения. Мне сказали, что я не погиб лишь благодаря тому, что сделала для меня ты за последние две секунды.

— Я старалась, Ричард. Я в порядке. Неразрушимая.

И вот она уже стоит тут — ее безупречная форма гордо возвышается посреди ангара, увенчанная мотором. Цепи смертного мира соскользнули с фюзеляжа, не причинив ни малейшего вреда. До чего же прекрасный символ — ни единой царапинки на лакированных боках.

— Я рада, что у меня получилось. Мне нравилось иметь тело. Однако это ощущение опасности… не очень-то приятно осознавать, что моя жизнь здесь, на Земле, зависит от столь хрупкого и ранимого тела. Ветра, столкновения, провода. Но все же у этого есть какой-то смысл, — она улыбнулась. — Не знаю какой, но смысл есть.

Глубокая мысль. Если мы духи — неразрушимые, — тогда почему тревожимся о телах?

— У нас нет тел, Пафф. Мы вообразили их — ради забавы, ради историй, ради трагедийности. Вот и ты сделала то же самое. Твоя история состояла в том, чтобы погибнуть, защищая своего пилота в крушении здесь, на Земле.

Долгое молчание. Затем тишину нарушил ее спокойный голос:

— Я сделала, что могла. Лучше уж я, чем ты. Основная часть удара пришлась на крыло, — она на пару секунд замолчала, заново переживая случившееся. — Для тебя ведь полеты тоже закончились?

— Ну, это вряд ли! Я летал большую часть своей жизни, и возможно, здесь, на Земле, на это потребуется некоторое время… но я вернусь к полетам. Возможно, через несколько месяцев. Если нет, то я просто умру, Пафф. Нет смысла жить здесь, если я не смогу летать.

У нее не было никаких причин для крушения. Это все — не ее проблемы. Это я не заметил проводов. Это мне нужна была какая-то встряска, чтобы жить дальше.

— Прости, Пафф. Это я виноват. Не увидел проводов.

— Нет. Я тоже виновата. Я заметила провода за секунду до крушения, но думала, что мы пролетим. Ошиблась…

— Тебя отстроят заново, — продолжила она после паузы. — Ты ведь пока еще не хочешь покидать Землю, верно?

— Думаю, у меня есть миссия. Я сделаю все, что нужно, чтобы восстановиться. Но мне не нужна жизнь без полетов! — следующие слова словно бы всплыли из какого-то заброшенного уголка моей памяти. — Ты тоже, Пафф. Ты спасла мне жизнь! Я починю нас обоих.

— Я тоже? — в ее голосе прозвучала нотка надежды. — Ты все еще лежишь в больнице и при этом уже планируешь восстановить меня?

— Восстановить нас. Не этого ли требует дух, когда мы выбираемся из-под обломков собственных жизней, — не требует ли он, чтобы мы превратили собственную жизнь в аффирмацию? Мы — совершенные проявления совершенной Любви здесь и сейчас. У тебя не останется никаких увечий.

— Правда? Ты и меня восстановишь?

Сама идея, что я могу этого не сделать, немыслима. Я сделаю все, что необходимо, и я знаю, что уже говорил об этом раньше во время какой-то встречи, когда был в коме. Не помню подробностей — но я давал это обещание. И если сегодня кто-то скажет мне, что это невозможно, значит, этот человек сам принадлежит обломкам. Мы снова полетим.

— Да, восстановлю. Я не самолетостроитель, Пафф, но я знаю одного человека…

— Во Флориде.

— Во Флориде. Валькария. Тот аэродром, где ты родилась в пространстве-времени.

— Как…

— Я выйду с ним на связь. Мы погрузим на грузовик твое тело, твои крылья, твой мотор, и ты проедешь эти 3000 миль до его ангара.

— Для меня будет… честью… снова летать с тобой.

Я дал обещание ей, она — мне.

Ангар наполнился светом и жизнью — а ведь еще час назад здесь было так тоскливо. Свет позолотил сломанные распорки Пафф. Она будет летать.

— Спасибо, Ричард.

— Ты ведь знала, верно? Ты уже слышала от меня это обещание раньше, во время той встречи. И ты спрашивала себя, вспомню ли я.

— Предполагалось, что ты не вспомнишь.

— А я и не помню. Однако уверенность в том, что мы оба останемся жить — ты и я, — это не интеллектуальное воспоминание, а эмоциональное. Я не помню слов — если там вообще произносились слова, — для меня важен лишь факт, что мы с тобой снова полетим.

— Только мысли, не слова, — подтвердила она. — И некоторые из них… впечатляют.

Ее торжественный тон насмешил меня.

— Вначале мне нужно будет исцелиться самому. Но еще до полного моего исцеления… твое тело отправится во Флориду. А там, через три-четыре месяца, ты снова будешь в небе. Если, конечно, ты не предпочтешь переместиться с земных небес в свои собственные.

— Не мои небеса, Ричард, наши небеса. Земные небеса — это смертная жизнь, обучение через иллюзии. А следующие небеса… это шаг выше. Однако я предпочту еще полетать с тобой тут. Нам ведь нужно завершить кое-какую историю, правда?

— Обязательно. Крушение было всего лишь одной главой нашей истории. Это, конечно, важная глава. В каждой повести должно быть испытание — удар, который может сокрушить всю историю. Но скоро все это останется позади. Мое тело исцелится, равно как и твое. И мы полетим.

— Твой выбор, — сказала Пафф. — С точки зрения смертных я буду спать… просто груда обломков. А настоящая я будет летать в небесах духа. Но когда ты призовешь меня обратно, я вернусь, — она улыбнулась. — Абсолютное подчинение.

Она на минутку задумалась.

— Возможно, с новым телом я стану немного другой. Наберись терпения — подожди, пока я вспомню, кто ты такой. Возможно, я буду напугана. Смертные — и люди, и самолеты — медленно восстанавливают свой дух.

— Да, ты такая же, как другие смертные, — сказал я с улыбкой. — Не сомневайся. Мне достанет терпения.