— Знаете, мисс Дэр, мама очень о вас беспокоится.
— Пожалуйста, учитель, называйте меня Памелой, — тихо попросила она.
— Хорошо, Памела. Ваша мама говорит, что вы стали поздно приходить домой.
— Я бываю у бабушки, учитель.
— И засиживаетесь допоздна?
— Она живет близко, за углом.
— Почему же вы скрываете от мамы, где бываете?
— Да ей, учитель, до меня больше дела нет. У нее друзья, вот они ее интересуют.
— Это неправда, Памела, вы сами знаете. Стала бы она приходить сюда ко мне! — Памела промолчала. — Что-нибудь случилось, Памела? У вас что-то не ладится в школе?
Она покачала головой, потом сказала:
— С учебой у меня все в порядке, учитель, но… просто многие наши то и дело сплетничают обо мне. И я каждый раз это вижу… Почти все, даже Барбара.
— Но почему, Памела? Разве что-то случилось? С вами что-то произошло?
Она снова покачала головой, взгляд ее был устремлен за окно. Я чувствовал себя неловко — вдруг спрошу что-то, от чего она смутится? Она, правда, охотно согласилась на разговор, но вторгаться в ее личную жизнь я не хотел — передо мной сидела молодая девушка, и у меня не было для нее нужных слов.
— Мисс Дэр, то есть Памела, если вы не хотите, чтобы я вмешивался, я не буду.
— Нет-нет, учитель, дело не в этом.
И она начала медленно рассказывать свою грустную историю.
Когда умер отец, Памела с матерью остались вдвоем и были друг для друга радостью и утешением. Они всюду ходили вместе, и, когда Памела подросла, их принимали не за мать и дочь, а за сестер. Миссис Дэр работала продавщицей в магазине в центре Лондона, Памела помогала дома по хозяйству. Эта идиллия продолжалась довольно долго, но вдруг к интересной вдовушке стали заглядывать друзья-мужчины Соседи начали сплетничать.
В дни каникул обстановка накалилась до предела. Вдруг произошло что-то, ужасно огорчившее Памелу, но рассказывать об этом она не хотела.
— А вы пытались поговорить с матерью, объяснить ей, как вы к этому относитесь?
— Сначала пыталась, учитель, но она меня не слушала, а теперь мне все равно.
— А разве ваша бабушка не понимает, что, когда вы приходите домой поздно, мама волнуется?
— Иногда мама сама приходит очень поздно, и бабушка считает, что нечего мне там сидеть одной.
— Ну, Памела, просто не знаю, чем вам помочь.
— Может, вы придете к нам и поговорите с мамой, учитель?
— Это что-то даст?
— Думаю, даст, учитель.
— Что ж, ладно. Когда она будет дома?
— В четверть седьмого, учитель.
— Отлично. Вы скажете ей, что я приду?
— Скажу.
Впервые за время разговора она улыбнулась, потом поставила стул на место и вышла.
Я пошел в учительскую забрать пальто. Там меня ждала Джиллиан.
— Ну как?
— Вечером встречаюсь с ее матерью.
— Зачем?
— Памела считает, если мы поговорим вместе, все может наладиться.
— И где встреча?
— У них дома.
— Разумно ли это?
— Не знаю, Джиллиан, хочу верить, что да, очень хочу верить.
Несколько секунд она молчала, потом сказала:
— Ты собираешься работать в «Гринслейде» долго, Рик?
— Наверно. Во всяком случае, об уходе пока не думал. Почему ты спрашиваешь?
— Тебя с удовольствием возьмут в школу получше этой. Все знают, что ты очень хороший учитель. Будет обидно, если ты так и останешься здесь.
— Я только начал преподавать, сама знаешь, всего несколько месяцев. По-моему, рано решать, хороший я учитель или плохой.
— Ну, это излишняя скромность.
— Нет, я серьезно. Может, мне действительно удалось найти общий язык с этими детьми, но с другими все может пойти иначе. Думаю, мне какое-то время надо поработать здесь, побольше узнать о профессии учителя, оценить свои возможности, а уж потом думать, стоит ли уходить… — Я взглянул на часы. — Смотри, как много времени, пожалуй, мне пора.
— Будь осторожен, Рик.
— Постараюсь. Пока.
— Пока, Рик.
Как и большинство женщин этого района, миссис Дэр и Памела содержали свое жилище в безупречной чистоте. Дверь открыла Памела. Я поздоровался с матерью и сразу ощутил напряженную атмосферу, в которой они жили последнее время. Мы уселись в кресла, и я начал:
— Миссис Дэр, Памела пригласила меня к вам домой, сказала, что такой разговор, может быть, принесет пользу. От нее я узнал немного, но если вы считаете, что это не мое дело, я не настаиваю.
Теперь, когда я был здесь, мне хотелось как можно скорее покончить с этим щекотливым делом. Я ведь вторгался в жизнь этих людей без всякого права. Да, я учитель дочери, но это — сомнительное оправдание.
— Что вы, мистер Брейтуэйт. — Мать повернулась к дочери и сказала: — Пам, иди приготовь, пожалуйста, чай. Я хочу поговорить с учителем наедине.
Боже мой, уже и матери моих учеников называют меня учителем! Памела послушно вышла, и миссис Дэр начала:
— Наверно, во всем виновата я сама. Я предала Памелу.
— Каким же образом, миссис Дэр? — Если мне суждено узнать об этом, то чем скорее, тем лучше.
— Я расскажу вам, как все было. В каникулы Памела захотела съездить на пару недель в Чокуэлл, навестить родственников отца. Я согласилась, и мы сначала поехали в Скарборо — я смогла вырваться на неделю, — а потом отвезла ее в Чокуэлл и вернулась сюда. Решила пожить какое-то время для себя, вы, конечно, понимаете: у меня есть друзья, время от времени они меня куда-нибудь приглашают. Ну вот, Пам прожила там неделю, написала мне два письма, все ей нравилось, и я решила, что ей отдыхается хорошо. В среду я встретилась со своим другом и пригласила его на чашку чая. А потом… ну, знаете, как бывает… короче, он остался у меня на ночь.
Она не переставая крутила в руках носовой платок, на глаза навернулись слезы, но она даже не пыталась их остановить.
— Пам вернулась, когда мы спали. У нее свой ключ. Наверно, просто заскучала по дому — с чего бы она так вдруг приехала? Она вошла тихонечко, хотела сделать мне сюрприз… вот и сделала, застала нас.
Она помолчала, судорожно глотнула, потом продолжала:
— Что-то заставило меня открыть глаза, сама не знаю что, может, свет в прихожей. Я никогда не забуду ее лица, учитель, никогда. Она посмотрела на меня, выбежала и заперлась в своей комнате. Я разбудила своего друга, велела ему одеться и уйти. Потом пошла к ней, но она меня не впустила.
Голос ее упал до шепота, и мне пришлось наклониться вперед, чтобы дослушать до конца.
— Утром я пробовала ей все объяснить, но она просто сидела и плакала, плакала и молчала. Между нами словно выросла стена. — Лицо ее было мокро от слез.
— А где она может бывать так поздно, вы примерно знаете?
— Она часто ходит к бабушке, моей матери, это недалеко, на Гровер-стрит, но мать не позволила бы ей засиживаться допоздна.
— А вы с матерью говорили?
— Нет. У нас с ней немного испортились отношения. Ей насчет меня наплели всякого. Есть тут такие — больше всего на свете любят чужие косточки перемывать.
— Памела думает, что она вам больше не нужна.
— Что вы, учитель, как она могла подумать такое? Я же ночей из-за нее не сплю! Ведь она уже не ребенок, понимаете, а выглядит и того старше, на восемнадцать или девятнадцать лет. Не дай бог, что может случиться! А вдруг она, когда меня застала, пошла и сделала какую-нибудь глупость?
Господи, ну что я могу на все это ответить? Чем дальше я слушал миссис Дэр, тем больше терялся. Что мог я знать о жизни этих двух людей, если судьба свела меня с ними, забросила в этот квартал лишь несколько месяцев назад? Как поступить? Мать Памелы старше меня, я просто не вправе навязываться с советами не только ей, но и дочери — уж слишком деликатный вопрос, да и не хватает у меня жизненного опыта. Мать верно сказала: Памела уже не ребенок, а девушка, притом вполне самостоятельная — как она отделала Денэма, как расправилась с дамочками в метро! Зачем же здесь нужен я? Взглянув на опечаленное лицо матери, я выдавил из себя: