Джош посмотрел на меня настороженно. Я бы, наверное, сделала сейчас что угодно, лишь бы ничего ему не объяснять. И только бы защитить его. Это из-за меня он оказался в опасности. Может, я и мертвая, но по-прежнему приходится как-то жить и быть собой, а если я уйду, Джош пострадает. Или даже умрет.

— Я на дне рва, да? — отчаянно выпалила я, взглядом умоляя его выслушать. — В черном кабриолете. В твоем сне.

Джош изумился:

— Откуда ты знаешь?

Я облизнула губы, чувствуя, как жар адским огнем поднимается от дороги. Я не придумала ничего лучше, чем разрушить фальшивое воспоминание, созданное Роном. Но его самого здесь не было, а связаться с ним я не могла. И я сказала:

— Потому что это был не сон.

Машине Джоша было лет двадцать — какие уж тут удобства. Дверцы и окна отрываются вручную, сиденье длинное, кондиционера нет. Правда, стереосистема просто зверь. Джошу пришлось отодвинуть гору дисков, чтобы я сумела устроиться на сиденье. В основном, «тяжеляк» да старые рокеры, которых слушал мой папа. Венди бы наверняка понравилось что потяжелее. Но Джош музыку не включил, и затянувшееся молчание меня напрягало.

Моя хранительница залетела следом в машину и с удовлетворенным звоном устроилась на висящем в кабине колокольчике. Клянусь, я слышала, как она поет, когда Джош повернул ключ зажигания и мы двинулись в город. Колокольчик тихонько покачивался.

Из-под сидения торчала спортивная сумка, а сзади была воткнута дорогущая удочка. Не перестаю удивляться, почему Джош разъезжает на такой развалюхе, ведь его отец не стеснен в средствах.

Вел Джош отлично, и всю дорогу до магазина молчал. Видно, решил подвезти меня из любопытства, но теперь, похоже, ждал, что я заговорю первой. Я толком не знала, что сказать, и просто сидела с ним рядом, а потом подалась вперед, к ветровому стеклу, выглянула на солнце, проверить, здесь ли черные крылья. Только синее небо. Мне стало лучше. Нет черных крыльев — нет и жнецов. Где одни, там и другие.

— Чего ты там высматриваешь? — спросил Джош, и я откинулась назад.

— Ничего.

Старую машину тряхнуло, когда мы проезжали по мосту. Дома уже сменялись офисами — мы добрались до деловой части города. Джош все ждал. Нам осталось всего пять светофоров, я вздохнула и еле слышно спросила:

— Что ты помнишь о бале?

— Что ты была настоящей… — Джош запнулся, и его шея покраснела. — Уф.

— Я была просто дрянь, — хмурясь, закончила я за него. — Извини. Да я просто взбесилась — ты же пригласил меня только из-за того, что мой папа беспокоился: мол, новенькая в городе, никого не знаю. Я была стервой высшего разряда.

— Нет-нет, — возразил Джош, но по голосу я поняла, что он до сих пор на меня злится. Я промолчала, и он добавил: — Ты укатила с каким-то незнакомым парнем, а я рано поехал домой. Вот и все.

Я в сомнении теребила резиновую прошивку на открытом окне.

Движение стало оживленнее, и мы слегка притормозили.

— Я укатила с парнем, которого ты первый раз видел, — тихо заговорила я, — а ты поехал следом, хотел убедиться, что я спокойно доберусь до дома.

Джош передвинул руки на руле, словно я озвучила нечто такое, о чем он никому никогда не говорил.

— Ты здорово поступил, — сказала я. Джош сглотнул, задвигав кадыком. — А я была просто дура. Злилась на весь мир за то, что мама меня сюда сослала. В том, что случилось, только моя вина. — Я глубоко вздохнула, подыскивая слова. — Он съехал с дороги. Машина перевернулась, и мы скатились по склону холма.

Джош остановился на перекрестке, и я что было сил вцепилась в сиденье. Потом приложила руку к груди — неважно себя чувствовала.

— У него был меч, — проговорил Джош, минуя перекресток. — И имею в виду, во сне.

Он словно не верил в то, о чем говорил, и старался защититься от правды.

Я прикрыла ладонью коленку, пряча царапину от лодочного коврика:

— Но я не умерла в той аварии, и он тоже. Он срезал мою душу. Потом я ничего не помню до тех пор, пока не проснулась в морге.

Джош недоверчиво фыркнул.

— Отлично, Мэдисон. Так, значит, ты сейчас мертвая.

Сияние вокруг колокольчика стало ярче, и хранительница выпалила:

— Ох, Господи мой Боже в раю, ты мертвая. С чего это я охраняю мертвеца?

Не обращая на нее внимания, я сжала в кулаке амулет, и хранительница взлетела повыше, чтобы посмотреть на него.

— Ох-х-х, — зашипела она и почти перестала светиться. — Кайрос просто взорвется от ярости. Он знает, что его амулет у тебя? Где ты его взяла? Это Хронос тебе дал? А как он его достал?

Прищурившись, я посмотрела на Джоша сквозь ее сияние. Все пошло не так! Она не должна была знать. Рон будет в бешенстве. Но пока она со мной, а значит, не растрезвонит об этом. Джош тряс головой. Я со злостью вздернула подбородок.

— Ну ладно. Расскажи, что ты помнишь из своего сна.

Джош снова передвинул руки на руле и повернул к деловому центру.

— Там все так неясно, — увильнул он от ответа. — Знаешь, как бывает со снами, когда о них много думаешь.

— И? — настаивала я, и он нахмурился.

— Я позвонил в девять-один-один. Во сне, — добавил Джош, и мышцы у него на шее напряглись. — Они велели не класть трубку, но я бросил. Сбежал вниз, посмотреть, что с тобой. Когда я спустился, ты была уже одна и как будто… уснула. Перестала дышать.

И на самом деле не было ни единой причины снова начинать, мрачно подумала я.

— А потом? — Я не знала, что случилось между моей смертью и моргом. Барнабас не стал бы об, этом говорить.

— Ну… — Джош взволнованно следил за дорогой. — «Скорая» приехала быстрее полиции. Они положили тебя в черный мешок с «молнией». Когда ее застегивали… Никогда не забуду этот звук. — Он опять заерзал, словно был чем-то смущен. — Спасатели молча вытащили тебя из машины. Это их работа, но было видно, что им не по себе.

— Такого я не помню, — прошептала я. Хранительница вернулась на свой колокольчик — свет ее снова померк — и молча слушала.

— Полицейские, — Джош помедлил, сделал вид, что осматривается, но на самом деле просто собирался с духом, — посадили меня на заднее сиденье, отвезли в больницу на осмотр, хотя я и сказал, что даже не ехал в той машине. Там был твой отец. Он плакал.

Чувство вины захлестнуло меня. Рон сказал, что стер все это из папиной памяти… А если нет? Кошмар.

— Он сказал, что я не виноват, — продолжал Джош вполголоса. — Но я же должен был отвезти тебя домой. А потом сон обрывается. Как будто ничего и не было. Я дома, оттираю грязь с парадных туфель, пока отец не наорал. — Я взглянула на него. Он тряс головой, не отводя глаз от дороги. — Странная штука, я ведь помню, как чистил туфли. — Джош посмотрел себе на руки, потом снова на дорогу. — Будто этого никогда не было, а с тобой все в порядке. Ненавижу такие сны.

Как он вообще мог принять это за сон? Но он явно старался понять, откуда же взялась грязь на ботинках, если он не спускался вниз по откосу.

— Я испортила платье, — заговорила я. — До сих пор за него плачу.

Джош мельком взглянул на меня и снова передвинул руки на руле.

— Это был сон. Ты же здесь. Живая.

Я высунула руку в открытое окно и дотронулась до крыши машины.

— Ну здесь-то я здесь.

— Живая, — Джош фыркнул.

Я дотронулась до амулета и сказала:

— Не совсем. — Джош притормозил вслед за серым «корветом» и, усмехнувшись, обернулся ко мне, тогда я поправилась: — Вернее, совсем не живая.

С колокольчика раздался звенящий голосок:

Я пнула ногой — вовсе не в кеде — по колокольчику, и шум вывел Джоша из задумчивости.