В это время Горчаковский, которому, очевидно, надоело играть в дегустацию, один за другим отправил в рот два куска придуманного им яства, осушил бокал вина и, всё ещё жуя, схватил у Купряшина микрофон.

Хотел что-то сказать, но закашлялся.

Продолжая кашлять, он показал пальцем на блюдо и что-то попытался произнести, но не удалось. Схватил бутылку, налил в бокал и кое-как стал пить.

Купряшин (вероятно, он виртуозно отключал микрофон в нужные мгновения) вновь попытался выяснить, что Горчаковский считает стерлядью, и тот наконец кое-как подавив кашель, проговорил – микрофон был включён:

– Стерлядь – это! – ткнул вилкой не видно зрителям куда.

Зал, окончательно изнемогший от ожидания, взорвался овацией.

Но Купряшин поднял над головой сложенные косым крестом руки и всё смолкло.

Спросил что-то у официанта. Тот пожал плечами.

Горчаковский, окончательно откашлявшийся, взял микрофон и чётко произнёс:

– Первый кусок, который я взял, был стерлядью. Второй – белокровной щукой.

И поклонился.

Взрывная овация – и вновь руки Купряшина, воздетые над головой в форме косого креста.

Тишина.

– Дамы и господа! Неожиданно выяснилось, что даже наш друг, доставивший на сцену стерлядь по-горчаковски, позвольте выразиться так, затрудняется с ответом, где что на блюде лежит. И это, полагаю, лучшая оценка как искусства нашего лауреата, так и его читателей – наших поваров! Через несколько мгновений в этом сможет убедиться каждый: в центре фуршетных столов стоит блюдо с тем же самым двойным кушаньем. Первые пять гостей, угадавших рыб – думаю, разницы они не почувствуют, именно угадавших (главным экспертом, естественно, выступит шеф-повар), получат роман «Радужная стерлядь» в подарочном оформлении и с автографом Игоря Горчаковского. А в завершение нашего праздника всем уходящим вручат замечательный сувенир – звуковую книгу. Главы из романа «Радужная стерлядь» читает народный артист Анатолий Пелепенченко. Он, надеюсь, как и обещал, после спектакля сразу приедет на наш фуршет.

Купряшин дождался аплодисментов и вновь поднёс микрофон к устам:

– Торжественная часть нашей церемонии завершена, а праздник литературы продолжается! Приглашаю всех пройти к столам и поднять бокалы.

Оваций и даже аплодисментов уже не было. Под прощальные звуки фанфар и барабанный бой вновь появившихся красавиц в киверах зрители устремились в пространство фуршета.

Однако Трешнев не торопился.

– Всем хватит, – почти лениво произнёс он. – Ну что, Владимир Фёдорович, не пойти ли помыть руки, как нас учили в детском садике?

– Меня ещё до детского садика этому научили, – степенно ответил Караванов.

– Где встретимся? – спросил Трешнев у Ксении.

«Неужели опять идёт звонить Инессе?!» – мелькнуло в голове, но, понимая, что будет как будет, Ксения приняла решение:

– Я руки уже мыла, так что встретимся внизу. Пока то да сё, попробую угадать рыбу и получить книжку.

– Да, Воля, это будет настоящая фуршетчица! – с восхищением воскликнул Трешнев.

Фуршет был накрыт в просторном фойе, которое, однако, сейчас таковым не казалось. Среди столов с закусками теснились люди – все с тарелками, все вовсю выпивающие и закусывающие.

В первое мгновение Ксения растерялась, но единообразный пример активного поглощения пищи заставил встряхнуться, и она устремилась столам навстречу – вниз по широкой лестнице, пропустившей поток фуршетирующихся и теперь свободной.

Впрочем, и на лестнице шла своя работа.

На площадке между пролётами в пронзительных лучах маленьких прожекторов стоял Горчаковский. Он давал интервью какой-то девице, а поблизости перетаптывались ещё с десяток бойцов масс-медиа с камерами и микрофонами.

Некая дальновидная дама в джинсах и с длинными серьгами, при операторе, прямо на ступеньках допрашивала Купряшина. А перед выходом в пространство еды и питья два рослых парня с микрофонами телеканала «Дождливый день» брали интервью у Данияры Мальмет, охраняемой также двумя парнями, но коренастых, жгуче восточного обличья, в спортивных костюмах.

Ксения несмело подошла к ближайшему столу под белоснежной скатертью, уставленному клумбами тарталеток, канапе и других таких же сложных, но невероятно манящих финтифлюшек, пронзённых разноцветными мушкетёрскими шпажками.

– Закуски, – некто, возникший рядом, привёл её в чувство. – Хватайте за шпажки – и на тарелку! Тут надо глядеть в оба… Наш брат литератор не зазевается!

Когда же она увидела ещё один стол – с крохотными блинчиками всех видов, сортов и начинок, валованами с красной икрой и бутонами ловко свернутых ломтиков сёмги и форели, – ей стало дурновато. И что, всё это смогут съесть? Сейчас? Стоя?

Но назвавшийся братом литератором полагал, однако, иначе.

– Переходите в очередь за горячим. Скромность неуместна. Здесь только так: или ты толкаешь, или тебя. А сюда, – кивнул он на кучки уже освобождённых от деликатесов шпажек, – скоро поднесут свежее. И мы ещё вернёмся за кебабами! Как подчёркивал академик Павлов, полезная еда есть еда с испытываемым наслаждением.

Взгляд Ксении перенёсся на стол с алкоголем. Слабо разбиравшаяся в мужских напитках, она всё же отличила стаканы с виски, многоствольными салютными установками смотревшие в потолок, расписанный сюжетами на темы научно-технической революции. Коньячные бокалы, взаимно согреваясь, прижимались друг к другу пузатыми боками. Квадратами стеклянных сот выстроились стопочки с водкой. Сбоку радужными полосами скромно стояли фужеры с винами, соками и морсами. Ограждающим барьером возвышались бутылочки с минеральной водой.

Когда подходил жаждущий и выхватывал сосуд или сосуды, официанты мгновенно заполняли брешь. Здесь толпёжки не было, только один человек, автор романа «Третья полка» (Ксения запомнила) Антон Абарбаров, методически сливал в фужер водку из стопок. Перетаптывавшийся перед ним с ноги на ногу парень-официант крутил в руках большую бутылку водки «Белое золото», тихо повторяя: «Позвольте, я вам налью, сколько вам надо» – но Абарбаров молча продолжал своё дело под присказку стоявшего рядом, видимо пьяного, небритого человека в мятой ковбойке, также воспроизводившего одну и ту же фразу: «Он, друг, сегодня финалист, ему всё можно».

Взяв тяжёлый фужер с белым вином, Ксения вновь двинулась к столам с закуской. Здесь уже пришлось протискиваться, ибо народ, набрав еды, обычно и оставался у кромки стола на отвоёванном рубеже. Кое-как Ксения ухватила небольшую тарелочку и нагрузила на неё то, до чего дотянулась: маслины, несколько канапе, рулетики сациви, валован… Своей пустотой привлекало большое белое блюдо в центре стола. Надо полагать, здесь и пребывали стерляди и ледяные щуки, расхватанные жаждущими их дегустации и последующего награждения.

Ксения протиснулась на свободу в уверенности, что сейчас появятся Трешнев с Каравановым, а может, и с этим невообразимым президентом Академии фуршетов (фуршет ведь уже вовсю разгорелся!). Но академиков не было, зато поодаль у колонны, прислонившись к ней и опираясь на свою толстую трость, неприкаянно стоял Борис Савельевич Ребров.

Это одиночество среди движущейся толпы вдруг тронуло Ксению настолько, что она почти подбежала к ветерану.

– Борис Савельевич, добрый вечер! – выпалила она. – Я так рада оказаться здесь и увидеть вас, ваше чествование.

Писатель посмотрел на неё усталым, но вполне живым, с поблёскиванием, взглядом и протянул к ней руку:

– Постойте со мной, пожалуйста. Девчата сейчас придут. И Тамара, и Аринушка. За коньяком для меня пошли. А вы кто?

– Я просто ваш читатель. И до сих пор помню ваш военный рассказ «Снегопад перед атакой». Читала его на областном конкурсе школьников-чтецов и заняла первое место.

– Да, это из тех рассказов, которые сделали мне имя. Но я ведь много ещё чего написал…

– Я обязательно прочитаю и ваш новый роман, о котором так тепло говорили сегодня…