Купряшин вновь был в центре сцены с микрофоном в руках.
Вновь появились фанфаристки и барабанщицы.
Трубные звуки, барабанная дробь…
У Ксении закружилась голова и заложило уши.
– По традиции нашей премии роман-лауреат называет писатель, автор романа, получившего нашу премию в предыдущем году. Мы приглашаем к микрофону славную Галину Сошникову!
Купряшин всмотрелся в зал и помог миниатюрной даме в огромных чёрных очках, мини-юбке и в дамских котурнах подняться на сцену.
Роман Сошниковой «Собачий марш», повествующий о петербургском экологе, влюбившемся в бомжиху, Ксения начала читать в журнальном варианте, но следующий номер журнала «Штандарт», где обещали окончание, на глаза ей не попался, а потом и дела отнесли от сплетения судеб в «Собачьем марше».
– Это сама Сошникова? – переспросила Ксения.
– Она самая, – подтвердил Трешнев. – Что ты имеешь в виду?
– Она ведь главный редактор альманаха «Первый раз». А моя племянница спит и бредит, чтобы в нём напечататься.
– Неужели стихи пишет?!
– К счастью, нет. Пьесы.
– А где учится новоявленная драматургесса?
– Учится она на психологическом факультете. Увлеклась ролевыми играми и незаметно для себя перешла к пьесам.
– Я могу поговорить с членом редколлегии, но прежде мне надо пьесы эти прочитать. Потом обсудим. А пока не отвлекайся – смотри на сцену!
Девушка баскетбольного роста, в кивере и ментике, тем временем поднесла Сошниковой сверкающий поднос с большим белым конвертом.
Лауреатка, переживая, очевидно, свой прошлогодний триумф, неуверенно взяла конверт, повертела в руках, словно рассматривая, что-то спросила у Купряшина, предупредительно державшего микрофон. Тот развёл руками.
– Это Галочка его про ножницы спросила… – предположил Трешнев. – Но таковых нет, и потому придётся ей разодрать пакет своими лилейными пальчиками.
Между тем автор романа «Собачий марш» довольно ловко с помощью длинных своих ногтей отодрала клапан конверта и достала из него плотный лист бумаги.
Подняла свои сверкающие бездной очки на лоб и старательно прочитала:
– Роман «я шестьсот… шестьдесят девять во семьдесят семь рус» Бориса Реброва…
По залу прокатился неясный шум.
Купряшин удивлённо сбросил свои очки и ринулся за кулисы. Внучка устремилась к деду, который не совсем расслышал произнесённое, а может, и совсем не расслышал.
Трешнев присвистнул и удивлённо уставился на Волю.
Воля молча уставился на него.
Между стерлядью и щукой
А на сцену из зала уже поднимался маленький человек с пышной шевелюрой, с оттопыренной нижней губой. Он решительно подошёл к девушке с подносом, взял микрофон, брошенный сюда Купряшиным…
– Добрый вечер, дамы и господа!
Внушительная пауза в полной тишине.
– Простым и гладким может быть только чистый лист бумаги. А наша премия – плоть от плоти живой жизни, и поэтому даже церемония её вручения проходит живо, а не заготовленно. Поскольку тайное уже стало явным, дам небольшие пояснения. Сегодня днём, а вы все знаете, что решающее заседание жюри происходит в день вручения премии, мы… то есть они, жюри, решили отметить специальной премией Министерства полиграфии и средств массовой коммуникации роман нашего дорогого ветерана войны и литературы Бориса Савельевича Реброва. «У книг своя судьба», – говорили древние. Своя судьба и у новой книги Бориса Савельевича, где он в неповторимой художественной форме образно осмысливает хитросплетения нашего сложного и обнадёживающего времени. Роман, конечно же, сразу попал в лонг-лист нашей знаменитой премии, так же легко вошёл и в шорт-лист… Поэтому мы в министерстве, узнав об этом триумфальном шествии романа ветерана, посчитали правильным, невзирая на решение жюри, также отметить эту книгу-событие по своей линии.
В это время Купряшин вернулся из-за кулис с дипломом в рамке и с новым белым конвертом, который возложил на поднос. Знаками велел девушке в кивере отойти в сторону.
Передал с полупоклоном диплом в рамке пышноволосому краснобаю.
– Поверьте, товарищи, я до сих пор не знаю решение жюри и не удивлюсь, если оно будет таким, как мне хотелось бы. Но жюри – сообщество коллегиальное, и, даже если мы услышим ещё одно имя, это будет лишь свидетельствовать о невероятной сложности работы этих достойнейших людей. Но также и о том, что выбор одного лучшего из шести прекрасных – дело, сопряжённое с непомерными эмоциональными и интеллектуальными затратами. – Было заметно, что Денис Димитрóв порывается встать и уйти или делает вид, что хочет уйти, в то время как Горчаковский и Данияра с видимым трудом удерживают его в кресле. – На самом деле правильнее всего было бы объявить, что у нас сегодня шесть победителей, и дружно отправиться к накрытым столам. Но обратной силы статус премии, как и закон, не имеет… Так что пока очаровательнейшая Галина Сошникова будет готовиться к объявлению решения жюри о романе-победителе, я вручу Борису Савельевичу диплом нашего министерства, которое, как известно, было одним из учредителей премии.
– Но называлось по-другому, – тихо сказал Трешнев
Купряшин пошёл к окончательно растерявшемуся Реброву, которому всё это время что-то объясняла Арина, обнял его и передал выморочный диплом, который тот едва не уронил, если бы не та же Арина.
– Неужели это всё, и денег он ему не даст?! – произнёс Трешнев в пространство.
Губошлёп вернулся к микрофону, а девушка в кивере одарила Реброва букетом цветов, также перекочевавшим на колени Старцевой, – и произнёс:
– Завершая свою миссию, должен сообщить, что денежная часть нашей специальной премии будет перечислена на личный счёт Бориса Савельевича.
Он пошёл в зал, а с противоположной стороны сцены за ним, роняя вьетнамки, устремилась внучка. Перехватив чиновника, не добравшегося до своего места, она стала ему что-то с жаром объяснять, показывая на деда, который, в свою очередь, приподнимался в кресле.
– Просит не перечислять деньги на счёт игрока-дедушки, а отдать ей, – предположил Трешнев.
Наконец чиновник прервал неслышный залу монолог внучки, сунув ей свою визитку.
На сцене Сошникова начала расклеивать вновь принесённый конверт.
Купряшин отступил на два шага, но казалось, так и хочет взлететь и нырнуть в расширявшуюся под пальцами Галины щель.
В зале стояла мёртвая тишина.
Как видно, ждали нового сюрприза.
Ксения, во всяком случае, его ждала.
Наконец Сошникова вытащила лист, протянула пустой конверт Купряшину, подняла свои стрекозьи очки на лоб и прочитала:
– Игорь Горчаковский. Роман «Радужная стерлядь».
Зал всё ещё пребывал в тягостном молчании.
Но потом всё же отдал должное новому лауреату.
Купряшин пригласил Горчаковского на середину сцены.
Тот пожал протянутую ему руку Абарбарова, хотел пожать руку Димитрóву, но Денис сидел, засунув ладони за помочи своих шортов. Две кандидатки в лауреаты размеренно хлопали, а Ребров смотрел то на свой диплом, вновь оказавшийся в его руках, то на Купряшина, Сошникову и подходящего к ним Горчаковского.
Маленькая Сошникова вручила Горчаковскому рамку с дипломом и конверт, а Купряшин взял с другого подноса, своевременно доставленного ещё одной красавицей в кивере, лавровый венок и водрузил его на голову Горчаковского.
– Впору! – выкрикнул тот в микрофон.
И, придерживая венок, стал кланяться во все стороны зала.
Девушки одаривали финалистов дипломами и букетами, так что у Реброва их оказалось два. Впрочем, внучка окончательно переместилась к деду, и они с Ариной Старцевой образовали на двух креслах довольно живописную и подвижную троицу…
Зал сопровождал торжественный момент полуленивой овацией.
Надо думать, Василий Николаевич Купряшин обладал абсолютным административно-организационным слухом: начинал говорить не раньше и не позже, чем аплодисменты переплёскивались в угасающие хлопки.
И на этот раз он не промедлил:
