— Встреча со школьным директором, его помощницей и какой-то женщиной из отдела по работе с детьми.

— Что там делала социальная служба?

— Точно не знаю. Все дело в том, что они не знают, что делать.

— Делать с чем?

— Когда… эээ… погибла Олди… они делали несколько тестов, и заметили несостыковку. Потом они сделали те же тесты с Сонни, и там все было в порядке. Так что они взяли у меня образец крови.

— Я запуталась, и, надеюсь, ты сейчас все прояснишь, — сказала Фрэнки, зачерпывая ложечку своего «Blizzard».

— В общем, они только что сказали мне, что Джина не моя биологическая мать.

— Что? — сказала Фрэнки с переполненным мороженым ртом.

— И Джины там даже не было. Я имею в виду… они сказали, что она уже знает, но она захотела, чтобы мне все рассказали в школе. Она не пришла, чтобы присутствовать при этом. Так что я даже не знаю, осталось ли у меня место, где я могу пожить, и могу ли я забрать свои вещи.

Фрэнки обняла меня, и в этот момент я поняла, что рыдаю.

— Маленькая моя, — сказала она, слегка покачивая меня из стороны в сторону. — Что же ты здесь делаешь? Тебе не стоит работать сегодня.

— Но мне некуда пойти!

Фрэнки крепче обняла меня, произнося успокаивающие слова, как делает большинство матерей. Но такой матери, как Джина, вероятно, было совершенно безразлично все, кроме того, что я не была ее ребенком, а ее настоящая дочь была мертва. Дороги были пусты, и к нам почти не заходили люди. После тренировки к нам за мороженым зашло только два человека, и их обоих обслужила Фрэнки.

— Думаю, он подъедет прямо сюда. Наверняка он до смерти хочет увидеть тебя, — сказала Фрэнки.

Я кусала ноготь большого пальца, смотря на красный Шевроле, припаркованный через дорогу.

— Не думаю. Не после того, как я его проигнорировала.

— Милая, если он не поймет, что ты только что испытала самый большой шок в жизни, то он не заслуживает тебя.

Водительская дверь грузовичка открылась и закрылась, после чего машина быстро поехала к заднему входу «Dairy Queen». Я бросилась в ту сторону, и наткнулась на Уэстона, который уже открывал дверь. Я чуть не упала на него, и он поймал меня, позволяя мне крепко вцепиться в себя. Он начал успокаивающе поглаживать меня, и я снова заплакала.

Фрэнки встала в дверном проеме и посмотрела на меня так, будто я умирала.

— Отвези эту девочку домой, Уэстон.

— У меня… у меня нет дома, — сквозь слезы сказала я.

— Я отвезу тебя к себе домой, — сказал Уэстон. Он поднял меня на руки и понес к пикапу. Фрэнки помогла ему открыть пассажирскую дверцу, после чего Уэстон посадил меня на сидение и закрыл дверь. Я услышала, что Фрэнки и Уэстон о чем-то тихо разговаривают. Поговорив, они обнялись, после чего Уэстон сел на водительское место и крепко сжал мою руку, которую не отпускал даже в доме. Он отвел меня в подвал и внимательно наблюдал за мной, пока я садилась на диван.

— Я схожу наверх и возьму нам еду и напитки, и… ты хочешь есть?

— Честно говоря, не особо.

Уэстон вздохнул и кивнул.

— Нет, так нет, — он нажал на пульт и включил мне фильм, после чего побежал наверх. Я была рада, что он включил телевизор и не оставил меня наедине со своими мыслями.

Меньше чем через две минуты Уэстон вернулся и сел рядом со мной, раскладывая на журнальном столике коробочки и пакеты, которые принес. Затем он открыл фанту, и вручил ее мне.

— Думаю, тебе не нужен кофеин.

Моя рука дрожала, пока я подносила ко рту бутылку и делала глоток, после чего Уэстон взял ее из моих рук и поставил на журнальный столик. Я откинулась на спинку дивана и прислонилась к нему, погружаясь в его объятия.

Уэстон поцеловал меня в висок.

— Скажи, что мне сделать, Эрин. Скажи мне, как заставить тебя чувствовать себя лучше, — прошептал он.

— Только так, — ответила я. — Просто обнимай меня.

В половину шестого над нами загудели гаражные ворота: родители Уэстона приехали. Вскоре над лестницей открылась дверь, и послышались шаги двух пар ног. Уэстон не двигался, и я тоже не стала это делать. Спустившись, Питер и Вероника сели на кресла по бокам от журнального столика.

Питер поставил на колени локти и скрестил руки.

— Мы слышали, — сказал он глубоким и спокойным голосом.

Вероника наклонилась вперед, сочувственно смотря на меня.

— Питер и я поговорили об этом и решили, что хотим предложить тебе юридическую консультацию, когда ты будешь готова. Кроме того, мы говорили с Сэмом и Джулианной Олдерман, и они надеется поговорить с тобой при первой же возможности.

— Когда? — спросила я, продолжая лежать на Уэстоне. Вероятно, я была похожа на невоспитанную ленивицу, но я просто была эмоционально и физически опустошена.

— Она живут прямо за углом от нас, — сказал Питер. — Они ждут тебя дома, ждут прямо сейчас. Чтобы убедиться, что ты в порядке. Но не обязательно говорить с ними сегодня вечером.

Дверь наверху хлопнула и послышались шаги на кухне.

— Вероника? — Послышался женский голос. Ее голос звучал отчаянно.

Питер побежал вверх по лестнице. Послышалась тихая перепалка, а затем несколько человек начали спускаться в комнату Уэстона, где никто не должен был нас беспокоить. Уэстон и я одновременно встали, когда увидели, что к нам спустились Сэм и Джулианна.

Питер тяжело дышал.

— Джулианна, я не думаю, что это хорошая идея, — предупредил он.

Ее глаза были ярко-красного цвета. Она сделала шаг по направлению ко мне, но муж остановил ее.

— Джулианна!

Руки Джулианны поднялись к груди.

— Прости, я знаю, у тебя был сложный день. Просто… у меня он тоже был тяжелый. Даже не день, неделя. И я… — по щеке Джулианны побежала слеза. — Я слышала, тебя никто не поддержал в школе, когда тебе это рассказали, и я… Просто хотела убедиться, что в порядке, вот и все.

Я сделала несколько шагов, пока не оказалась в метре от них, от моих родителей. Они оба смотрели на меня, как на драгоценный камень. Сэм взял Джулиану за плечи, и она чуть подалась вперед. Джулианна вытянула руки, а затем сжала их в кулаки, будто бы борясь с тем, что хотела сделать. Она заговорила, и ее голос дрогнул.

— Я бы… я бы хотела обнять тебя, если все в порядке. Но я не хочу тебя расстраивать.

Все посмотрели на меня, ожидая моего ответа. Я почти незаметно кивнула, и Джулианна притянула меня к груди. Ее тело содрогалось от рыданий.

— Джулианна, дорогая, — умолял Сэм. — Не пугай ее.

Я посмотрела на него через ее плечо.

— Все в порядке. Пусть поплачет.

Губы Сэма задрожали, он протянул руку и нервно дотронулся до моего плеча. По щекам Сэма потекли слезы, и уголки губ приподнялись, пока он смотрел, как его жена рыдает у меня на плече.

Час спустя мы все сидели наверху за столом вокруг недоеденной тарелки с сыром, упаковки крекеров, пустой бутылки вина и почти полной двухлитровой бутылки Фанты. Питер и Вероника рассказывали о своих каникулах и о том, как оказалось, что Питер умеет кататься на лыжах не так хорошо, как думал, а мы смеялись.

Слушать рассказы Сэма и Джулианны и узнавать их получше было так просто. Я не могла перестать смотреть на них. Вероника была права: у меня были глаза Джулианны. И в первый раз я подумала о том, что красива, ведь я всегда считала Джулианну Олдерман прекрасной. Как внутри, так и снаружи. Нижняя половина моего лица досталась мне от Сэма: у меня была такая же тонкая верхняя губа М-образной формы в центре и такая же полная нижняя губа. У меня был такой же подбородок. Я задумалась, считали ли они или кто-либо еще за столом также.

Джулианна протянулась через стол и сжала мои руки.

— Ты, должно быть, считаешь меня ужасной матерью, раз я не подозревала, что что-то не так. Но я сказала им в больнице, когда они принесли мне ребенка, что он не мой. Они ответили, что это гармоны, и что я просто устала. Да и другие молодые мамочки говорили, что эти опасения из-за множества историй о подмене, что мы слышим.