Голос замолк, и виринуны отправились к своим племенам с цветами из Буллима. Они спустились по каменной лестнице, вырубленной духами для Байаме, прошли через равнины и горы, обратно к стойбищам своих племен. Народ толпился вокруг них, провожая удивленными глазами цветы, которые несли виринуны. Они были свежими и наполняли воздух ароматом.

Когда племена налюбовались цветами и выслушали обещание, данное Байаме через своего вестника Валла-гарун-бу-ана, виринуны разбросали повсюду дары из Буллима. Некоторые цветы упали на вершины деревьев, другие — на равнины и хребты. Там они и растут до сих пор.

То место, где виринуны показывали и разбрасывали цветы, до сих пор называется Гирравин, или место цветов. Когда пчелы Байаме заставляют восточный ветер Яррага принести дождь с горы Уби-Уби, чтобы смягчить скованную морозом землю, появляется зеленая трава и яркие душистые цветы. Снова деревья и кусты покрываются цветами, а земля — прохладной травой, как в те времена, когда по ней ходил Байаме.

А пчелы Байаме должны заставить Яррага принести с горы дождь, чтобы деревья могли цвести и земные пчелы собирать мед. Яррага охотно выполняет волю пчел, освещая лик земли улыбкой дождевой воды, — не потому ли, что пчелы — его родичи. А во время засухи черные муравьи и маленькие серые птички по имени даллура приносят на деревья жидкую сахарную пасту.

Когда она появляется, даены говорят:

— Настало время засухи, великой засухи по всей земле. Мало цветов, исчезли семена трав. Но пройдет засуха, пропадет сладкий сок на деревьях, и снова появятся цветы и пчелы. Так бывает всегда с тех пор, как виринуны принесли цветы из Буллима.

Даррун — ночная цапля — жил вблизи реки. На дне реки лежало огромное полое бревно, посреди которого Даррун вырезал отверстие. Он использовал бревно как ловушку для рыб и людей, потому что был банна, или людоедом.

Когда даен приходил в его стойбище, Даррун предлагал ему пойти с ним ловить рыбу. Даен должен был гнать рыбу от одного конца бревна к другому, где стоял наготове Даррун. Ведь он, говорил Даррун, как одинокий эму, и ему не справиться без товарища, или муллаи.

Понимая разумность этого, даен соглашался, и они отправлялись на ловлю. Даррун вооружался копьем, чтобы, как он говорил, поразить рыбу, когда она подойдет к его концу бревна. Как только даен отправлялся к дальнему концу бревна, Даррун спешил к отверстию на его середине.

Не подозревавший вероломства даен продвигался внутри полого бревна, гоня перед собой рыбу. Когда он оказывался под отверстием, Даррун мгновенно вонзал в него копье, убивая на месте. Затем он вытаскивал свою жертву и, разрезав, варил.

Так пропало много людей, пока наконец мудрый виринун ворон не решил разгадать тайну их исчезновения.

Ван-ворон пошел в стойбище Дарруна, и тот пригласил его пойти с ним ловить рыбу, но сначала предложил кусок вкусной и жирной трески.

Ван согласился, но, когда они поели, ворон сказал:

— Я съел слишком много трески, она была очень жирная. Поэтому, прежде чем пойти на ловлю, я должен поспать.

— Хорошо, времени достаточно, — согласился Даррун, предвкушая ужин из мяса человека.

А Ван заснул для того, чтобы послать своего духа сна Мулли-Мулли разузнать, что за ловушку устроил Даррун в реке. Мулли-Мулли проведал все об отверстии в бревне и возвратился. Услышав его рассказ, Ван проснулся и сказал, что готов; они отправились. Даррун показал Вану, где ему следует войти в полое бревно.

Ван был великим виринуном, и Даррун не мог ему повредить, поэтому Ван бесстрашно вошел внутрь бревна. Даррун подождал, пока Ван показался под отверстием, и ударил его копьем. Ван закричал: «Ва! ва! ва!» — но продолжал идти и вышел наружу с другого конца бревна.

— Почему ты ударил меня? — спросил он, вытаскивая застрявшее в нем копье.

— Я не хотел пронзить тебя копьем, — ответил Даррун. — Я думал, что это большая треска.

— Хорошо, пойдем, с меня довольно рыбной ловли, — сказал Ван. — Ты можешь снова ошибиться.

Даррун решил, что Ван действительно поверил его словам, и подошел к нему. В ту же минуту Ван насмерть пронзил его копьем.

В это время Гигер-Гигер — холодный западный ветер дул с такой силой, что с корнем вырывал деревья и переносил хижины воронов с места на место. «Надо, — подумал Ван, — схватить Гичгера-Гигера и запереть его в этом большом полом бревне, но сначала нужно удалить из него воду», — и он начал готовиться к этому.

Через несколько дней, когда Гигер-Гигер утомился, повалив деревья на протяжении нескольких миль и поранив людей своими холодными порывами, Ван внезапно напал на него и загнал внутрь полого бревна, заделав отверстия на его концах и в середине.

Напрасно Гигер-Гигер гремел и выл внутри.

— Ты несешь всюду только разрушения, поэтому останешься здесь, — сказал Ван.

Гигер-Гигер обещал быть не таким порывистым, если Ван временами станет выпускать его. Долгое время Ван не верил ему и держал крепко запертым, но затем стал иногда выпускать его, когда тот обещал не создавать ураганов.

Временами ветер нарушал свое слово и дул с той же разрушительной силой, что и раньше. Тогда Ван снова хватал его и заключал в бревне.

Теперь в бревне появились отверстия, и дыхание Гигера-Гигера проникает через них. Если Ван не найдет для ветра новую тюрьму, он когда‑нибудь вырвется и устроит такой ураган, какого никогда еще не видели западные равнины. Гигер-Гигер разрушит все на своем пути, мчась навстречу своему любимому Ярраге — весеннему ветру, дующему с Камбурана — востока Ярра-га привык встречать появляющийся с Диньерра — запада Гигер-Гигер и согревать его своим ароматным теплом.

Дважды в году все ветры встречаются и устраивают большое корробори и бурные празднества. Дуран-Дуран приходит со своим знойным дыханием с Гарбарку — севера, чтобы встретить свой любимый Ган-я-му, который приходит с Були-миди-мунди — юго-востока, чтобы освежить мягкий, прохладным дыханием Ган-яму, пока его жар не уменьшится и он не перестанет опалять попадающихся ему на пути. Затем с Нуру-буан — юга дует ветер Нуру-нуру-бин, чтобы встретиться с Мунди-ванда — северо-западным ветром.

После большого корробори ветры расстаются, каждый возвращается в свою страну в надежде снова встретиться через несколько месяцев и устроить новое корробори.

Потому и беспокоится Гигер-Гигер в полом бревне, потому и завывает — ведь он не может вырваться из тюрьмы и ринуться вперед, чтобы смешать свое ледяное дыхание с ароматным дыханием Ярраги.

Билба — мягкошерстная крыса дюн когда‑то была человеком и жила в одном стойбище со своим товарищем Мейрой — весенним ветром. Мейра был странным товарищем — ведь его нельзя видеть. Он мог разговаривать с Билбой, но, как ни хотел Билба, он не мог увидеть Мейру.

Однажды Билба сказал Мейре:

— Отчего ты не станешь таким же, как я, чтобы я мог тебя видеть?

— Я тебя вижу, — возразил Мейра.

— Да, я это знаю, но я‑то тебя не вижу, а только слышу. Я угадываю, что ты здесь, по тому, как ты ешь пищу, находящуюся перед тобой. Ты ловишь опоссумов, достаешь мед. Хотя я хожу за тобой, следуя за твоим голосом, но никогда не вижу тебя, а мне хочется видеть кого‑нибудь.

— Зато я вижу тебя, и для меня этого достаточно.

— Но я не вижу тебя, а мне очень, очень хочется снова видеть кого‑нибудь. Я пойду и присоединюсь к людям моего рода. Если бы я мог видеть тебя, я не желал бы лучшего товарища.

— Ладно. Я сейчас иду охотиться. Ты пойдешь со мной?

— Нет, я сегодня останусь здесь.

Мейра ушел и до вечера не возвращался. Вдруг вдали послышался такой шум, какого Билба никогда раньше не слышал. Затем он увидел в той стороне, откуда слышался шум, крутящийся столб пыли и листьев. «Что это за ураган? — подумал он. — Я никогда не видел ничего подобного. Пойду‑ка я к дюне позади нашего стойбища, вырою яму и спрячусь, чтобы ураган не унес меня».