Ромка уходил, выполнял опасную работу на грани жизни и смерти, но всегда возвращался. Иногда пускал ее в душу, но рассказывал лишь то, что мог. А однажды он сказал, что не вернется. Так нужно. Не стоит ждать. Нужно жить, забыть его и выйти замуж, позаботится о родителях, раз он не смог и предал чаяния отца. Всякий раз, отправляясь в дорогу, сводный брат говорил строчку из любимой песни: «И когда я обернусь на пороге, то скажу одно лишь слово: „Верь!“».

Когда любимый человек жив, хоть и находится в неизвестности, верить можно, ждать нужно. Но что делать, если его нет в живых? Разум твердит одно, а сердце — совсем другое.

Водоворот прошлого унес в свои глубины, заставляя душу выворачиваться наизнанку и скулить побитой собакой. Совсем как десять лет назад.

Лиза сделала пару вдохов-выдохов, резко направилась в сторону газона. Каждый шаг давался с неимоверным трудом; казалось, что вместо легких кроссовок фирмы «Reebok» на ногах железные кандалы, не пускающие вперед, не позволяющие наделать очередных глупостей.

Влипать в истории — ее хобби. Особенно, после того, как осталась одна, но ждала, верила и надеялась на возвращение самого близкого человека на свете. Тогда ошиблась, приняла за Романа другого. Теперь, после восьми лет тяжелых отношений и не менее тяжелого разрыва, Лиза пыталась начать всё с начала, и вот, пожалуйста — любимые грабли! Воображение играет с ней злую шутку, заставляет гоняться за миражами.

— Zеis, com zu mir! — мужчина позвал пса, запропастившегося в окрестных кустах.

— Рома! — по-русски обратилась к нему Лиза, пытаясь унять волнение.

Мужчина не отреагировал, не обернулся. Девушка обратилась к нему громче, придав голосу твердой уверенности. Ей на мгновение показалось, что он вздрогнул, однако так и не взглянул в ее сторону, принялся подзывать пса мелодичным свистом. Тот не заставил себя ждать, правда, показался с другой, неожиданной стороны, помчался к хозяину, сбив зазевавшуюся Лизу с ног. В одну секунду она оказалась на газоне, растянулась на аккуратно подстриженной траве, а рядом с ней приплясывал коричнево-черный пес, пытающийся облизать лицо.

— Цейс, оставь девушку в покое!

Цейс послушался хозяина, отошел и присел в сторонке, склонив на бок голову, продолжая рассматривать людей любопытствующим взглядом. Мужчина опустился рядом с Лизой на колени, протянул ей руку, а девушка пыталась не вглядываться в знакомое до боли лицо, не показывать смятения. Изменился, но не постарел. Приобрел зрелый лоск. По-прежнему в каждом движении сквозила сила, решительность и неповторимая грациозность. В серо-синих глазах эмоции не читались, словно закрытые на замок в глубинах души.

— Извините нас, — идеальный немецкий без признака русского акцента, вежливый голос. Ни капли удивления во взгляде. Неужели обозналась, вновь погналась за иллюзией, спустила с цепи абсурдное желание увидеть любимого?

— Ничего страшного, — ответила Лиза, следя за реакцией собеседника. — Я в порядке.

Она сжала протянутую руку, поднялась с травы. Мужчина замешкался, по-прежнему сжимая ее ладонь, позволяя почувствовать удивительный комфорт, который Лиза испытывала лишь в объятиях сводного брата, будившего в ней неуместные и недопустимые чувства. Она постаралась унять желание вцепиться в руку, потребовать разговаривать с ней по-русски.

— Алекс, — представился он, понимая, что пауза затянулась, и они слишком пристально и внимательно рассматривают друг друга.

— Лиза, — девушка выдернула руку, развеяв магию, возникшую на мгновение между ней и Ромкой.

В том, что то он, у нее теперь не оставалось ни малейшего сомнения. Шрамы его лишь украсили, подчеркнули мужественную красоту волевого лица с хищным профилем и упрямым подбородком.

— Вы отлично говорите по-немецки, но я слышу славянский акцент. Полька?

— Русская.

— Вот как! Простите мою назойливость, Лиза. Надеюсь, мы с Цейсом прощены? — красивые губы растянулись в знакомой кривоватой усмешке.

Сердце дрогнуло, сладко защемило. Лиза вспомнила поцелуй, отдававший полынной горечью разлуки, дорожки слез, стертые этими губами, судорожно сглотнула комок, образовавшийся в горле.

— Конечно, Алекс. Надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию и выпить кофе? — любезная улыбка, светский тон.

— Что скажешь, Цейс? — игриво поинтересовался мужчина у пса, пританцовывающего на месте. Тот довольно гавкнул, подбежал к Лизе, вильнув хвостом. — А вы ему понравились.

Девушка почесала за ухом собаку, перевела взгляд на его владельца.

«Ромка, ну почему?! Это ведь ты, я вижу, знаю, ты! Зачем нужен дурацкий фарс? Где ты был десять лет? Почему спокойная Австрия, а не, предположим, Восток и лагеря боевиков? Если надо считать тебя мертвым ради работы, то это слишком жестоко. Мог бы сказать мне, я ведь никогда тебя не предавала, верила, ждала, делала лишь то, что ты от меня хотел!» — мысли роились назойливыми мухами, вопросы готовы сорваться лавиной.

Лиза мило улыбалась и пыталась завязать беседу, не отпускать от себя Алекса.

«Алекс. Надо привыкнуть, запомнить, не показывать, что узнала».

— Итак, Лиза, вы очень хорошо говорите по-немецки, — продолжил разговор мужчина, когда они направились в сторону небольшого уличного кафе, расположившегося на выходе из городского парка.

— Спасибо. На самом деле, я его никогда не любила, но в школе и университете пришлось учить. Теперь знания мне пригодились.

— Смелая девушка, готовая признаться, что не любит родной язык истинного австрийца. Русские все такие?

— Простите, не хотела обидеть.

Идя по дорожке, Лиза пыталась смотреть на Алекса, ловила привычные жесты, тихо умирала от желания броситься к нему на шею, прижаться всем телом, ощутить биение сильного сердца в груди, вновь задрожать от прикосновений. Запретные чувства, отправленные на задворки сердца, встрепенулись, запросились на свободу.

Между тем, Алекс следил за Цейсом, семенящим сбоку от хозяина. Складывалось ощущение, что мужчину заботит исключительно его пес, а с новой знакомой он общается из шаблонной вежливости, предписанной правилами хорошего тона.

— Лиза, почему вы так странно на меня смотрите?

— Вы мне напомнили одного человека, — проронила она, пытаясь придать интонации максимальную беспечность.

— Он вам дорог? — мужчина задал вопрос, раскуривая сигарету.

— Да, очень. Я его очень любила.

— Любили? В прошедшем времени? Простите, если я задаю неуместные вопросы.

— Нет, всё хорошо. Тем более, я сама начала эту тему. Глядя на вас… Со спины, решила, что вы — это он.

— Я никогда не был в России. Сожалею. Давно не виделись? — будничным тоном поинтересовался Алекс.

— Десять лет. Уже десять лет. Подумать только. И дело не в том, что вы не были в России. Вы напомнили мне сына моего отчима. Можно сказать, брата, — Лиза остановилась, посмотрела на спутника. Он невозмутимо курил, трепал собаку за холку, ждал продолжения случайного откровения.

Не дождавшись, задал вопрос:

— Как его имя?

— Роман. Роман Бессонов.

— Мне оно ничего не говорит. Насколько мне известно, то в моей родословной были лишь немцы и австрийцы, как у Цейса, — пес одобрительно гавкнул, кивнул ушастой башкой в знак согласия. — Но в теорию двойников я верю. Мы так сильно похожи?

— И да, и нет, — Лиза неопределенно пожала плечами. — Роман был моложе, когда… его не стало. У него не было шрама на виске и над бровью. — Девушка смутилась. — Теперь вы простите мою бестактность.

— Да ничего. Это следы бурной молодости и любви к быстрой езде. Автокатастрофа. Длительное время провел в больнице, не захотел делать пластическую операцию. В конце концов, я ведь не фотомодель.

— А чем вы занимаетесь? Я думала, что вы актер, признаться честно.

Алекс рассмеялся приятным грудным смехом, и Лиза вздрогнула, очередной раз, узнав знакомые ленивые нотки в голосе, звучащем на чужом языке совершено иначе, нежели по-русски, но вновь заставлял испытывать необъяснимое томление.