Я уставилась в стол, вспоминая подробности той страшной ночи в морге. Я чувствовала, как бьется сердце, как движется воздух в легких — дышала по привычке, — но мое тело лежало в черном пакете на столе и не ощущало ни гладкость целлофана, ни холод гранита. Я словно была отделена от реального мира. Связь между мной и миром разрушилась. И в ужасе я побежала.

Воздух во мне, казалось, истончился, я будто стала бесплотной, почти такой, как и была на самом деле. Ноги сделались ватными. Прикосновение к предметам словно резало прямо по кости. Только когда Барнабас бросился ко мне, я снова почувствовала себя нормально. И лишь тогда поняла, что потеряла. Вселенная не принимала меня без тела, пока амулет Барнабаса не оказался достаточно близко. Ей было не за что уцепиться, чтобы вернуть меня в мир живых.

Может, когда я отделилась от своего тела, время и Вселенная перестали увлекать меня вперед? А может, амулеты — это своего рода точки, от которых время и пространство отталкиваются и ускоряют свой бег и которые удерживают разум и душу в связи с настоящим? И если мне удастся разорвать эту связь…

Я беспокойно заерзала на жестком сиденье. Кажется, я на верном пути. Закрыв глаза, я попробовала представить себя как отдельную личность, нитями прошлого связанную с настоящим. Я слышала шум вокруг: Джош потягивал содовую, звонил телефон, — и после бесплодных месяцев тренировок наконец что-то произошло.

С внезапным волнением я осознала, что вижу линию своей жизни. Напряженно вглядываясь в нее, я увидела свой путь из вероятности в настоящее, изумилась тому, как моя жизнь переплеталась с жизнями других людей. А дальше — уродливый клубок на месте моей смерти, словно время или пространство затянулись в узел, чтобы не случилось разрыва, когда душа будет отсечена от них… Словно там, где я исчезла, воспоминания других людей переплетались с темнотой, придавая ей прежнюю форму, с призраком настоящего, который внезапно возник, когда я завладела амулетом Кайроса. Но теперь время находило мою душу и увлекало ее вперед не с помощью моего тела, а через амулет, который я стащила. Цвет — или звук — изменился. До момента моей смерти линия была темно-синяя, но потом внезапно становилась лиловой очень темного оттенка, на грани с ультрафиолетом. Как у Накиты.

Моя аура, сообразила я. Мне тут же захотелось все бросить и попробовать связаться с Барнабасом, но я вновь сосредоточилась. И вздрогнула, увидев, как от моей души тянутся нити мыслей в будущее — наверное, мысль быстрее времени. Я ясно видела фиолетовые нити, которые простирались от меня в будущее и тянули меня вперед вместе со всей Вселенной. И именно мой амулет давал времени точку опоры для дальнейшего движения, он окрасил линии после моей смерти — он привел все это в действие.

А если разорвать часть нитей, тянущихся от амулета к настоящему, я стану невидимкой? Как тогда, когда убежала от Барнабаса в морге? Словно я и не ношу камень, хотя он по-прежнему у меня на шее?

Я вздрогнула в предвкушении и немного расслабилась — хотела убедиться, что все так же сижу рядом с Джошем и ничего пока не происходит. Должно сработать. У нас совсем мало времени. Я не стану уничтожать все нити — только несколько — и ни в коем случае не те, что тянутся в будущее. Только те, что связывают меня со здесь-и-сейчас.

Глубоко вздохнув — хотя мне это и не было нужно, — и выдохнув, я оборвала нить, которая привязывала меня к настоящему. Она лопнула, как шелковая паутинка, и в голове у меня раздалось тихое гудение. Приободренная, я размахнулась посильнее и вновь провела воображаемой рукой между собой и настоящим. То же гудение будто эхом отдалось во всем теле. Словно перед моим внутренним взором пробегали звуковые волны, проникали сквозь меня и замирали, наталкиваясь на стену кабинки.

— Мэдисон… — прошептал Джош, я открыла глаза и уставилась на стол. Пальцы покалывало. — Получилось. — В голосе его звучал благоговейный страх.

Я выдохнула, как будто вынырнула из глубины. Рывком подняла голову и посмотрела на Джоша. Я снова слышала скейтбордистов с улицы — звук опять стал реальным, и невидимые волны исчезли. Сердце колотилось, перед глазами все плыло, словно я была живая. Джош глядел на меня во все свои голубые глаза.

— Получилось! — повторил он и подался вперед. — Ты теперь вернулась, но я только что видел стул за тобой. — Он огляделся — не заметил ли кто. — Такая странная штука. Давай еще разок!

Мне стало легко-легко, и я откинулась на жесткую спинку сиденья.

— Хорошо. Попробую.

Взвинченная до предела, я положила ладони на стол и всей своей волей потребовала, чтобы это случилось вновь. Я смотрела в небо сквозь окно. Перед глазами помутилось, и я погрузилась в свои мысли. Я чувствовала присутствие камня повсюду в своем недавнем прошлом, он словно сплетал сеть, связывал каждое мгновение с предыдущим. Теперь было легче, я мысленно коснулась фиолетовой нити и заставила ее съежиться и исчезнуть. Звуки сделались приглушенными, мне стало нехорошо — так случалось, когда я становилась бесплотной. Биение сердца хотя оно и было лишь воспоминанием, утихло.

— Черт возьми, Мэдисон! — воскликнул Джош, глотая слова. — Ты исчезла! — Он заколебался: — Ты… здесь? Поверить не могу!

Сосредоточившись, я оборвала разом довольно много нитей от будущего к настоящему, проверив, достаточно ли тех, что будут подгонять меня вперед.

— Я здесь. — Я чувствовала, как движутся губы. Слова доносились словно издалека. Я перевела взгляд на Джоша, теперь это казалось проще. Он удивленно озирался, но в основном смотрел на спинку сиденья позади меня.

— Вот и славно, — он откинулся назад. — Я тебя еле слышу. Прямо мурашки по коже. Как будто ты шепчешь в телефон, вроде того.

По едва слышному гудению у самого уха я догадалась, что Грейс покинула свой колокольчик. Я повернулась на яркий свет, бешено носившийся по кабинке, и разинула рот от удивления.

— Я тебя вижу, — прошептала я. — Господи, ты такая красивая!

Она была совсем крошечная, хотя из-за своего сияния казалась размером с софтбольный мячик. Смуглая, с тонкими, ясно очерченными чертами лица. Золотое мерцание размывало ее силуэт. Было непонятно, дымка или нечто осязаемое. Туманные очертания крыльев и были мерцанием, которое я видела прежде.

Крошечная хранительница тут же остановилась, вслушиваясь в мой голос. Она удивленно замигала, и глаза ее сверкали, как солнце.

— Я потеряла твою песню, Мэдисон, — сказала она. — Я больше не слышу твоей души. Перестань! Я тебя не вижу.

Сработало! Я была в восторге. Если мой ангел-хранитель меня не видит, ни жнец, ни хранитель времени тоже не смогут.

— Я невидимая. — Я по-прежнему удивленно смотрела на Грейс.

— Уж это я вижу, — огрызнулась она, взволнованно покачиваясь в воздухе. — А теперь прекрати. Я еле-еле слышу песнь твоей души. Не могу же я защищать того, кого не вижу.

Я повела рукой — она светилась белым по краю, примерно так же, как кончики черных крыльев. Любопытства ради я попробовала взять свой стакан. Холод напитка пробрал до костей, и я вздрогнула. А еще я, кажется, не могла сжать пальцы, чтобы схватить стакан. Как же я тогда сижу на стуле, не проваливаясь? Я подвинула плетеную соломенную салфетку на столе. Наверное, я материальна настолько, что могу воздействовать на мир, но очень слабо. Гулять при шквальном ветре, пожалуй, не стоит. Может, так Барнабас и летает.

— Мэдисон, ты еще здесь? — прошептал Джош.

— Да. — Я восстановила несколько нитей, пока будущее превращалось в настоящее.

Хранительница вздохнула с облегчением, а Джош тут же поймал мой взгляд.

— Черт возьми! — прошептал он. — Я вроде как тебя вижу. Уф, Мэдисон, это так странно. Можно тебя потрогать?

— Я бы не стала, — сказала Грейс, паря над столом, но я лишь пожала плечами. Джош протянул руку и прикоснулся к моему запястью. Мы оба вздрогнули и одновременно отдернули руки. Пальцы Джоша, казалось, жгли огнем.

— Холодно. — Он спрятал ладонь под столом.