— Эми, мне придется пойти к нему, — сказала она. — Похоже, этой ночью будет не до сна.

Эми кивнула.

— Все в порядке, Роуз, дорогая. Возвращайся, когда сможешь. Мы с Беатрис справимся.

Роуз стояла в своей маленькой комнатке на самом верху и смотрела на ребенка, лежащего в корзинке. С минуту она просто разглядывала круглую голову младенца с низко посаженными ушами. Его странные лягушачьи черные глаза, широко посаженные, непонимающе таращились на нее. Рот был широко раскрыт: ребенок заходился в плаче. Она считала его чудовищем, каким-то диковинным животным. Она могла бы задушить его подушкой, и жизнь, словно пламя затушенной свечи, покинула бы его. Временами ей казалось, что ее посетил злой дух и поместил это отродье в ее чрево, но затем она вспоминала, что это был не ее ребенок, она его не рожала, а ее настоящего сына звали Уильям Эдмунд и он был просто чудесным малышом. Кто же подменил его?

Она расстегнула рубашку и, взяв ребенка из корзинки, поднесла его к груди. Требовательно открытым ртом, как клюв у только что вылупившегося птенца, он схватил сосок и принялся жадно сосать. Она вдруг подумала, что должна как-то назвать его. Она не могла называть его Эдмунд или Уильям, потому что это было имя ее собственного ребенка. Может, ей называть его Роберт в память о ее покойном отце. Крещен ли он?

Держа сосущего грудь ребенка на руках, Роуз откинулась на подушку, позволив всем этим мыслям и вопросам блуждать в ее разуме, и задремала. Она почти заснула, когда услышала тихий стук в дверь.

— Это Эми. Миледи попросила, чтобы ты принесла ребенка.

Ребенок тут же принялся орать.

— Зачем, ведь там гости? — вздохнула Роуз. Она была многим обязана графине: мало кто взял бы на работу молодую вдову с ребенком.

Роуз спустилась вниз. Тарелки со стола уже были убраны, и гости тихо переговаривались, потягивая вино. Роуз стояла в дверном проеме, укачивая спеленатого младенца. Он голосил так, что уши закладывало. Гости обернулись к Роуз. Леди Танахилл встала и подошла к ней. Она коснулась ее и подвела к столу. Улыбаясь, она взяла из ее рук ребенка и показала присутствующим.

— Это подкидыш Роуз, — сказал она, не обращая внимания на непрекращающийся плач. — Ее собственный ребенок был украден, когда она была на рынке, а этого ей оставили вместо ее малыша. Судьи и констебль ничего не сделали, чтобы отыскать ее ребенка, Уильяма Эдмунда, но Роуз продолжает заботиться об этом малыше. Так она проявляет истинное благочестие, ибо это дитя одно из созданий Божьих, и ей воздастся за ее труды. — Она улыбнулась Роуз. — Надеюсь, мой вольный пересказ твоей трагической истории тебя не обидел. Нет ничего хуже, чем вот так потерять ребенка. Не каждая женщина согласилась бы взвалить на себя подобную обузу. — Она подняла головку ребенка, чтобы гости смогли рассмотреть его получше. — Как вы видите, этот ребенок не похож на обычных детей.

Гости с интересом и сочувствием рассматривали ребенка. Женщины поднялись со своих мест и сгрудились вокруг, чтобы увидеть его поближе и дотронуться до его лица. Роуз Дауни в изумлении смотрела на происходящее. Она и подумать не могла, что этот ребенок может вызвать такой интерес и сострадание.

— Отец Коттон, — наконец произнесла графиня, — благословите малыша.

Коттон взял ребенка из ее рук. Держа его на одной руке, другой он нежно погладил маленькое личико. Затем он произнес несколько слов на латыни и осенил его лоб крестным знамением. Ребенок прекратил плач. Коттон отдал ребенка Роуз.

— Pax vobiscum,[49] дитя мое, — сказал он ей. — Воистину из всех женщин на тебя ниспослано благословение, ибо ты избрана Им заботиться об этом ребенке, так же как когда-то была избрана Дева Мария.

Роуз промолчала. Она не знала, что ответить. Все ей улыбались, но она чувствовала себя маленькой и ничтожной, особенно рядом с этим человеком, наделенным таким даром. Если бы она не знала, что он — католический священник, то решила, что он колдун, заклинающий детей. Она торопливо сделала реверанс перед графиней, затем вернулась в комнату. Ее встретили Эми и Беатрис, которые стояли у дверей и все видели.

— Как он это сделал? — спросила Беатрис. — Это наверняка какой-то фокус.

— Если честно, то мне показалось, что это колдовство, — сказала Эми, — но если оно позволит тебе выспаться… — Она наклонилась к Роуз и зашептала ей в ухо: — Он останется здесь, его спрячут, только никому не говори, или у нас будут большие неприятности. Я знаю, что ты не разделяешь нашей веры, но ты хороший человек. Если повезет, отец Коттон сможет успокаивать ребенка, когда тебе понадобится отдых.

Роуз было стыдно от тех ужасных мыслей, что вертелись в ее голове. Она знала, что отец Коттон был именно тем человеком, которого разыскивал Ричард Топклифф. Она подумала, что, если она выдаст его, Топклифф поможет ей найти Уильяма Эдмунда и вернет его целым и невредимым. Если ради этого ей придется ублажать его или предать не только Коттона, но и ее благодетельницу и всех домочадцев, она согласится. Любая мать сделает все ради своего дитя.

Ребенок заснул крепким сном, и Роуз поднялась наверх, чтобы положить его в кроватку. Затем взяла свою теплую шерстяную накидку и, закутавшись, неслышно скользнула вниз по черной лестнице. Зубчатые башни Танахилл-Хауз закрывали лунный свет, но ей хватало света от свечей, проникавшего через окна в свинцовых рамах в особняках на Стренде. Роуз быстро пошла сначала на запад от расположенного в нескольких сотнях ярдов перекрестка Чаринг-кросс, затем вниз через Уайтхолл к Вестминстеру.

Топклифф и его персеванты ворвались в дом перед рассветом, когда в комнате на втором этаже Коттон служил мессу для графини, ее ребенка и прислуги. Слуга Джо Флетчер бросился по небольшому каменному лестничному пролету в глубине холла вниз, к входной двери, но ее уже успели выбить стенобитным бревном. Он натолкнулся на стену из сверкающих лезвий, слепящих смоляных факелов, кожаных доспехов с гербом королевы и голов в стальных морионах.[50]

Группу из десяти человек в темном одеянии возглавлял Топклифф, и его грозная тень плясала в свете факелов. Начальник лондонских персевантов Ньюуолл тоже был здесь. Все, кроме Топклиффа, стояли, обнажив мечи, что-то выкрикивали и топали сапогами. От факелов и трубки в зубах Топклиффа поднимался едкий дым.

Топклифф шагнул к Флетчеру так, что их лица оказались в футе друг от друга. Он был на полголовы ниже слуги, но власть, которой Топклифф был наделен, с лихвой компенсировала его низкий рост.

— Где они? — прорычал он, выдохнув клубы дыма. — Сейчас же веди меня к ним, или я прикончу тебя.

Наверху леди Танахилл трясущимися руками прятала священные сосуды. Собрав свое облачение, Коттон бросился к лестнице и через две ступеньки взлетел на третий этаж. Сердце тяжело стучало, когда он, миновав салон, вбежал в башню для хозяйственных нужд и, поднявшись еще на несколько ступенек, спрятался в тесную коморку, где находилась уборная. Видимо, трубы засорились, ибо вонь человеческих экскрементов была просто невыносимой.

Он нащупал потайной крюк, отбросил его и поднял сиденье стульчака, под которым в полу было сделано потайное укрытие. Графиня показала ему это место после ухода гостей. Размеры укрытия позволяли, чтобы в него мог поместиться человек, но не более того. Коттон спустился в укрытие сначала по пояс, затем, опуская сиденье на прежнее место, спрыгнул вниз. В то же мгновение он погрузился во тьму. Он не взял с собой свечи, хотя, будь они у него, он все равно не смог бы ими воспользоваться из-за запаха горящего воска, который мог его выдать. Коттон молился, чтобы графиня — единственная, кто еще знал об этом месте, — не забыла бы вернуть потайной крюк в прежнее положение.

Опасаясь за собственную жизнь, Джо Флетчер попятился от Топклиффа и его персевантов, но ничего не сказал. Неожиданно у подножия лестницы появилась Беатрис. Она была невысокого роста, и было видно, что она еще ребенок.