Потом я перевела взгляд на красную лодку, скользившую по воде метрах в тридцати от нас. Барнабас разговаривал с парнем в синей рубашке. Лодка подходила к трамплину, ветер переменился, Сьюзан наклонилась ко мне, но не успела подхватить длинные волосы, и они задели меня по лицу. Черные крылья нас догнали. Вся компания.

— Ты здесь надолго? — спросила Сьюзан.

— Да нет, — честно ответила я. — Считай, через две недели в школу.

— Мне тоже, — кивнула она.

Я беспокойно заерзала на забрызганном водой резиновом коврике на дне лодки. Пусть я и сторонний наблюдатель, но к девушке у руля стоило присмотреться внимательнее. Смертный не должен так шикарно выглядеть. Набраться бы храбрости и поговорить с ней — тогда бы я узнала, человек она или нет. «А если нет, Мэдисон?» — подумала я в еще большем волнении. Вряд ли я смогу сказать что-то Барнабасу. Может, и не стоило рассаживаться по разным лодкам?

— Меня родители сюда отправили, — снова заговорила Сьюзан. — Пришлось бросить работу и все такое, — добавила она, закатив глаза. — Осталась без месячной зарплаты. Я работаю в газете, а папа не захотел, чтобы я все лето пялилась в монитор. До сих пор думают, что мне двенадцать.

Я кивнула и тут же замерла — влажный черный лоскут размером с воздушного змея проскользнул между лодками, как будто мы и не двигались на приличной скорости. Сдержав дрожь, я взглянула на Барнабаса. Он хмурился. Черные крылья резвились и в воде, и над водой, они все приближались, и напряжение сковало меня с головы до ног.

Сьюзан поднялась и, покачиваясь вместе с лодкой, нежилась на ветру. Я снова едва поборола желание коснуться черной, гладкой, словно обкатанной волнами, поверхности камня и прижала руку к животу. Меня начинало мутить, но не от скачков лодки, а от того, что должно было произойти. Если Барнабас опять оплошает, как тогда со мной, кто-то умрет. Со мной это уже случилось — ну, по крайней мере наполовину, — и пробуждение в морге было отнюдь из веселых.

Я перевела взгляд с нашей лыжницы на Барнабаса. Красная моторка осторожно приближалась; мы шли к трамплину. Каштановые волосы Барнабаса развевались на ветру, он стоял, широко расставив ноги для равновесия, и говорил с рулевым — точь-в-точь обычный семнадцатилетний мальчишка, такой же, как тот, кого должен спасти. Словно почувствовав, что я смотрю на него, Барнабас поднял глаза, и наши взгляды встретились. Черное крыло нырнуло между нами в воду. Сын дохлого щенка! Вот это наглость! Значит, время почти пришло.

— Эй! — крикнула Сьюзан, указывая туда, где скрылось черное крыло. — Ты видела? — Глаза ее были широко раскрыты. — Похоже на электрического ската. Не знала, что они в пресной воде живут.

«Уж точно не в этом полушарии», — подумала я, изучая горизонт. Черные крылья были повсюду, они следовали по пятам за лодками, над и под водой.

Сьюзан обеими руками вцепилась в поручни и уставилась в воду по правому борту. Конечно, она не видела и половины того, что там творилось, но что-то почувствовала. Мой воображаемый пульс участился. Чем сильнее я волновалась, тем крепче мой разум хватался за воспоминания о прежней жизни. Что-то вот-вот произойдет, а я не знаю, как быть. А вдруг красотка у руля и есть жница?

Я тревожно прислушивалась к шипению воды. Вот и лыжный трамплин. Девушка одолела его и на вершине дуги издала победный клич. Уже внизу она потеряла равновесие и упала в воду, но грациозно, будто нарочно.

Через несколько секунд Билла на спуске рвануло в сторону: он зацепился за трамплин носком лыжи. Я ахнула, беспомощно глядя, как он переворачивается. Жнецы любят случайности и наносят смертельный удар потерпевшему, чтобы замести следы. Барнабас был прав. Жертва, а значит и жнец, в его лодке.

— Поворачивай! — завопила я. — Билл ударился о трамплин!

Лодка сменила курс, Сьюзан закричала:

— О господи, он в порядке?

С Биллом все будет хорошо, если Барнабас доберется до него первым. Девушка у руля поворачивала лодку, и я взглянула на нее, мысленно призывая поторопиться. Теперь сквозь темные очки были видны ее глаза. Голубые, подумала я поначалу, а потом страх наполнил меня. Пока я смотрела на нее, тихо и удовлетворенно улыбавшуюся, они стали серебряными. Жница. Девушка у руля — темная жница. Барнабас ошибся лодкой. Черт! Знала же, что живые такими красивыми не бывают.

В страхе я опустила глаза — только бы она не поняла, что я знаю. Лодка замедлила ход, я отодвинулась к корме и в полном смятении обхватила себя руками. Наша лыжница поплыла к Биллу, но Барнабас уже нырнул в воду. Он доберется первым. Сьюзан подошла ко мне и стала у борта, Барнабас тем временем обхватил Билла одной рукой и собрался тащить… к нашей лодке, а не к своей. Мне стало еще страшнее. Он не знает, что жница здесь. И волочет Билла прямо ей в руки! Ну зачем я во все это ввязалась? Я ведь даже общаться с Барнабасом на расстоянии не могу!

Лодки сближались, моторы запыхтели тише и наконец совсем заглохли. Все с криками бросились к бортам. Я постаралась привлечь внимание Барнабаса так, чтобы темная жница не поняла, что я догадалась, — и при этом не выпуская ее из поля зрения. Но он не поднял глаз.

Билл был в сознании, но из раны на голове шла кровь. Кашляя, он протянул слабую руку. Я вздрогнула, когда тень черного крыла скользнула по мне и исчезла. Сьюзан рядом со мной тоже вздрогнула — она явно чувствовала, как над нами кружат склизкие черные листки, хотя и не видела их.

— Вытащите его, — прошептала я. Черные крылья мягко скользили под водой, словно акулы. — Вытащите его из воды.

На моей лодке было не намного безопаснее. Я наклонилась, чтобы оказаться между жницей и Биллом, когда его втаскивали на борт. Темная жница наверняка знает, что кто-то захочет ее остановить, или уже решила, что это Барнабас, ведь он же бросился в воду.

— Как ты? — спросила Сьюзан и ойкнула, когда лодки мягко стукнулись друг о друга и рулевой с красной лодки кинул веревку, чтобы связать их. Девушка опустилась на колени в узком пространстве перед задней скамейкой и вытащила из сумки пляжное полотенце. — У тебя кровь течет. Вот, положи на голову, — сказала она, а Билл только безучастно моргал.

Барнабас, не глядя на меня, устроился рядом с ним, а я с колотящимся сердцем осторожно приблизилась к очаровательной смерти в пестром топе и шлепанцах. От нее пахло перьями и чересчур сладкими духами. «Она меня не узнает. Я в безопасности», — убеждала я себя. Но когда Барнабас поднялся и собрался прыгать на другую лодку, самообладание меня покинуло.

— Барнабас! — крикнула я и тут же замерла — скорее почувствовав, а не услышав свист металла в воздухе.

Я резко обернулась. Темная жница стояла, уверенно расставив ноги на узком носу лодки, яркий свет заливал ее — и ее меч. На его рукояти сверкал фиолетовый камень, такой же, как у жницы на шее. Теперь я его видела. Оба камня ярко сияли с глубинной силой. И смотрела жница не на Билла. А на Сьюзан.

— Нет! — крикнула я в ужасе. Клинок вспыхнул на солнце — я, не раздумывая, ринулась к Сьюзан и толкнула ее в плечо, сбивая с ног. Она взвизгнула и упала на корму рядом с Биллом. Колени словно обожгло — я стесала их о резиновый коврик. Я подняла голову — солнце на мече резануло по глазам — и судорожно вздохнула, когда клинок прошел прямо сквозь меня. Ощущение было такое, будто моей души коснулись сухие перья.

Время словно остановилось, хотя ветер по-прежнему дул, а лодки покачивались на волнах. Ребята на другой моторке опомнились от изумления и закричали. Теперь они тоже видели жницу. Она уставилась на меня, растерянность на ее лице сменилась ужасом — жница поняла, что срезала не ту душу.

— Клянусь серафимами… — прошептала она, а гомон на другой лодке становился все громче.

— Черт подери, Мэдисон, — сказал Барнабас, — ты же обещала просто смотреть.

Все еще на коленях перед жницей, я приложила руку к невредимому животу и вспомнила то жуткое ощущение, когда я сидела в перевернувшейся машине на дне оврага, ошеломленная, дрожащая, еще живая. И страх обреченности при виде меча — я была в смятении, а темный жнец злился, потому что я не умерла во время аварии, и пришлось пускать в дело клинок.