— Бес, так как всегда, думаешь не о том. Не надо было собаку подбирать.

— Алекс склонен к демонстративным выходкам. Это логично. Да и не мог мимо пройти. Цейс еду выпрашивал в парке. Его хозяин прежний бездомный бродяга был. Пропал где-то, а пес остался.

Они замолчали, обдумывая разговор в целом. Каждый выполнил свою миссию, теперь оставалось нанести последний удар, не сломаться.

— Мне пора, — друг с тревогой посмотрел на Мозера, тихо добавил: — Хотел с тобой встретиться, перед тем, как закрутится по-настоящему. Паспорт, билеты в Венесуэлу найдешь в камере хранения на железнодорожном вокзале. Код от ячейки в ящике стола у тебя в квартире. Написан простым карандашом на клочке бумаги. Будем надеяться, что увидимся скоро. Не пропади, Бес.

— И ты, Дэн.

Алекс поднялся, крепко пожал протянутую руку. Хлопнул его по плечу, криво ухмыльнулся, показывая, насколько скептически настроен. Он не верил в удачный исход ситуации. Давно уже ничего не случалось в его пользу. Друг молча вышел, не оглядываясь.

Алекс вновь сел в кресло, попытался расслабиться, закрыл глаза.

Мысли завертелись волчком, рисуя безрадостные и пессимистичные перспективы. Он ждал развязки долгие пять лет, но сейчас впервые ощутил себя беспомощным слепым щенком перед системой, властью, политическими играми. Он и ему подобные давно уже шахматные фигуры, расставленные на клетчатой доске. Ими жертвуют опытные гроссмейстеры, ставя врагам шах и мат.

Казалось, что он получил небольшую передышку перед решающим боем. Ничего не предвещало непредвиденных обстоятельств. Они попросту исключены логикой и рациональностью мысли. И вот… Лиза — красивая, желанная, любимая. Наступление произошло по всем законам тактики и стратегии, по всем фронтам: слепой случай атаковал фланги, зашел с тыла, взял форт-пост, держащий оборону.

Столько лет Алекс бежал от себя, пытался выбросить из головы ее глаза, волосы, губы, позволяя лишь изредка касаться их во снах, проносящихся в сознании цветной лентой. Запутался в воспоминаниях, уже не знал, где они реальны, а где — вымысел, приукрашенный горечью разлуки. Он помнил серые глаза, из которых лились слезы, нежные, зовущие губы, дарящие пьянящие поцелуи. Мягкое податливое тело, тихие и томные стоны, уводящие за грань наслаждения.

Лиза из настоящего такая же, ни капли не изменилась. Десять лет назад он дал слово даже издали не смотреть на нее, стать мёртвым, не дразнить и не испытывать на прочность собственную силу воли, чтобы не сходить ума от ревности, когда увидит с ней рядом другого мужчину. Сам ведь хотел для нее нормального существования, безопасного будущего. Лизка собиралась замуж в этом году. С чего бы ждать воскрешения сводного брата, против отношений с которым, казалось бы, восстал весь мир? Его девочка превратилась в красивую, уверенную в себе женщину. Неудивительно, что у нее есть мужчина, который готов стать ее законным мужем.

Алекс ни капли не осуждал Лизу. Однако неприятный осадок царапал сердце, заставляя его дрожать и болезненно сжиматься, застывать и камнем падать вниз, когда воображение рисовало картину: волосы цвета спелой пшеницы золотистой волной разметались по подушке, она стонет, просит еще, а кто-то другой, безликий, резко двигается, входит в нее, доводя до пика удовольствия. Фантазии оказались на редкость подлыми и живучими. Никак не уходили, не отставали, будоражили и возвращали мысли на когда-то привычную орбиту — Лиза. Только она одна. В его объятиях, рядом, принадлежит всецело ему и больше никому

В комнату неспешно вошла Марина. Она мягко ступала босиком по полу, сняв босоножки на огромном каблуке, в которых она выходила на сцену. Алекс по-прежнему сидел в кресле с закрытыми глазами, не задавая вопросов, кто его потревожил. Кроме девушки никто не решался заходить сюда и нарушать его уединение.

Марина давно стала кем-то вроде личной вещи Алекса Мозера в восприятии владельца заведения и других танцовщиц. Он же относился к ней, как к своему другу, человеку, с кем можно просто поговорить о простых вещах, неподходящих для разговоров в той среде, где он вращался последние пять лет. С ней он забывался, лаская ее, представлял рядом Лизу, и казалось, что оно снова становится собой.

— Алекс, что с тобой? Я могу помочь? — прошептала она, садясь на пол у его ног, положив подбородок на колено.

Ее руки медленно поглаживали внутреннюю сторону его бедра, но на красивом лице с хищным профилем и упрямым подбородком эмоции не читались. Глаза закрыты. Дыхание размеренное. Обманчивое спокойствие. Внутри клокочет лава из разнообразных эмоций. Слишком много событий и информации для одного человека, пусть и супер-профессионала своего дела.

— Нет, никто не сможет мне помочь. Встань. Не люблю, когда ты так делаешь. Я не твой хозяин, — спокойно произнес он.

— Я знаю, — серьезно произнесла девушка. — Но мне нравится. Я жду тебя, как верная собака. Ты уходишь, забираешь часть меня с собой, я засыпаю. Ты возвращаешься — я пробуждаюсь, мир наполняется красками. У нас в России давно нет таких мужчин. Из-за мужа я оказалась в чужой стране, без денег к существованию. Попала сюда, научилась не краснеть, раздеваясь. Поняла, что красива, хотя всю жизнь меня разубеждали в обратном. И тут ты… Как вспышка в темноте. Не стал совать мне деньги. Не считал меня доступной, но набивающей себе цену. Просто смотрел, как будто узнал, а мы до этого ни разу не встречались…

Алекс медленно провел пальцем по ее приоткрытым губам, коснулся бледной кожи, продолжил движение вдоль нежной шеи, спустился к вырезу на платье, в ложбинку между двумя холмиками груди без силикона и прочих ухищрений. Марина — настоящая, естественная, чувственная, земная… Не ее работа раздеваться за деньги, блокировать эмоции, двигаться, как робот, запрограммированный на взрыв гормонов у мужчин. Ей нужна семья, дом, дети. Алекс, конечно же, не мог этого дать.

Девушка давно не видела иного выхода, привыкла к работе в стрип-клубе, образу жизни, не хотела меняться и сидеть в уютной съемной квартире, ожидая любовника в гости. Хотела продемонстрировать независимость хотя бы в малом. Алекс и не настаивал. Предложил однажды уйти с работы. Она ответила отказом. Больше тема не озвучивалась.

Они не скрывали свою связь, но и не афишировали нарочито демонстративно. В клубе многие осведомлены, но владелец сразу предупредил Марину, что подобные развлечения допускаются лишь с Мозером. Проституция под запретом. За что едва не схлопотал пощечину, вдобавок получив предупреждение от Алекса. Намеки и шутки тот час стихли, став темой запретной.

Марина закрыла глаза, томно промурлыкала, когда Алекс вновь провел большим пальцем по ее губам, так и не получившим долгожданного поцелуя.

— Иди ко мне, — коротко сказал он.

Девушка не заставила себя долго ждать, ту же секунду оказалась у него на коленях. Уткнулась носом в вырез майки, сжалась в комочек, будто захотела спрятаться в нем. Подобное уже происходило. От чувства дежавю невозможно скрыться. Алекс поцеловал ее в макушку, ощутил тонкий аромат шампуня: свежий, с фруктовой сладостью, но без сливок, клубники, без чего-то родного и по-настоящему желанного.

Марина заглянула ему в глаза. Горько усмехнулась.

— Ты уходишь, — утвердительно произнесла она.

Алекс лишь кивнул, вновь переносясь на десять лет назад: черная БМВ, осенняя ночь, типовой московский двор. Те же слова, те же мысли, только другая девочка. Не эта чужая, так и не ставшая близкой, а любимая, желанная, такая манящая, трепетная. Тогда боль вгрызлась бульдожьей хваткой, ее челюсти не разжимаются до сих пор, отголоски саднят в душе.

В тот миг Роман еще не был уверен в правильности своего поступка. Не мог насытиться нежными прикосновениями теплых пальчиков к своему лицу, слушал тихие стоны, дарил Лизе страстные ласки в надежде, что они запомнятся, и с другим ей не будет настолько хорошо, как с ним.

Сейчас он чувствовал ответственность. Хотел для Марины счастья, вполне искренне. Оставлял ее, твердо веря: всё к лучшему. Без раскаяния. Сжигая за собой мосты окончательно и бесповоротно. Жирная точка в финале этих отношений просилась уже давно, но лишь сейчас Алекс понял, что момент настал.